Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - Герберт Фейс

Премьер-министр и государственный секретарь, продолжал Гарриман, полагают, что в Румынии Россия на основании условий перемирия в любом случае имеет полную свободу действий. Они пытались убедить Молотова предоставить британским и американским членам Контрольной комиссии в Болгарии больше власти, чем в Румынии, и равное с советскими членами положение после окончания военных действий в этих странах. В отношении Югославии они сформулировали свою позицию так: советское правительство вместе с британским и американским правительствами принимает участие в урегулировании всех югославских разногласий. Что касается Греции, они стремились добиться у Советского Союза обещания держаться в стороне и склонить греческих коммунистов играть конструктивную роль в национальном правительстве. Ситуацию в Польше сочли совершенно иной, нуждающейся в особом разрешении с участием всех трех стран.

Стоит твердо помнить, что американское правительство в это время прилагало подобные же усилия к тому, чтобы заручиться поддержкой Советского Союза в деле урегулирования отношений между китайским национальным правительством и китайскими коммунистами. Сталин и Черчилль, похоже, хотели, чтобы американское правительство взяло на себя направляющую роль в развитии политической эволюции в этой стране; и американское правительство взяло это на себя. Точно так же стало понятно, что Британия будет играть главенствующую роль в решении вопросов Юго-Восточной Азии.

Ответ президента на несколько отчетов из Москвы о разделении сфер влияния на Балканах был сдержанным и уклончивым. Получив 11 октября первый отчет Гарримана, он сделал единственное замечание: «В настоящее время мой активный интерес на Балканах заключается в том, чтобы предпринять все возможные шаги для того, чтобы застраховаться от вступления Балкан в международную войну в будущем». На следующий день, 12 октября, в знак признания совместного обращения, посланного Сталиным и Черчиллем два дня назад, он им ответил: «Я был очень рад узнать, что вы оба договариваетесь об общей точке зрения в отношении международных политических дел, в которых мы все заинтересованы ввиду наших нынешних и будущих общих усилий, направленных к предотвращению международных войн». Хотя этот ответ мог быть написан до того, как президент получил отчет Гарримана, основанный на рассказе Идена (посланный из Москвы накануне), он, по всей вероятности, увидел его раньше, чем он был направлен совещающимся главам государств.

Короче, совершенно очевидно, Рузвельт согласился с Черчиллем, что некоторая договоренность, вроде той, о которой было доложено, желательна, если не обязательна. Но он по-прежнему сдерживал официальный интерес к положению в Восточной и Центральной Европе, кроме тех ситуаций, которые могли повлиять на настроение в Соединенных Штатах. Он твердо решил по окончании выборов многое сказать об урегулировании положения на Тихом океане. Но полагая, что удачное решение многих европейских проблем найти почти невозможно, он хотел, по возможности, остаться в стороне от них, кроме тех, что касались Германии.

Сотрудники Государственного департамента все больше осознавали необходимость бдительности в отношении политической ситуации, развивающейся в странах Восточной и Центральной Европы. Они сосредоточились на разногласиях между Россией и Британией и рассматривали деятельность обоих государств как попытку каждого получить выгоду за счет другого, а следовательно, неблагоприятную для будущего мира. Это привело к тому, что департамент проявил критическую сдержанность и следовал стратегии «откладывания». Он пытался остановить продвижение войск, гражданские войны, попытки дипломатов беспрестанно проталкивать точку зрения, что послевоенным урегулированием в Европе должен править принцип, а не соседство, политические связи или сила.

Черчилль и Сталин продолжали делить сферы влияния, предполагая, что Вашингтон им больше не помеха. В Греции, договорились они, британцам позволяется вести дела без вмешательства Советского Союза. По Югославии они договорились, что обратятся к Тито и Шубашичу, убеждая их встретиться и совместно решить их проблемы. Они сообщили, что собираются попытаться способствовать заключению соглашения между королевским югославским правительством и движением национального освобождения и что они признают неотъемлемое право югославского народа самому определять будущее устройство своего государства. Что же касается Болгарии, они дополнили условия перемирия. Молотов не удовлетворил просьбу Идена, чтобы американским и английским членам предоставили больше голосов в Контрольной комиссии при решении вопросов по этой стране, но согласился, что после окончания войны с Германией положение следует изменить.

О том, как поступить с Венгрией, спор шел более ожесточенный. Американцы и британцы полагали, что это западная страна, не имеющая каких-либо исторических связей с Россией или славянскими странами. Однако она приняла участие в нападении на советский народ, находившийся в критическом положении, и оказала существенную помощь немцам. Как уже было сказано, предварительные условия перемирия, совместно сформулированные тремя правительствами, были посланы регенту Хорти как раз перед тем, как Черчилль приехал в Москву. Красная армия пересекла границу и 10 октября дошла до Дебрецена. Режим Хорти быстро принял предложенные предварительные условия, и 13 октября Молотов поспешил выдвинуть перед британцами и американцами предложения Советского Союза на более длительный период. Сталин на бумаге согласился, что в Венгрии британцы должны иметь равную долю с русскими. Но из нынешних предложений советского правительства стало ясно, что договориться с ним будет трудно. Оно попросило почти такого же контроля, как в Румынии, где России было даровано самое большое влияние, и разрешения советскому главнокомандующему безраздельно властвовать в Венгрии. А также оно попросило репараций, которые, пусть и не столь несправедливая плата за страдания и нанесенный ущерб советскому народу, все же были слишком тяжелы для такой маленькой и измотанной страны. Советские власти желали уменьшить военный и промышленный потенциал Венгрии, и их ничуть не волновало, что это может вызвать страдания народа и общественные беспорядки. Вероятно, они склонялись к мысли, что экономические бедствия ослабят консервативные элементы, правящие в Венгрии, и ускорят появление групп, которые будут искать поддержку в Москве. Американское правительство проявило активность и заявило протест. Молотов проявлял упрямство, но согласился почти вполовину уменьшить запрашиваемую сумму.

Этот спор об условиях перемирия в Венгрии оказался преждевременным. События снова нарушили ход переговоров. Венгерское правительство запаздывало с принятием предварительных условий. Советское правительство призывало его принять их в течение двадцати четырех часов и, более того, тотчас же порвать отношения с немцами, вступить в борьбу с ними и вывести все венгерские войска из Румынии, Югославии и Чехословакии. Немецкий ультиматум оказался сильнее требований русских. 15 октября радио Будапешта сообщило, что регент попросил о перемирии. Отряды СС попытались захватить радиостанцию, чтобы помешать этому, но им было оказано сопротивление во время трансляции. На следующее утро немецкие отряды под командованием Скорцени, спасителя Муссолини, напали на Бург, регент сдался и отрекся от власти. На смену ему пришло марионеточное правительство. Огромные силы Красной армии начали наступление с юга. Немецкие дивизии сосредоточились в западной части страны. Часть венгерской армии продолжала сражаться на стороне немцев, в то время как другая часть перешла на сторону русских и присоединилась к борьбе против немцев. Дискуссии и решения основных союзников о том, как организовать перемирие в Венгрии, зависели от хода великой кампании, еще продолжающейся в этой стране.

Польша не была в числе стран, в которых Черчилль и Сталин разделили свои сферы влияния. Но из всех спорных вопросов, заставивших Черчилля приехать в Москву, этот, вероятно, был наиболее непреодолимым. Еще во время переговоров с Миколайчиком в Лондоне у премьер-министра возникло предчувствие, что с течением времени дела в Польше будут идти все хуже и что шансов на урегулирование, которое позволило бы появиться по-настоящему независимому польскому государству, будет становиться все меньше. Идеи же был твердо уверен, что именно это и произойдет. Он полагал, что главное – безотлагательно реконструировать польское правительство в Лондоне и добиться договоренности с люблинской группой.

Прежде всего Черчилль и Сталин договорились тотчас же пригласить Миколайчика и двух его ближайших помощников в Москву. Черчилль спешно отправил Миколайчику послание, в котором говорилось, что он и его друзья приглашаются в Москву на беседу с советским правительством, им самим и люблинским комитетом. Он сказал, что отказ будет рассматриваться как решительное отклонение его приглашения и освободит британское правительство от дальнейшей ответственности перед польским правительством в Лондоне. О своих действиях он также уведомил Рузвельта.