Черчилль. Рузвельт. Сталин. Война, которую они вели, и мир, которого они добились - Герберт Фейс

Эти меры предосторожности, как и следовало ожидать, весьма позабавили Сталина. Он ответил Рузвельту: «Ваше послание от 5 октября несколько озадачило меня. Я полагал, что г-н Черчилль едет в Москву по уговору с вами в Квебеке. Оказалось, однако, что это мое предположение как будто бы не соответствует действительности. Мне неизвестно, с какими вопросами едут в Москву г-н Черчилль и г-н Идеи. Мне об этом ничего не сообщали до сих пор ни тот ни другой. Г-н Черчилль выразил желание в своем послании на мое имя приехать в Москву, если не будет возражений с моей стороны. Я, конечно, ответил согласием». Такое же послание, как Сталину. президент послал и Черчиллю. В отношении присутствия Гарримана он писал: «Пока, естественно, Аверелл не будет уполномочен принимать какие-либо обязательства от имени Соединенных Штатов. Я не могу позволить кому-нибудь связывать меня обязательствами заранее. Он будет держать меня полностью в курсе, а как только встреча закончится, вернется в Штаты и проинформирует меня».

Президент объяснил идею привлечения Гарримана. Он сказал. что считает эту встречу Сталина и Черчилля предварительной перед полновесной встречей всех троих. Он посоветовал послу иметь в виду, что его и Хэлла напрямую касаются все вопросы, которые будут обсуждать Сталин и Черчилль, и потому важно, чтобы после этой встречи они имели полную свободу действий.

В послании от 5 октября Черчилль ответил, что будет только рад присутствию Гарримана на основных совещаниях, но уверен, что Рузвельт не будет возражать против частных, с глазу на глаз, переговоров между ним и Сталиным или между Молотовым и Иденом. По прибытии в Москву, 9 октября, Черчилль уведомил об этом Гарримана. Он также очертил перед ним круг вероятных тем и свою позицию, в том числе поделился идеей попытаться выработать какие-нибудь соглашения относительно сфер влияния на Балканах. Передавая эту информацию президенту, Гарриман спросил, не хочет ли тот, чтобы он попытался принять участие в личных переговорах между Сталиным и Черчиллем. Президент ответил отрицательно, сказав, что он должен присутствовать только на тех встречах, на которые его пригласят, и только в качестве слушателя или докладчика.

Как будет видно из повествования, Гарриман был рядом с Черчиллем и Сталиным при всех их беседах, кроме некоторых личных бесед во время досуга. Черчилль с Иденом полностью и быстро информировали его, интересовались его мнением и передали ему и генералу Дину, как этого пожелало американское правительство, ведущую роль в обсуждении планов участия Советского Союза в военных действиях на Тихом океане. Однако личное отсутствие Рузвельта было той изоляцией, к которой стремился президент до окончания войны. Он хотел избежать обсуждения запутанных европейских вопросов, которые, по его мнению, не имели идеального решения.

Обмен военными сведениями во время московского визита был искренним и обширным. Русские черпали уверенность в том, что они узнавали об американо-британских планах, а на британцев и американцев произвели благоприятное впечатление планы советского правительства. Каждый принимал программу другого без критики, страха и чувства соперничества.

Британские, советские и американские военные (генерал Брюс от Британии, генерал Антонов от СССР и генерал Дин от Соединенных Штатов) рассмотрели состояние театра военных действий в Европе на 14 октября, а Черчилль и Сталин время от времени комментировали ситуацию. Собранные вместе, их толкования давали исчерпывающую картину нынешней ситуации и намечали перспективы на будущее. Американские и британские участники встречи обрисовали ситуацию следующим образом:

1. Для победы на Западном фронте необходимо сохранить весь действующий состав войск, но скорость их наступления зависит от потока поставок и всесторонней поддержки.

В планы союзников входило дойти до Рейна, затем форсировать переправы к северу и югу от Рура и окружить его. Затем основное направление удара должно быть направлено на Берлин. Одновременно: а) сделать рывок на Северном фронте в направлении на Франкфурт и повернуть на север в направлении на Лейпциг; б) американская и французская армии, пришедшие из Марселя, пройдут по Белфортскому ущелью, форсируют Рейн и двинутся на восток. Черчилль заметил, что успех операции зависит от русских войск, задача которых – не дать немцам перебросить войска на запад. Сталин пообещал, что русские выполнят свою задачу.

2. Александер в результате прорыва, осуществленного поздним летом, перешел Готическую линию на побережье Адриатического моря. 5-я армия Кларка рвалась перейти Апеннинский хребет в центре. Пока Черчилль пребывал в Москве, бои были в самом разгаре и союзные командующие в Италии надеялись прогнать немцев за реку По и выставить их хотя бы из Северо-Западной Италии. Но нужно заметить, что битва в центре Италии достигла кульминации несколько дней спустя (между 20 и 24 октября), а затем, по словам Александера, «благодаря проливным дождям, штормовым ветрам и истощению 5-й армии немецкая линия обороны закрепилась».

3. Был намечен возможный план высадки британского десанта на полуостров Истрия и последующего перехода через Юго-Западную Югославию, через Альпы и дальше на Вену, где он соединится с советскими войсками, наступающими с востока.

Черчилль и Сталин обговорили это в ходе долгого дружеского обеда 11 октября. В Тегеране Сталин чуть не высмеял подобную операцию как бесполезную: слишком далеко от сердца Германии! Теперь он неожиданно похвалил ее. Советский маршал начал расхваливать тактику окружения, которую так успешно применила Красная армия в Сталинграде и которая была применена в Венгрии и под Варшавой. Он подробно проанализировал идею прямого нападения на линии немецкой обороны вдоль Рейна и в Италии, которая может обойтись намного дороже, чем это необходимо. Сталин поинтересовался: не лучше ли было попытаться окружить эти позиции? Существующую линию в Италии, заметил он, могут обеспечить пятнадцать из двадцати пяти дивизий союзных войск в этой стране, а остальные десять могут через Истрию обойти немцев с фланга и помочь Красной армии продвигаться через Венгрию в Австрию.

Затем, во время официальной военной дискуссии 14 октября, Сталин и генерал Антонов повторили предложение. В соответствии с соглашением, заключенным Сталиным с Тито, русские войска в Югославии не продвинутся дальше Белграда; они предоставят войскам Тито очистить от немцев остальную часть страны. Сталин сказал, что он будет рад видеть, как британцы продвинутся к северу от Истрии, перейдут через горы и присоединятся к советским войскам, которые. он надеялся, пройдут на запад от Венгрии к окрестностям Вены.

Поневоле теряешься в догадках, почему именно в это время и впервые Сталин одобрил такую стратегию. Только ли потому, что он хотел тем самым создать угрозу немецким линиям на юге с фланга и с тыла, чтобы быть уверенным, что они не смогут перебросить войска к его Центральному фронту в Венгрии, где немцы уступали милю за милей? Или он показывал свое искреннее намерение подчиняться хартии «сфер влияния», которую они с Черчиллем наметили несколько ночей назад, кто знает? Или он пытался вовлечь британцев в конфликт с Тито, который, он знал, противился высадке их десанта в Югославии?

Хотя предложение Сталина по совместным операциям на юге очень привлекало Черчилля и его советников, они чувствовали, что вынуждены воздержаться от немедленных шагов к его выполнению. Брук заявил, что десантная операция на полуострове Истрия готовится, но она не может быть осуществлена, пока не будет очищена от немцев Италия и не переправлена техника с юга Франции. Обстоятельства. влияющие на успех осуществления этого плана, складывались неблагоприятно. Президент и Объединенный комитет начальников штабов все время отклоняли просьбы Черчилля перебросить две-три дивизии из Франции в Италию на том основании, что будет неразумно ослаблять силы во Франции, чтобы истощить эти дивизии во время зимней кампании в Италии. Попытки союзников очистить Шельду и открыть порт Антверпен затягивались. В то время как Черчилль, Сталин и их военные советники с энтузиазмом обсуждали возможность высадки десанта на полуостров Истрия, Тито критиковал действия британцев по занятию какого-либо порта Адриатического моря, даже при скромной помощи его партизан. В послании генералу Уилсону он написал, что югославский народ обеспокоен присутствием британских сил и подозрительно относится к их намерениям. Изменение поведения Тито, возможно, объясняется недовольством второстепенной ролью, отведенной югославским силам в планах союзников, касающихся Истрии, Австрии и Венгрии, изложенной в меморандуме. переданном Тито начальником штаба генерала Уилсона.

Скажем заранее, что оптимистические планы, которые генерал Уилсон представил на рассмотрение Объединенного комитета, приводили к выводу, что до февраля 1945 года высадка войск ни на далматинское побережье, ни на полуостров Истрия невозможны. Глубоко разочарованный Черчилль тем не менее рассудил, что любого преимущества, достигнутого с помощью столь поздно начавшейся операции, будет недостаточно для оправдания ослабления кампании в Италии, которое для этого потребуется. В декабре проект был окончательно отвергнут.