Хогвартс. Альтернативная история. - Amargo

Я раскрыл книгу. С первой страницы на меня смотрело тонко вырисованное существо, чем-то напоминающее гибрид паука и осьминога. Книга была написана по-латыни, однако слово Patronus я разобрал.

— Это один из основных трудов, посвященных патронусам обоих разновидностей, а также теням, — говорил Флитвик, пока я страницу за страницей рассматривал изображения светлых патронусов, всегда выглядевших как обычные или магические животные, патронусов-теней, характерными чертами физического сложения которых были длинные, гибкие конечности и внешнее сходство с насекомыми, и собственно теней, не имевших фиксированной формы и изображаемых как угловатые глыбы мрака. Рост людей на иллюстрациях обычно не достигал и середины этих глыб; кое-где нарисованных волшебников хватали длинные вытягивающиеся из теней щупальца.

— Неужели тени действительно являются отражениями наших эмоций? — спросил я, не в состоянии представить, что в каждом из нас скрыта подобная смертоносная сила.

— Не эмоций, — ответил Флитвик. — Точнее, не только эмоций. А еще точнее, наши эмоции — очень сложная штука, которая не существует в отрыве от окружающего мира… Вряд ли у меня получится ответить так, чтобы вы целиком разобрались в этой проблеме: подобные темы изучают только в рамках университетских курсов физики чар. Но если вы решите посвятить себя работе в этой области знания — что я бы только приветствовал, при ваших-то способностях, — то узнаете все, касающееся энергетики патронусов. А пока просто запомните, что у обоих видов патронусов и у теней разная структура, и поддерживаются они магическими полями разной частоты, мощности и величины.

Я во все глаза смотрел на Флитвика — ни о чем подобном мне раньше не доводилось ни слышать, ни читать! Физика чар! Профессор заметил мой интерес и с улыбкой кивнул:

— Вижу, вижу блеск в глазах! Давайте-ка мы так договоримся: к концу ноября закончим, наконец, "Артефакты", а потом почитаем одну книжицу… Думаю, кое-что из нее вы уже в состоянии понять, хотя легкой жизни не обещаю.

Трудности меня не пугали — наоборот. Перспектива обрести знания не из дремучего прошлого, а с передних рубежей науки привела меня в восторг, и я начал ждать конца ноября не только потому, что приближалось мое совершеннолетие, и я получал законное право аппарировать и колдовать где угодно, но и потому, что передо мной, возможно, открывались вероятные перспективы будущей карьеры — кто знает, вдруг Флитвик прав, и физика чар так увлечет меня, что, окончив Хогвартс, я действительно решу связать с ней свою жизнь?

Глава 48

Этим летом мы с Добби решили на время прервать наши уроки. Последние месяцы пятого курса ни я, ни эльф не представляли, чем еще можно на них заниматься, кроме дистанционного управления предметами, развития понимания телесных магических потоков и овладения их координацией, а также изучения сказок и легенд, на которых вырастали эльфийские и человеческие дети.

Однако в наступившем учебном году Добби превзошел самого себя. Через несколько недель после начала занятий он встретил меня на кухне, когда я по своему обыкновению зашел туда за мясом для питонов, и с заговорщической улыбкой на лице запрыгал вокруг, в восторге приговаривая:

— Добби придумал, чему он будет учить Линга! Это очень, очень сложно! Линг должен быть доволен!

Я обрадовался, поскольку, несмотря на относительно четкое представление об эльфийской магии, которое сложилось у меня благодаря нашим урокам и нескольким книгам из библиотеки, нельзя было сказать, что я сильно в ней преуспел.

Придя к нему в первое воскресенье октября и усевшись на старый ковер, наколдованный мной еще на четвертом курсе, я спросил:

— Ну и чем же ты хочешь меня осчастливить?

Добби вытаращил большие блестящие глаза и полушепотом произнес:

— Аппорты!

Ну конечно! Замечательная эльфийская способность к аппарированию предметов! Добби щелкнул пальцами, и у него в руках оказалась большая столовая ложка из кухонного шкафа. Он протянул ее мне и сказал:

— Добби молодец?

— Добби — гений! — воскликнул я. — Это же какие перспективы!

Впрочем, слишком обольщаться не стоило. Аппорты даже с волшебными палочками представляли собой непростую задачу — легче было наколдовать новый предмет, нежели материализовать перед собой уже существующий: слишком много факторов следовало учитывать, и не последними из них были расстояние и возможная магическая защита, существовавшая вокруг предмета или в нем самом. Покопавшись в соответствующей литературе, я узнал, что в этой области до сих пор существует ряд нерешенных проблем — например, является ли полученный путем аппорта предмет тем же самым, что пропадает с места его изначального положения, или его точной копией, которую волшебник создает путем заклинания, одновременно с этим уничтожая оригинал в удаленном месте? Поскольку физические характеристики предметов были найдены идентичными, некоторые предложили считать проблему не стоящей напряжения умственных сил: не все ли равно, перенос это или сотворение идеальной копии, если результат в обоих случаях одинаковый? Я не стал вдаваться в теоретические подробности, решив просто овладеть эльфийским методом или хотя бы приблизиться к его овладению, поскольку способность переместить к себе вещь, не используя палочку, а полагаясь лишь на собственный запас магической силы, представлялась мне крайне полезной.

Во второй половине октября состоялся наш первый поход в Хогсмид. Я хотел заглянуть к Аберфорту, хотя предполагал, что нелюдимый и мрачный брат директора будет не слишком рад моему визиту. Снейп без особого энтузиазма подписал мне разрешение, и после того, как мы с Добби битый час разбирались в перенаправлении потоков телесной магической энергии при аппорте, я оделся потеплее и направился к выходу из замка, где угрюмый Филч обследовал Детектором лжи всех желающих покинуть школу ради прогулки под шквалистым ледяным ветром до хогсмидовских магазинов и кафе.

Едва я встал за спиной кучки семикурсников-гриффиндорцев, откуда ни возьмись на меня набросился Нотт.

— Ты где болтался! — возмущенно воскликнул он, хватая меня за рукав. Семикурсники обернулись и с неудовольствием посмотрели на нас.

— Не понял? — удивился я. — Мы разве договаривались?

Тут рядом с нами очутились Пирс, Полина и Луна, и я сразу догадался, что у них на уме.

— Вот, значит, как, — сказал я. — Решили устроить сюрприз!

— Это не сюрприз, — ответила Полина. — Тебя еще летом предупреждали.

С начала учебного года ни она, ни все остальные больше не просили показать им патронуса. Я уже начал было думать, что предъявленное мной условие остановило Полину, однако надеяться на это, конечно же, не следовало.

Решив на время отложить обсуждение деталей, поскольку гриффиндорцы то и дело оборачивались и недружелюбно косились на Нотта, мы отстояли короткую очередь, предъявили Филчу наши разрешения и, укрывшись капюшонами, вышли под холодный проливной дождь. Пирс попытался наколдовать нечто вроде магического полога, который накрыл бы нас пятерых, однако ливень и ветер были такой силы, что мерцающее покрывало смяло и унесло, будто обыкновенную тряпку. Выйдя за ворота, мы встали под ближайшим деревом, начиная дрожать от пронизывающего холода.

— Ты был прав! — громко заявила Полина, глядя на меня из-под большого капюшона темно-серой мантии. — Твоя идея просто отличная.

— Какая еще идея? — удивился я.

— С патронусами! — Полина попыталась перекричать шум дождя и ветра. — Зная их, мы точно сможем узнать и друг друга!

— На случай, если кому-нибудь придет в голову принять оборотное зелье и выдать себя за одного из нас, — добавил Пирс.

— Ах вот оно что… — Наконец, я понял, о чем шла речь, и признал, что мысль эта вполне здравая и своевременная. — Только это не моя идея. Я просто хотел, чтобы ты перестала на меня давить.

Полина усмехнулась:

— А ты, оказывается, чувствительный?.. Никогда бы не подумала.

Я только пожал плечами, не желая объяснять очевидные вещи.

— У меня нет патронуса, — вдруг сказал Нотт. Мы посмотрели на него, в первые секунды не представляя, что на это можно сказать.

— Ну, значит посмотришь наши, — ответил, наконец, Пирс.

— Может, у тебя тоже паронус-тень, как у Линга? — спросила Луна, которая не меньше других выражала в своих летних письмах желание увидеть такую экзотику. Нотт отрицательно покачал головой.

— Я и так, и так пробовал — ничего. Одни белые молнии.

— Это не такая простая магия, — попыталась ободрить его Луна. — Далеко не у всех получается с первого раза.

— Дело не в магии, дело в источнике, — ответил Нотт.

Никому не требовалось объяснять, что он имеет в виду. Вряд ли сейчас, когда его отец сидел в Азкабане, а по всей стране авроры охотились на Пожирателей, у Нотта было достаточно сил, чтобы сконцентрироваться на положительных воспоминаниях и вызвать полноценного патронуса. Нельзя было сказать, что в Хогвартсе дети приверженцев Волдеморта испытывали на себе какие-то явные негативные последствия подобной охоты — по крайней мере, преподаватели относились к ним так же, как и ко всем остальным, — но ученики знали их по именам, а потому шепот за спиной, враждебные взгляды и даже резкие фразы были вполне распространенным явлением, особенно на фоне продолжающихся исчезновений и смертей волшебников.