Дорогой интриг - Юлия Цыпленкова

она служит нам, а значит, опять мы виновны. Ему понадобился бы кто-то другой… Герцогиня… А что, вполне себе возможность избавиться от этой кости к его глотке. Но напрямую ее обвинять глупо, значит, кого-то из доверенных лиц. А дружен с вами Гард, однако вряд ли бы Ришем снова стал использовать его. Впрочем, уже неважно, – отмахнулся граф. – Теперь нам остались только домыслы, а потому не будем забивать себе голову. Доказательств ныне нет. Возвращайтесь к трапезе, Шанни.

После завтрака, когда его сиятельство выводил меня за дверь, я ощутила волнение. Что скажет мне Его Величество? Что выдумал герцог, чтобы извратить свой грех? Как уже показывал опыт, он мастер переиначивать очевидное, выворачивая правду наизнанку. Что если и сейчас сказал что-то такое, после чего я превращусь из жертвы в преступницу, а Ришем вновь отряхнет руки? В первый раз его простили в благодарность за то, что не позволил имени принцессы оказаться заляпанным заслуженной грязью, а какие выводы сделает король после этой ночи?

– Выше подбородок, дитя мое, – улыбнулся мне граф. – Что бы нас ни ожидало, мы не станем предаваться унынию и сгибаться перед обстоятельствами и негодяями. Поднимите голову и улыбайтесь, вы – Доло, в конце концов.

Я посмотрела на дядюшку и улыбнулась ему искренней и теплой улыбкой. Его уверенность была лучшей поддержкой. Но более всего меня вдохновило, что он ставит мою честь превыше всяческих благ и готов покинуть возобновившуюся службу и сам дворец, но не поступиться моим добрым именем.

– Ваш род с вами, Шанриз, – сказал граф, глядя мне в глаза, будто услышал мои мысли.

– Я люблю вас, дядюшка, – поддавшись чувству, ответила я, на миг прижавшись к нему.

Его сиятельство, кажется, смутился. Но после хмыкнул:

– Лиса.

– Это правда! – возмутилась я.

– И тем приятней ваше признание, Шанни, – он улыбнулся. – Вы тоже стали мне по-настоящему близки и дороги. Жаль, что я так мало уделял вам внимания раньше.

Теперь смутилась я, но потерлась щекой о плечо графа, и на этом минута сентиментальности миновала. Дальше мы шли в молчании. На входе в королевское крыло нас не задержали ни гвардейцы, ни кто-либо еще. И в кабинет государя, где он ожидал нас, дверь открыли тотчас же. Дядюшка пропустил меня вперед, вошел следом, и дверь за нами закрылась.

Его Величество в кабинете был один. В душе я надеялась, что увижу и магистра, но он отсутствовал. Впрочем, рядом был дядюшка, и я чувствовала его незримую поддержку. Граф склонил голову, приветствуя монарха, я присела в реверансе, и король поманил нас, позволив приблизиться. Сам он сидел за столом, заложив за голову руки. Сюртук его висел на спинке кресла, жилет Его Величество расстегнул, рукава белоснежной рубашки оказались закатаны. Вообще и сама поза, и внешний вид говорили, что государь устал.

– Доброго дня, Ваше Величество, – произнес дядюшка.

– Доброго дня, государь, – эхом повторила я.

Король скосил на нас глаза, после вздохнул и сел ровно. Его взгляд остановился на мне.

– Вы очаровательны, Шанриз, – сказал государь. – Магистр кудесник, верно? Ни опухших глаз, ни апатии, владевшей вами ночью. Да, вы определенно очаровательны.

Я ответила недоумением, не понимая до конца, делают ли мне комплимент или упрекают, впрочем, ответила:

– Благодарю, Ваше Величество, вы добры ко мне.

– Это верно, – ответил он и больше велел, чем пригласил: – Присаживайтесь.

Вновь склонив голову, его сиятельство отодвинул стул, помогая мне сесть, после устроился рядом, и мы посмотрели на короля. Лицо графа стало вдруг сосредоточенным, и я ощутила тревогу. Его Величество и вправду был сух с нами и мрачноват.

– Вы должны знать, – заговорил государь, ни к кому конкретно не обращаясь, – допрос герцога состоялся. Ночью его так и не смогли найти, но после рассвета его светлость сам явился в свои покои и был крайне изумлен моим желанием срочно его видеть.

Теперь был понятен усталый вид, король не ложился спать с того момента, как мы подняли его с постели… ну, или вырвали из объятий графини. От последней мысли я передернула плечами, но быстро справилась с неприязнью и брезгливостью. Его Величество заметил мой жест и вопросительно изломил бровь.

– Не могу слышать о его… – я на мгновение запнулась, мне и вправду было противно слышать о герцоге, – об этом человеке. Но… позволено ли будет мне сказать, Ваше Величество?

– Говорите, ваша милость, – кивнул король.

– Прежде чем мы будем говорить о той пакости, которой я подверглась ночью, мне бы хотелось помянуть нечто приятное, – я смущенно улыбнулась. – Благодарю за цветы, государь, я и вправду почувствовала себя лучше, увидев их, и улыбнулась, когда прочла записку.

– Рад, что угодил, – он едва заметно улыбнулся в ответ, а после продолжил: – Так вот, герцог уверяет, что провел ночь с некой женщиной. Пришел к ней еще до полуночи, а покинул ее как раз перед тем, как вернулся к себе. Его светлость клянется, что не покидал свою… эм, возлюбленную. – Я широко распахнула глаза и открыла рот, собираясь воскликнуть, что это ложь! Однако дядюшка сжал мне руку, а монарх ответил предупреждающим взглядом, и я промолчала, хоть и не переставала хмуриться с этой минуты: – Не сразу, но герцог назвал ее имя, вам оно тоже хорошо известно, Шанриз. Графиня Дамхет, – я вновь округлила глаза, и Его Величество кивнул: – Да, ваша милость, анд-фрейлина моей тетушки. Он был по соседству с вами, графиня пустила его светлость с черной лестницы, чтобы никто не увидел ее греха. Вряд ли графу Дамхету понравилось бы, узнай он о шалостях супруги.

– Наши комнаты расположены по одной стороне…

– Да, ваша милость, именно так, – прохладно прервал меня государь. – Ее сиятельство хоть и смущалась, но, услышав о том, что его светлость обвиняют в преступлении, совершенном ночью, жарко заверила, что он не покидал ее спальни. Заверила, что Ришем не позволил ей закрыть глаза, уж простите, Шанриз, за такие подробности. А посему, кроме вас, его светлость никто не видел, зато у герцога есть свидетель непричастности к нападению на вас.

– Но я говорю правду! – воскликнула я, вдруг ощутив, как защипало глаза от бессильной злости и обиды. – Он был в моей спальне и сотворил всё то, о чем я говорила!

– Шанриз, – резко произнес глава моего рода, – закройте рот и не открывайте его, пока вам не позволят сделать это.

Я порывисто обернулась к нему, ответила возмущенным взглядом, но не встретила ни ободряющей улыбки, ни понимания, только увидела плотно сжатые губы и брови, сурово сведенные к переносице. Испытав теперь еще и муку из-за приказа молчать, я закусила