Собрание сочинений. Дополнительный том. Лукреция Флориани. Мон-Ревеш - Жорж Санд

не меньше трех часов. Придется вам испить до дна чашу опасной неосторожности, которую вы сами наполнили. Заявляю вам, что тут нет моей вины. Если об этом узнают, я буду драться за вас на дуэли, но поклянусь своей честью вашему отцу, что понятия не имею, почему вы поставили меня в это приятное положение.

С этими словами Тьерре пошел запереть двери гостиной.

— Что вы делаете? — спросила оторопевшая Эвелина.

— Я не хочу, чтобы те слуги, которые не посвящены в ваши секреты, застали вас здесь. Если же ваши родители хватятся вас и явятся сюда, я хочу иметь возможность объясниться с ними, прежде чем подвергнуть вас их справедливому гневу.

Эвелина побледнела — она серьезно испугалась.

— Нет, нет! — воскликнула она. — Вы должны меня спрятать.

— Ни в коем случае. Я выйду им навстречу, и вы покажетесь им на глаза только под моим покровительством, в качестве моей невесты.

— В самом деле? Неужели последствия моей проделки будут так серьезны? — сказала Эвелина, краснея наполовину от удовольствия, наполовину от смущения. — Теперь я понимаю, почему вы так испугались!

И она бросила на Тьерре робкий и пламенный взгляд чуть не отнявший у него все хладнокровие, которым он вооружился.

— Боюсь, что так, — сказал он, избегая этого опасного взгляда. — Конечно, заботясь о своем добром имени, я не колеблясь поступлю именно так, чтобы не прослыть соблазнителем молодой девушки, отказавшимся восстановить ее репутацию. Но, давши вам свое имя, я возненавижу ваше богатство, а может быть, и вас, за то, что вы заставили меня принять его вопреки моей воле, не оставив мне выбора между моей склонностью к свободе и постыдной ролью всеобще го посмешища или соблазнителя.

Эта речь поразила Эвелину и сломила ее непокорный дух. Она опять упала в кресло и залилась слезами, восклицая:

— Ах, вы никогда меня не любили, а теперь я внушаю вам только ненависть!

Тьерре был побежден. Любовь вернулась в его сердце. Человек недостаточно силен, чтобы перенести такое испытание.

XIX

— Ну хорошо! — сказал Тьерре, приближаясь к Эвелине, но не касаясь даже ее одежды. — Скажите откровенно: почему вы явились сюда? Неужели вы все еще такое дитя, следовало бы сказать — все еще так безрассудны, что готовы рисковать репутацией, стыдливостью, может быть — даже честью, только ради того, чтобы разыграть эту сцену с привидением? В старых замках молодые девушки иногда позволяют себе разыгрывать подобные шутки, но только с ближайшими друзьями своей семьи, и при этом они находятся у себя дома.

— Почему вы говорите, что я рискую честью? — гордо спросила Эвелина, почувствовав, что, несмотря на суровость слов, взволнованный голос Тьерре заметно смягчился.

— У вас есть привычка отвечать на вопрос вопросом, я это знаю. Но позвольте мне ответить на ваш вопрос после того, как вы ответите на мой.

— Ах, господи! — сказала Эвелина. — Я совершила безрассудство, потому что безрассудна, вот и весь секрет! Но мое безрассудство не было заранее обдумано, как вы предполагаете. Все произошло случайно и без всяких предварительных размышлений. Этот костюм я сшила не для вас. Он у меня уже три месяца, я ношу его в манеже и в пюи-вердонском парке; эта фантазия пришла мне в голову, когда я приехала сюда после смерти канониссы, тогда еще и речи не было ни о вас, ни о господине де Сож. Мой отец, который хотел купить морванское имение, пожелал осмотреть все, в том числе и замок, куда мы изредка приезжали навестить старую даму. Мы поднялись в башню; Манетта подробно рассказала нам легенду; нам захотелось увидеть портрет, костюм мне понравился, я его зарисовала и немедленно заказала портному. А потом вы несколько раз заговаривали с нами об этой легенде; вы говорили даже, что господин де Сож увидел привидение и потому умчался отсюда как безумный. Я часто спрашивала вас, что бы вы сделали, если бы Дама в маске явилась вам среди ночи: вы уверяли, что смертельно хотите ее увидеть, хотя и признались, что испугаетесь. И вот мне пришла в голову мысль испытать вашу храбрость; мне даже захотелось поделиться этой мыслью с сестрами или с Амедеем. Но я опасалась их холодной рассудительности. Кроме того, нам сказали, что вы больны, а я меньше всего хотела вас убить! Но сегодня Крез сообщил мне, что у вас не было никакого вывиха (я-то об этом, конечно, догадывалась!), что вы совсем было собрались приехать завтра, но внезапно передумали. Увидев, что вы решили взбесить меня, я задумала отплатить вам тем же. Вчера вечером мне было скучно. Мачехи не было, Каролины и Амедея тоже. Отец погрузился в свою работу; Натали определенно скрывает какую-то тайну: она запирается в комнате, укладывает свои вещи, приводит в порядок бумаги — словом, ведет себя так, будто собирается потихоньку от меня выйти замуж. Меня охватило непреодолимое желание развлечься какой-нибудь беспримерной шалостью. За десять минут я устроила свой выезд с Крезом, и в полночь, когда все храпело под унылым кровом Пюи-Вердона… Но остальное вы знаете. Всего этого более чем достаточно, чтобы объяснить ребячество, из которого вы непременно хотите раздуть драматическое происшествие. А теперь, когда я вам ответила, отвечайте вы! Откуда вы взяли, что я рискую честью, явившись к вам? Разве у вас у самого нет чести? Разве вы не умный человек, не художник, который смеется над обычаями и предрассудками, уважает их только для вида и воспринимает мнимые странности такой натуры, как моя, целомудренно и поэтично? Разве своим приходом я не дала вам, в сущности, великого доказательства уважения, доверия и даже дружбы? Но если я ошиблась, осмелившись явиться сюда, чтобы посмеяться с вами, как с братом (как иногда я хохочу во все горло в павильоне у Амедея), неужели это дает вам право оскорблять меня, говоря, что я дешево ценю свою честь? Тогда вы педант, у вас холодное воображение, вы скучны, вы стары! И сейчас вы мне скажете, что я слишком мало вас знаю, чтобы держаться с вами так доверчиво и просто. Что ж! Тем хуже для вас, если вы не можете стать молодым, чистосердечным и веселым, как брат, на те два или три часа, которые мы могли бы провести наедине, в необычных условиях, не рискуя подвергнуться осуждению злых людей и дураков, потому что они ничего не узнают.

Эвелина выложила Тьерре все это без запинки, очень кокетливо, очень наивно и с той смесью гордости, искренности и нежности, которая не преминула оказать на Тьерре обычное действие.