Русская Фантастика 2006. Фантастические повести и рассказы - Евгений Прошкин

Мне всегда было интересно, что думают люди, когда их срубает аннулятором, поэтому я заглядываю в их глаза, после того как. Трудак с долбаком на голове смотрел в потолок нашего нижнего слоя умиротворенно, как и положено четэ, знающему, что его сухой остаток, то есть тело, пойдет на благо Глобальной Системы Заводов (ГСЗ), а в конечном счете на обеспечение жизненного процесса (ОЖП). И это есть счастье для четэ. Счастье четэ в том, чтобы быть полезным. А живой он или мертвый — какая разница?

Я перевернул тоненькое тело КСРки. В ее глазах застыло разочарование. И обида. Мне дико понравилась эта мордашка — пухлые губки, ресницы длинные. Обида была к лицу КСР, добавляла трогательности. И маленькие сисечки под маечкой, купленной у фарцов, тоже прибавляли трогательности. Такие беззащитные сисечки. Изумительные. Казалось, что КСР сбежала с детского комбината. «Я всегда хотел иметь такое же тело, — подумал я и озадачился. — А может быть… хотела!»

Конечно в «Кодексе честного труженика» написано, когда и кому надо говорить о себе в женском роде, но есть тонкие моменты… Вот, например, я хорошо понимаю, что когда мы с Прошкецом кувыркаемся, то, конечно, я буду говорить «хотела», «пошла», «съела» и т. п., а вот когда я просто завидую телу КСР женского рода, то я завидую как кто? А с другой стороны, в «Кодексе» четко записано, что сексуальный работник, независимо от его биологического рода, должен говорить о себе в женском роде, потому как исторически сложилось так, что раньше бабы позволяли с собой подурить в обмен на то, чтобы мужики им денег дали или шмотья какого. Но это было давно и неправда. Сейчас этим зарабатывают и те и другие, хотя уже ни тех, ни других не осталось. А есть только честные трудаки и коммерческие сексуальные работницы и работники. Вот так и говорят: «Работник пошла, работница получила…» Трудно мне все это понять. Трудно. Ну так я и работаю дворником, а те, кто все это понимает, работают, как Севка, секретарями или на заводе роботов собирают.

Я вздохнул, последний раз окидывая парочку взглядом.

Они лежали так, будто сигнал аннулятора застал их в объятиях. Конечно, в долбиле, да еще с такой хорошенькой КСР, не то что сирены не услышишь — разлом реактора можно прохлебать. Дураки! Что за экстремальный секс — на улице целоваться? Трудно, что ли, во двор зайти? Или в обитали устроиться? Чего проще. Там и душик есть, и кроватка. Вроде не гэпы на вид.

Я сходил в подсобку за санпленкой.

Вернулся.

Вовремя вернулся. К моим подопечным как раз подбирались бомжи-сиамы, один уже протянул грязную шестерню к блестящему долбилу, второй примеривался — не отыметь ли напоследок коммерческую сексуальную работницу.

— Отвали, — лениво посоветовал я уродам и для убеждения показал «аларм-браслет» на запястье. — Долбило — моя добыча.

Сиамы, хихикая, отвалили на трех общих ногах. Я вздохнул. Ленивые они такие, потому что знают: ночью опять мусора навалят, и они свое возьмут. Меня, конечно, оштрафуют, если менты увидят, что сиамы трупы потрошат, но я надеюсь, что это случится не на моем участке.

Сиамы углубились в кабельный люк.

«Вот менты! — подумал я беззлобно, не то завидуя, не то досадуя. — За «коричневое» честного трудака живо распотрошат, а эти скачут на своих трех. Где бабло-то берут? Они хоть и уроды, но жрать-то им тоже надо. Ладно, шмотье они с трупаков снимают. А жрань-то? Жрань-то где они берут?»

Наверняка близняшки стучат в мусарню, у кого есть «коричневое», а менты им сухим пайком, ну и безопасность опять же. Наверняка там, в люке, дыра в нижний уровень, где «коричневое» варят. Там, наверное, варят. Черт! Осенило меня. Сиамы же и приносят его! Куда проще! И приносят, и стучат сами на тех, кто бабло зажимает или как-нибудь не так себя ведет.

«Логично, но нереально, — подумал я. — Нельзя думать такие мысли. Будет плохо».

Я направил очко браслета на зрачок парня, а потом на зрачок КСР, чтобы считать коды пребывания для передачи в глобальную Сеть. Браслет пискнул, сообщая об успешном завершении операции, и я принялся упаковывать парочку в зеленые коконы из санпленки.

— Ну вот, в пух тебя разнеси! — сказал я удовлетворенно, складывая коконы на поддон санитарного ската. Пластиковая мембрана разошлась, и бывшие честные трудаки покатились вниз, в невидимое чрево города. Я понятия не имею, на что пойдут их ненужные теперь шмотки, внутренности и все такое. Ясно одно: сделал дело — дыши смело. Так что теперь осталось только включить уборочный душ, и я свободен. Город сам внесет трупач-ные коды в список выбывших, номера обиталей переместятся из адресного стола в лист свободной жилплощади, корреспондентам и контактерам уйдет известие о том, что данные персоны покинули реал.

Набрав на браслете код санитарного душа, я понаблюдал, как тугие струи, вырывающиеся из керамических распылителей, сносят мусор, пыль и кровь, вытекшую из разбитой головы аннулированного перца. Через пару минут, когда воняющая фтором вода сделала все, что смогла, я отковырял от стеклонового покрытия кусок жвачки и спустил ее в санскат, потом еще раз окинул подшефную территорию требовательным взором и направился к обитали.

Едва я открыл дверь в подъезд, завоняло. И бессильная злоба шарахнула меня по голове. «Нет, все-таки прав Прошкец. Что-то у меня с головой. Нормальный ЧТ никогда не будет злобиться на калек. Они ж и так обижены. А насчет «коричневого» — так это я сам придумал, никто ведь не видел, как они им торгуют».

Но я злюсь.

Сиамы ненавидят меня за то, что я не даю им глумиться над трупаками. Это они нагадили. Нет никаих сомнений. Иногда я гружусь на то, что в моей норе нет окон — только голографический проектор, встроенный в стену, но, когда вспоминаю про эту трехногую сволочь, меня радует это обстоятельство. Не хватало еще, чтобы они мне на стекла нассали или написали бы какую-нибудь непристойщину.

Я включил фонарик на браслете и осветил лестницу. Странно — ступени были чисты. А откуда же воняет? Холодный пот окатил меня с ног до головы — неужели сиамы насрали на лестнице заводских? Вот мне прилетит, если трудаки унюхают, когда вернутся со смены!

Я быстро рванул по ступенькам наверх. Слава Матрице, там ничего не было.

Тогда я включил вентилятор, полагая, что гнусные твари скорее всего подпустили газа из какого-то подлого баллона. Или просто целый день здесь просидели. От них и без баллона воняет так, что…

Успокоенный, я вернулся к спуску в дворницкую и в нетерпении достал из-за пазухи долбило. Аппарат был классный — легкий, серебристый, с изумительными маленькими слушаками — наверняка покойничек выменял у какой-нибудь КСР на изрядную дозу «коричневого».