Русская Фантастика 2006. Фантастические повести и рассказы - Евгений Прошкин

Подняв в воздух пыль и пустые упаковки от пищевых таблеток, воздушная волна унеслась дальше, и сирена, отражаясь от чугунного потолка перекрытия, провыла отбой.

Я поднял голову, не особенно спеша занять вертикальное положение, чего не скажешь об остальных прохожих. Они ругались и торопились возобновить прерванную на несколько минут жизнь.

Прикинутая по местным меркам КСР менвизмен процедила сквозь стиснутые зубы какое-то модное верхнее ругательство, поправила прическу и остановилась у бордюра в ожидании такси. Я оценил ее взглядом с ног до головы и подумал, что если бы она была нормальным парнем, то я бы с ней не отказался. Красивые мужественные губы, фигура неплохая. Севка ей уступает процентов на двести. Эта наверняка у лифтов по ночам стоит. Иначе откуда такой прикид? Или «коричневым» торгует? Да нет, слишком беззаботный вид. У маронов всегда глаза бегают, если они не под кайфом.

Иногда я завидую КСР, но потом понимаю, что если бы я делал секс не тогда, когда мне хочется, а когда скажут, мне бы это не понравилось. Поэтому соглашаюсь быть нищим дворником. Дворники нужны.

Дедок, который валялся рядом со мной, выругался теперь во весь голос и, прихрамывая, поковылял дальше к Ельцинской площади. Старикан, видать, еще помнит времена, когда «мусорники» не ездили, а менты просто парили трудаков на документы. Фимоза, тоже пролетная КСРка (хотя и шлюха, но неплохая, довольно интересная личность, со своими приколами), насмотревшись древних фильмов, говорила, что документы показать — не такая была запара, как под лазерный уровень плюхаться кверху очком, и шансов побегать от ментов было побольше, но я — против того, чтобы бегать. Наше государство Москва — единственное на Земле царство справедливости и гуманности, потому что второе государство — Вашингтон — есть, разумеется, империя зла и несправедливости. Поэтому я лично от ментов не бегаю. И чего от ментов бегать нормальному честному трудаку? Да, я немного виноват, потому что двигаюсь «красным», ну а кто не двигается? Его ж в магазине продают. Одна пастилка в день не возбраняется. Я, правда, сжираю и по три, и по четыре, ну уж… Я свою меру знаю.

Есть у меня один бесспорный грех: я трогаю себя иногда руками. Трогаю там, где строго-настрого запрещено трогать. Да. Не смейтесь и не ужасайтесь! Иногда по нескольку минут! В конце концов, если Матрица создал руки и то, что ими можно потрогать, то зачем отказывать себе в маленькой бесплатной радости? Но тогда в чем будет моя вина?

В макушке опять затиликало, на этот раз тихо. Но я все-таки потерял нить… О чем это я? А-а… Трудак не может быть ни в чем не виновным! Так не бывает. Не виновным может быть только совершенство, а мы, трудаки, — мы, в сущности, тормоза. Мы — хорошие перцы, но… в чем-то мы все виноваты. Я точно знаю, только не знаю в чем.

Я снова морщу мозги, стараясь додумать мысль до конца, и рука моя инстинктивно тянется к макушке, но тиликанье снова усиливается, и я отдергиваю руку, вспоминая, что вот где-где, а на улице-то уж точно не стоит трогать себя за здесь.

Старика обогнали юнцы-гэпы. Практически не обратив внимания на происшествие, они поспешили убраться в ближайшее парадное. Мне показалось, что как раз эти должны быть адептами «коричневого». Нужно будет пробить подъезд на предмет барыги. Если тут не дешевле, то уж точно ближе к обитали. К тому же Фимоза, чертова КСРка, пропала куда-то. Так-то она мне всегда таскала «корье». Я спас ей жизнь, как-то раз дернув за ногу во время установки уровня, ну она и ублажала меня. Не даром, конечно. Даром она только один раз принесла «коричневый». Впервые. Ну, сразу после того, как в живых осталась. А потом, конечно, за деньги, но с большой скидкой.

Старик наконец-то скрылся за углом, и больше прохожих не было.

Я полежал еще пару минут, обдумывая, как бы хорошо было научиться передвигаться ползком. Ползают же змеи и ящерицы, почему бы и мне не освоить эту технику. Я еще молод, у меня могло бы что-нибудь получиться. А к старости основать школу Змеи. Благодарные потомки гордились бы мной. На дверях дворницкой повесили бы мемориальный экран, может быть, даже «голяк», как Пелевину. И гэпы собирались бы на ступеньках позакидываться «коричневым». Взрослые люди могут и у себя в обитали «коричневеть», а вот гэпам — я вспомнил свое совсем недавнее прошлое — хуже. До шестнадцати лет даже «краснеть» запрещено, а уж о «коричневом» и говорить-то.

«Но! — ухмыльнулся я. — Не думать! Хотя и думать тоже запрещено, но кто ж узнает?»

Вообще-то на «краснеж» практически закрывают глаза, потому как «красное» выбивает из головы трудака всякие ненужные мысли и работается под него исключительно. А главное в жизни для взрослого четэ — ОПТ (общественно-полезный труд) на благо ЖП (жизненного процесса). Так что главная кара злостного «краснежника» — угрызения совести и провалы в памяти с утра.

А вот за «коричневое» придется туго. Можно и на слой ниже опуститься.

В газетах, правда, пишут, что «красное», как, впрочем, и «коричневое», вредит здоровью. Вредит, вредит… Это так. Кто не без греха? Севка Прошкец вон секретарь, и то иногда «краснеет». Хотя сам же говорит, что допинги портят здоровье, а здоровье четэ принадлежит государству, так же как и сам четэ. Весь, с говном и мозгами (если они есть). Стало быть, принимая доп не для пользы труда, ЧТ совершает преступление против госсобственности. Ясно? Ясно-то ясно, да… Долбануть бы «коричневого», трамтарарам! Да вот что-то Фимоза моя куда-то исчезла.

Поразмыслив так, я наконец-то поднялся на ноги и направился к трупакам. Их было два. Перец моего возраста с клевым долбилом на голове и коммерческая сексуальная работница (КСРка). Долбило еще продолжало долбить, простите мне эту игру слов, а в стеклянных глазах парня уже отражались звезды фонарей, вибрирующие холодом неона на чугунном перекрытии слоя. Из головы терпельца вытекал густой кровавый сироп. Здорово, видать, он припечатался черепком. Со всего маху упал. Ладно не обделался. Кровь — не дерьмо, душиком смоет.

И тут я, внутренне покраснев, подумал: в «Кодексе» написано, что живой трудак не может прикоснуться к своей макушке и макушке другого трудака, а насчет трупа ничего не написано! Я уже собираюсь превратить мысль в действие, но тут макушка моя просто взрывается дурацким визгом.

И я на секунду замираю. Вот я тормоз! Правильно, что меня направили в дворники. На заводе, где собирают роботов, я бы точно не смог работать.

Ладно, пора приступать к уборке…

Юбка коммерческой сексуальной работницы бесстыдно задралась, и я мог оценить профессиональные данные по достоинству. Мне бы такие, я бы не собирал трупаков по тротуарам. К сожалению, я не очень хорошо сложен по местным понятиям.