Я иду искать. История вторая - Олег Верещагин

— Не знаю, — озадаченно признался Богдан. — Стать, дом, где много детей?

— То как у нас в прошлом временя Дома Молодых? — вспомнил Яромир рас­сказы прадедов, еще заставших те дни, когда неженатая молодежь с опреде­ленного возраста жила отдельными общинами.

— В точку поцелил, — важно ответил Богдан, словно он давно это знал и ждал только, когда Яромир сам догадается. Но Олег пояснил, оторвавшись от раздумий:

— Да нет. Это место, куда сдают на воспитание сирот.

— Зачем? — удивился Ревок, отвлекаясь от своего пулемета, который полиро­вал тряпочкой.

— Ну, когда нет ни отца, ни матери...

— Одно другие родичи? — допытывался Ревок.

— Их тоже нет, — уже с легким раздражением сказал Олег. Ревок переварил информацию и спросил:

— Так зачем в детский дом? Отдать дальней родне. Не то их копят, да потом скопом раздают?

Олег хлопал глазами, не зная, как объяснить дитю природы процессы, идущие в современном обществе. На помощь пришёл Яромир:

— Й-ой, нет! Припамятовал я, мы разом на полдень-то тогда ходили, так там я слышал слух... Их почасту не берёт никто, детей-от. Не нужны никому.

— Вовсе?! — с ужасом спросил Ревок.

— Ага.

— Ну, — Ревок отмахнулся, — то придумка... Как так — вовсе? Союзные племена на что, побратимство?! Придумают пугалку... Так как следом, Вольг?

— Вечер был спустя три года.Во дворе ручей журчал.Митрофан ПолупортянцевПри поддержке двух засранцевГершензона обличал...

— Дальше я опять не помню-ю...

Террорист-волюнтарист,Буржуазный прихлебательИ потомственный троцкист,

— забавляясь реакцией слушате­лей, распевал Олег:

— Вечер был, сверкали звезды,Дождик мелкий поливал.Гершензон, седой и пьяный,Сидя рядом с Митрофаном,Дни былые вспоминал.

«Как в атаку шли мы строем,Как одна нас ела вошь!Рази ж видела такоеЕнта сволочь-молодежь?!»

— Й-ой, видите ли?! — заорали через площадь из дома наискось.

— Нет! — Олег соскочил с лавки, бросился к окну: — Где!?

— Выслепило, что ль?! Вон?

И тут Олег увидел. Два боевых вельбота, висели вдали над верхушками деревьев — страшные силуэты в бледном небе. До них было ещё далеко, вель­боты принюхивались.

— По местам, — скомандовал Олег, и все метнулись к окнам, перехватывая оружие. — Вот «гром»-то нужен, — добавил Олег, но тихо, для себя.

Оба вельбота, вдруг ринулись вперед, словно атакующие хищники, с ре­вом пронеслись над весью, заложили вираж, вернулись и вновь пошли — ниже и на маленькой скорости. Над ними летели два вельбота побольше и погрузнее — транспорты. Олег машинально вытер ладони о жилет и упер в плечо изгиб пистолетной рукоятки, положив палец на спуск «костра».

— Не стрелять, — сказал он всем негромко, — пусть грузовые сядут... Ну хоть парочку бы «мух»...

Боевые машины повисли над площадью, чуть поворачиваясь из стороны в сторону. Грузовики начали садиться. Десант не спешил с выброской — и это подтверждало: враг уверен, что весь пуста.

— А Гоймир-то молодец, — сквозь зубы процедил Олег, целясь в основание двери в борту. Палец на спуске вдруг начал сам собой елозить — Олег заставил, себя успокоиться. Не хватало бабахнуть раньше времени — ответ будет по полной программе... Вельботы украшал грифон и еще какие-то эм­блемы — кричащие, яркие, чужие, и Олег машинально отметил, что ищет голых женщин, как на американской технике в кино, но их не было. Данваны — профессиональные пилоты, могут ответить раньше, чем спросишь...

Транспорты сели точно возле церкви, взметывая вихри холодного воз­духа и пыли. А Олег вдруг увидел, какое пронзительно-красивое небо висит над миром — бледное, с единственные белым облачком, призрачными искрами звезд и ползущим от горизонта Оком Ночи...

...— Огонь!

Олег вогнал гранату в открывшуюся дверь вельбота, кожей чувствуя, как выцеливают их приборы висящих над домами штурмовых машин. Он бил и бил очередями в открытую дверь и по бортам, потом бросил под ноги опус­тошенный дисковый магазин, сменил его, вогнал в ствол еще одну гранату — и увидел, как падает один из боевых вельботов — прошитый очередями круп­нокалиберного пулемета, падает прямо на транспортник.

Послышался тошнотворный скрежет и визг рвущегося металла, заглуши­вший грохот стрельбы и крики людей. Второй грузовик по дуге поднялся в небо... а потом камнем обрушился на склон холма в двух верстах от веси, его тоже достали очереди, пущенные с близкого расстояния.

Обстрел площади велся со всех сторон — горцы стреляли, рискуя перебить друг друга. Второй транспорт не взорвался, но пули пробивали бор­та, и уже не первый тромблон долбанул в салоне или кабине. Потом вельбот вспыхнул прозрачным пламенем, от которого металл начал закипать и сте­кать в пыль красивыми струями.

Олег положил автомат. Невидящими глазами он смотрел, как остатки вельбота проваливаются, стекают сами в себя, и живые факелы, облитые рас­плавленным металлом, бегут и ползут в разные стороны...

Ему не хотелось стрелять.

Ему очень хотелось СПАТЬ.

— Тверд... Воибор... Твердислав... Краслав... А впослед кто, князь? — спросил Хмур. Гоймир, стругавший палочку камасом, ответил, не поднимая глаз:

— Заткнись.

— Ты скажи мне....— начал подниматься Хмур, но замер. Йерикка положил ему ладонь на плечо.

— Сядь, — мягко сказал рыжий горец. Тихо сказал, но Хмур шлепнулся на место и, скривившись, потер руку:

— Здоров ты... И все одно — мне знать охота, как дальше станем?!

Гоймир полюбовался палочкой и, спрятав камас, переломил ее. Забросил обломки подальше в ручей со словами:

— Дождь перестал. Драться.

— Не вижу, что с чем, — сообщил Резан, подошедший с пулемётом на плече.

— А ни с чем. Одно сказал — драться станем. И сказал, что дождь перестал. То ли не в радость оно никому?..

...Они ушли из веси вчера, оставив позади мертвый десант и пустые дома. Ушли вовремя — следом за ними два штурмовика шарахнули по веси бомбами и еще чем-то, от чего ребят в спину толкнуло упругой, горячей вол­ной. А весь горела и сейчас — дым стлался в небе, его и отсюда было вид­но.

Гоймир понимал своих людей. Воевать БЛИЖЕ к дому было, как ни стран­но, тяжелее, чем ДАЛЕКО от дома. Лучше и не думать... Закроешь глаза — и вот она, калитка, за которой — родной пятистенок с окнами, глядящими мимо яблонек, заботливо сохраняемых в самые лютые зимы... Да, что-то зима запа­здывает, заставил себя настроиться на дело Гоймир. Плохо. Зимой данваны не вояки, их рабы — тем более. Зима — это победа. Но до зимы еще надо дожить — а кто доживёт? Кто следующий, князь? И, как недавно Хмуру, ответил Гоймир себе: «Заткнись!».