Сердце Проклятого - Ян Валетов

— Он редко молился под крышей, Шаул, — сказала она. — Он любил небо над головой. Он говорил, что там, где двое собрались для молитвы — третий между ними Бог.

— Его давно нет, Мириам, — ответил Шаул, вставая. — Кто знает, что Он имел в виду? Люди верят в то, во что хотят верить. Мы с тобой уже учили этот урок. Он воскрес и вернется. И, если я не прав, обязательно простит мне ошибки и направит меня по верному пути. А пока — мне не у кого спросить совета. С тех пор, как Он говорил со мной по дороге в Дамаск, я не слышал от Него ни одного слова и вынужден действовать по своему разумению.

Он воткнулся в лицо Иегуде своим пронзительным взглядом, присмотрелся и спросил:

— Кто этот человек, что пытался закрыть тебя грудью?

— Мое имя Дарес, — отозвался Иегуда.

— Мой старый друг… — добавила Мириам.

— Ты не грек, — сказал Шаул, продолжая пристально глядеть на него. — Хоть и носишь греческое имя. Ты иудей, могу поклясться чем угодно. Но иудей, давно покинувший родину. Можешь все отрицать, но я вижу то, что вижу. Ты смелый человек, Дарес, ты был готов отдать за нее жизнь. Уверен, что ты не из Эфеса. И ты не миней? Это так?

Иегуда молча кивнул головой.

— Жаль, — продолжил Шаул на арамейском. — Будь ты эфесским минеем, я был бы уверен, что Мириам в надежных руках. Но по твоим глазам я вижу, что тебе предстоит долгий путь. Почему мне кажется, что я знаю тебя?

— Ты не знаешь меня, — ответил Иегуда по-арамейски. — Мы никогда не встречались, иначе бы я тебя запомнил.

— Да, — согласился Шаул. — У меня прекрасная память на лица и голоса. Мы действительно никогда не встречались. Но я следил за тем, как ты слушал наш с Мириам разговор… Ты знал Его, Дарес. Его имя для тебя не просто звук. И, в отличие от многих, кто повторяет сейчас Его слова, ты действительно понимаешь, что они значат.

Он помолчал, не сводя с Иегуды глаз, а потом добавил:

— Пожалуй, я знаю, кем ты можешь быть…

— Лучше тебе этого не знать, — откликнулся Иегуда. — Что толку? Кто умер — тот умер. Кто остался жить — пусть живет и здравствует. Представление давно закончилось, роли сыграны — зачем ворошить прошлое? Предположение, которое нельзя ни опровергнуть, ни подтвердить, не стоит ничего. Мы с тобой незнакомы, Шаул, и никогда не сталкивались. Я грек, меня зовут Дарес, я старый друг Мириам и готов защитить ее от опасности любым способом. Чтобы ты хорошо меня понял, повторю главное слово — ЛЮБЫМ. В молодости я служил наемником в Иудее, оттуда знаю арамейский, там же меня научили ловко управляться с мечом, кинжалом и копьем. Это все, что тебе надо знать… Тем более, что ты видишь меня в первый и последний раз.

— Жизнь так длинна, Дарес, — возразил Шаул. — А мы оба путешествуем по тесной Ойкумене. В следующий раз я узнаю тебя сразу, будь уверен… Мне пора, Мириам. Я рад, что мы познакомились и поняли друг друга. Знаю, что ты по-прежнему будешь душой общины и не забудешь о моей просьбе. У тебя много дел — следить за могилой Его матери, заботиться о своем сыне и ждать, когда Он снова придет в наш мир… Об остальном подумаем мы.

Человек в черном стал рядом с ним, из предрассветной прохладной мглы выскользнули еще несколько темных теней, но не приблизились, остались в стороне.

— Прощай, Мириам! Прощай, Дарес!

И утренний туман поглотил его с сопровождающими, съел вместе со звуками шагов и чьим-то горьким плачем, еще мгновение назад доносившимся с противоположной стороны площади. Агора казалась обезлюдевшей, серые клубящиеся струи стекали по ее бокам в тесные улочки, плескались в колоннаде торговых рядов.

У дверей дома Иосифа, склонив голову к плечу и обняв крепкую дубину, словно девичий стан, сладко спал один из подмастерьев.

— Я не стану заходить, — сказал Иегуда негромко, чтобы не разбудить юношу. — Пойду к себе. Я слишком задержался в Эфесе, Мириам. Слишком. Теперь, когда я сделал то, что хотел…

— Тебя больше ничто не держит, — закончила она начатую им фразу.

— Все еще держит, — не согласился он.

— Ты можешь остаться…

Иегуда вздохнул, глядя на Мириам сквозь утреннюю дымку. Туман снова сделал ее молодой, а желанной она была всегда. Желанной, но недосягаемой. Понимать это было мучительно.

— Наверное. Но я не останусь. Иегуда бы остался, но его давно нет. Это была длинная ночь, Мириам. Спасибо, что провела ее со мной.

— Могу ли я освободить тебя от слова?

Он покачал головой.

— Я ведь давал его не тебе, Мири. Шаул прав. Ничего нельзя изменить. Есть Он. Есть ты. Есть ученики. И есть предатель. Пророчество уже сбылось. И что тут поделаешь? Я знал, на что иду.

— Мне жаль, — сказала она тихонько. — Мне так жаль, Иегуда!

— Тс-с-с! Меня зовут Дарес, Мири. А тот, кого ты вспомнила… я сам вынимал его из петли.

Она шагнула вперед, обняла Иегуду и тут же отстранилась, словно испугавшись прикосновения. От ее волос пахло гарью и цветочным благовонием.

— Ты действительно пишешь книгу о Нем?

Мириам кивнула. Растрепавшиеся волосы закрывали ее глаза, но Иегуда все же увидел влажные дорожки на ее щеках.

— И не перестанешь ее писать?

Она помотала головой.

— Я бы очень хотел прочесть ее.

— Ты сможешь это сделать, если вернешься.

— Через двадцать лет?

— Даже через двадцать лет.

Они помолчали несколько мгновений, пытаясь отсрочить неизбежный миг расставания.

— Знаешь, Мири, — сказал Иегуда, протянув ей руку, и Мириам без колебания вложила в нее свою. — Я бы тоже мечтал написать книгу, но не только о Нем — обо всех нас. О том, как мы жили до того, как встретились с Ним. И как жили после того, как Его не стало. Обо всех — о друзьях и недругах, о тех, кто пытался Его спасти, и тех, кто в конце концов, погубил Его. Я бы рассказал о наших ночных бдениях у костра, о тысячах дорог, которые мы прошли — от первой, в которую Он взял меня, до той, самой последней… Мы успели поговорить о многом, жаль, что не обо всем, но если бы меня попросили назвать самые главные слова, которые он сказал мне за все время, что мы провели вместе, я бы ни на секунду не задумался. Это то важное, чему он научил меня, Мири. Меня — убийцу-сикария, несостоявшегося апостола и своего предателя. Никто не говорил такого до него — Бог был грозным, безжалостным, строгим, справедливым, гневным. Он должен был пугать, насылать мор, сжигать небесным огнем! Мне с детства говорили, что миром движет страх, что люди остаются людьми только потому, что над ними висит неотвратимое возмездие. А это не так… Вся книга о нем может состоять из этих трех слов — остальное будет лишним. И поменять это не сможет никто — даже Шаул.