Маркус Вольф - Леонид Млечин

Он жестко критиковал Хонеккера и Мильке. Журналисты интересовались: как же он сам 33 года продержался на посту руководителя разведки?

— Я был полностью автономен и не имел ничего общего с другими службами… В годы холодной войны я вел борьбу с западногерманской разведкой, воссозданной с помощью американцев из числа старых нацистов.

Он запоздало извинился за историю со своим агентом Гюнтером Гийомом, из-за которого ушел в отставку канцлер ФРГ Вилли Брандт:

— Это была политическая ошибка, нанесшая ущерб прежде всего самой ГДР, поскольку была похоронена возможность реального улучшения отношений с ФРГ.

Вольф разослал руководителям страны свою записку с предложениями относительно реконструкции политической системы. Недовольный Эрих Мильке позвонил ему 12 октября:

— Ты что, хочешь отличиться? Всё уже прояснилось. Подожди, больше никому интервью не давай.

Теперь уже Вольф держался уверенно с бывшим министром:

— Сохранить доверие к партии можно только путем открытой дискуссии. Вам надо было раньше открыть рты. Два года назад я тебе говорил, что произойдет, если ничего не изменится. Так и случилось.

Шестнадцатого октября в демонстрации в Лейпциге участвовали 120 тысяч человек. МГБ и полиция свирепствовали. Но демонстрации стали повседневностью. Протестантские и католические храмы превратились в центры сопротивления.

Семнадцатого октября закончилась эра Эриха Хонеккера, длившаяся 18 лет. Маркуса Вольфа проинформировали почти сразу о том, как это происходило. В те дни он казался одним из самых вероятных кандидатов на высшие посты в стране, поэтому многие аппаратчики вели себя с ним крайне предупредительно и делились служебными секретами.

В тот день Эрих Хонеккер, которому недавно сделали операцию на желчном пузыре, как обычно, открыл заседание политбюро. И тут его старый соперник глава правительства Вилли Штоф взял слово и предложил обсудить вопрос об освобождении Хонеккера от обязанностей генерального секретаря:

— Вношу предложение. Первым пунктом повестки дня рассмотреть вопрос о смене генерального секретаря. Эрих, так дальше не пойдет. Тебе надо уходить.

Штоф был старше всех, его мнение имело определяющее значение. Хонеккер автоматически произнес:

— Хорошо, товарищи, давайте обсуждать.

И никто не вступился за Хонеккера! Генсек убедился, что в политбюро у него не осталось ни одного союзника. Все как один высказались за отставку Хонеккера. Даже его друг и соратник секретарь ЦК Гюнтер Миттаг выдавил из себя:

— Решение давно назрело.

Миттага за глаза называли «злым духом». Он много лет ведал экономическими делами. В Москве с конца 1970-х настоятельно рекомендовали Хонеккеру расстаться с Миттагом. Но Хонеккер ему полностью доверял, хотел сделать председателем Совета министров, но не решился отправить на пенсию Вилли Штофа, столь ценимого советским руководством. Фактически Миттаг стал вторым человеком в ГДР. Он страдал диабетом в тяжелой форме. Его положили в больницу, ампутировали ногу, ему предстояла вторая ампутация. Но он руководил экономикой из больницы: ни одна бумага не поступала к Хонеккеру без его визы. Миттаг приехал на заседание политбюро, не предполагая, что в последний раз.

Поставили вопрос на голосование. Все высказались «за». И сам Эрих Хонеккер дисциплинированно проголосовал против самого себя. Штоф предложил сразу же сменить и двоих секретарей ЦК, отвечавших за ключевые направления — экономику и пропаганду. Товарищи без сожаления расстались с секретарем ЦК по экономике Гюнтером Миттагом и секретарем ЦК по средствам массовой информации Йоахимом Херманом.

Вилли Штоф рекомендовал избрать новым руководителем партии Эгона Кренца. На следующий день срочно собрали членов ЦК. На пленуме против решения об отставке Хонеккера проголосовала только Ханна Вольф, которая долгие годы была ректором Высшей партийной школы. Лишилась своих постов и Маргот Хонеккер. 18 октября по радио сообщили: «Эрих Хонеккер ушел в отставку».

Вольф подвел итог его правлению: «Хонеккер верил, что принес людям растущее благосостояние, он питал иллюзии, будто подавляющее большинство его ценит и уважает».

На постах генерального секретаря ЦК СЕПГ и председателя Государственного совета ГДР Хонеккера сменил Эгон Кренц. Он и не предполагал, что в этой роли ему уготован очень короткий срок. 27 октября вечером новый генсек позвонил Вольфу. Кренц говорил дружески:

— Ты, наверное, заметил, что я дословно использовал из твоей записки целые пассажи. Из нашего разговора ты же почувствовал, что я думаю.

События развивались стремительно. Вольф ощущал себя в центре водоворота. Его прочили в министры госбезопасности. 1 ноября Вольф записал в дневнике: «Телефон уже не замолкает: Мильке как подменили, его отставка неизбежна. Я очень откровенно высказываю ему свое мнение о необходимости дальнейших замен в партийном руководстве».

Четвертого ноября в центре Восточного Берлина, на Александерплац, прошел многомиллионый митинг, изменивший атмосферу в стране. Такого еще не было. Люди требовали свободы слова и свободы собраний. «Демонстрацию 4 ноября 1989 года невозможно описать, — отметил Вольф. — Этот день, суббота, стал ошеломляющим, незабываемым событием для всех, кто был на Александерплац».

Но этот митинг стал неприятным открытием для самого Вольфа: оказывается, его не все любят. Он тоже поднялся на трибуну. Но толпа его освистала, когда он сказал, что не следует всех сотрудников госбезопасности превращать в общенациональных козлов отпущения. Вольф слышал не только свист, но и крики: «Прекратить!» — и даже: «Повесить!» Вот такой встречи он никак не ожидал. Он вдруг осознал, что его воспринимают не как свободомыслящего интеллектуала, а как одного из руководителей МГБ, ведомства, которое ненавидят и презирают.

«Когда я сошел с грузовика, то не смог выдавить из себя ни фразы перед многочисленными телекамерами и микрофонами, — вспоминал Вольф. — Настолько было сухо во рту. Криста Вольф вдруг обняла меня».

В начале ноября 1989 года, когда в Восточной Германии начались первые демонстрации против режима, я разговаривал со знаменитой писательницей из ГДР Кристой Вольф. Ее книги охотно переводили в нашей стране. Она приехала в Москву и заехала домой к моим родителям. Ее дочь участвовала в одной из демонстраций протеста, даже попала в полицию. Уже было ясно, что ГДР на пороге больших потрясений. Я спросил у Кристы Вольф:

— Что теперь будет? Вы объединитесь с Западной Германией?

Она искренне возмутилась:

— Это вы в Москве только об этом и думаете. ГДР — это наше государство. Мы его сами создали и не откажемся от него.