Демократия (сборник) - Видал Гор

— «Как цветок, он выходит и опадает; убегает, как тень, и не останавливается».

После погребения Питер, не желая ни с кем разговаривать и не желая, чтобы на него смотрели, откололся от всех и поспешил к своей машине. Возле машины его дожидался какой-то совершенно незнакомый человек.

— Меня зовут Эл Хартшорн. — Питер позволил пожать себе руку. Хартшорн был низок ростом и невиден собой. — Адвокат, — сказал он Питеру. — Друг Инид. Собственно говоря, я собирался вести ее дело о разводе.

— Да, вспоминаю, она говорила что-то об этом… о вас… — Питеру хотелось, чтобы все остальные поспешили и спасли его от неприятного разговора. Но родные и знакомые, присутствовавшие на похоронах, медленно брели в отдалении среди крестов и мраморных ангелов — темная, расползающаяся масса людей.

— Бедная девочка! Когда они запрятали ее в сумасшедший дом, она сказала мне, что только вы один не оставили ее, только вы один.

— Ну, теперь с этим покончено. — Питер хотел быть резким, и это ему удалось.

Адвокат с удивлением взглянул на него:

— А по-моему, нет. Муж-то ее жив.

Питера встряхнула и протрезвила неожиданная жестокость человека, которому следовало бы сказать не больше, чем положено говорить в таких случаях, и пристойно удалиться.

— Да, конечно, он жив.

Невдалеке от них Клей делал вид, что поддерживает Фредерику, которая не нуждалась в поддержке; зато они представляли очень трогательную картину для фоторепортеров, которые были тут как тут, чтобы запечатлеть каждый этап возвышения Клея.

— Вы что, предлагаете убить его и этим отомстить за Инид? — накинулся Питер на адвоката, словно тот был его врагом.

— Но вы согласны, что он убил ее, запрятав в сумасшедший дом?

— Не он один. — Питер посмотрел на Блэза, который давал священнику подробные указания, несомненно устраивая Инид удобную жизнь в епископальном раю.

— Ну, она-то думала, что идею подал Клей, а мистер Сэнфорд только поддержал его.

— Должно быть, она рассказала вам о нас кучу вещей. — Он слишком поздно сообразил, насколько иронически звучит это «должно быть»: не было человека, с которым Инид не обсуждала бы свои самые интимные дела. А уж со своим юристом и возможным спасителем она наверняка была откровенна до конца. Похоже, она и после смерти будет продолжать свое бедокурство.

— Да, у меня такое ощущение, будто я член вашей семьи. — Что она там ему наговорила? Ладно. Я закрою дверь. Воздуху хватит. — Во всяком случае, я уже собрал целое досье на этого конгрессмена.

Перед высоким памятником Клей вытирал дочке глаза. Фоторепортеры, как ошалелые, отталкивали в сторону священника, Блэза, Фредерику. Для чего им еще было приходить на похороны? Питер отвел взгляд в сторону, не в силах снести это зрелище. К тому же с того места, где он стоял, ребенок как-то вдруг, совершенно неожиданно напомнил ему Инид — Инид в миниатюре, сморкающуюся перед памятником Уильяму Кею Роллинзу… и его подобие, несомненно, существует где-то в данный момент, полное жизни и тоже просмаркивающее нос. Семя продолжает жить. А мы? Да или нет? Если да — как это однообразно! Если нет — нет.

— Мы собрали множество доказательств его супружеской неверности. Различные девицы, обычная история, зато великое множество. Он любит развлекаться с двумя девицами одновременно. Пока одна ждет и наблюдает из одной постели, он обрабатывает другую — в другой. А потом…

— Разврат еще никого не лишал голосов избирателей.

— Я в этом не так уверен, — мягко возразил адвокат. — Но мне удалось раскопать кое-что действительно интересное.

— Только не говорите мне ничего про связь между отцом и Клеем. — Питера раздражала сама мысль об этом.

— Нет, ничего подобного. Я всегда говорил Инид, что тут она чуточку перехлестывает.

— Инид была страшная дура. — Питер удивился самому себе.

— В некоторых отношениях — да, — согласился адвокат. — Но ведь мы любили ее, правда? — Вопрос требовал ответа.

Питер избегал смотреть в маленькие блестящие глаза собеседника, они были так похожи на глаза плюшевого мишки, с которым он спал в детстве, пока в один прекрасный день Инид, назло ему, не выбросила мишку в реку.

— Да, мы любили ее. Так что там насчет Клея?

— Я знаю человека, который был с Клеем на Филиппинах. Больше того, этот человек был на месте происшествия, когда заварилась вся эта каша с геройством.

Питер уже понял, к чему идет дело.

— И ваш друг утверждает, что Клей не герой?

Адвокат кивнул.

— Я этому не верю. Должны быть десятки свидетелей того, как Клей вынес солдата из горящего ангара.

— Солдат был мертв к тому времени, когда за него взялись врачи.

— Но Клей все же мог это сделать. Во всяком случае, вы не можете доказать, что он этого не сделал.

— Могу. Видите ли, Клея не было на аэродроме, когда все это случилось.

Ведя дочку за руку, Клей подходил к машине. Питер глядел на своего врага и отказывался поверить, что он не герой. Клей должен быть великим, а потому опасным для республики, иначе их борьба теряет смысл.

Питер потребовал доказательств. По всем сообщениям выходило, что Клей командовал атакой на аэродроме.

— Да, он руководил атакой в том смысле, что он был командир, но фактически он не участвовал в боевых действиях, потому что в то утро поранил себе ногу…

— Поранил себе ногу? Придумайте что-нибудь получше, ради бога.

— Я передаю вам лишь то, что рассказал мне мой друг, он знаком с врачом, который лечил ногу Клею в то время, как шла атака.

— Тогда как же его могли наградить, если он там не был?

— Он был там, уже под конец. Ну, и разумеется, бой вела его часть.

— Если он там был под конец, он все же мог вынести солдата из ангара. — Питер начал проявлять нетерпение. — В конце концов, раз его наградили, должен быть хотя бы один свидетель.

— Совершенно верно, один свидетель был, но только один, — адвокат улыбнулся, — Гарольд Гриффитс.

Загадка разрешилась. Ему следовало бы догадаться обо всем с самого начала.

— Как это сошло им с рук? Ведь каждому должно быть ясно, что это туфта.

— Никто, кроме доктора, не знал наверняка. Во всей той неразберихе Клей мог сделать то, о чем написал мистер Гриффитс. К тому же Клей был любимцем в части. Никто не завидовал, когда его наградили медалью.

— Кроме врача.

— Ну, он-то вообще никому и ничему не завидует. Собственно говоря, он давно забыл всю эту историю, но тут он как-то посмотрел со своими ребятишками кино про Клея и, конечно, вспомнил все, как было. Ему это показалось занятным, и он рассказал моему другу, а тот рассказал мне.

Клей был теперь так близко, что его можно было слышать. Холодный ветер донес его слова.

— Сейчас мы поедем прямо домой, крошка. Не плачь. Вот умная девочка. — Он подошел к ним вплотную.

— Конгрессмен, я Эл Хартшорн. Пришел отдать последнюю дань, — сказал адвокат развязным тоном.

— Спасибо. — Клей подсадил девочку в автомобиль. — Я очень хорошо вас помню, — сказал он, быть может, слишком бесстрастно. Затем повернулся к Питеру: — Ты бы лучше помог своей матушке.

Питер повиновался. Как раз это ему и следовало сделать.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Я хочу сделать заявление.

— Конгрессмен, сэр, начните, пожалуйста, снова. И отойдите на один шаг… вот так. А то на ваше лицо падала тень. Чуть-чуть влево. Прекрасно.

В совещательной комнате старого административного здания палаты представителей собрались едва ли не все аккредитованные в Вашингтоне корреспонденты. Клея встретили приветливо. Когда он вошел, раздались даже аплодисменты — редкий знак внимания со стороны прессы, обычно равнодушной к мелким политическим деятелям и их честолюбивым планам. Но Клей был всеобщим любимцем. Во-первых, журналисты, заинтересованные в заработке, могли быть абсолютно уверены в том, что агенты Блэза по рекламе наверняка найдут применение почти любой статье, посвященной молодому конгрессмену. К тому же есть шанс взять у него интервью в Лавровом доме, в обществе красивых девушек и знаменитостей, праздных и благодушных, как медведи в заповеднике. Роскошное убранство Лаврового дома особенно привлекало вашингтонских журналистов, привыкших к весьма убогим апартаментам рядового законодателя. Даже богатые члены конгресса не могли позволить себе сэнфордского размаха, с его яхтами, частными самолетами и всеми прочими удобствами, которые приносят большие деньги. Это ошеломляло журналистов, да на такой именно эффект все и было рассчитано.