Мичман Хорнблоуэр. Лейтенант Хорнблоуэр - Сесил Скотт Форестер

— Наверно, — согласился Буш, собираясь вставать.

— Если вы хотите, можете со мной не ходить, — заметил Хорнблауэр. — Вам, наверно, скучно сидеть там без дела.

— Ни за что на свете не откажусь, — сказал Буш.

XX

В «Длинных Комнатах» было людно. Почти за каждым столом во внешней комнате сосредоточено играли в серьезные игры, а из-за занавеса, отделявшего внутреннюю комнату, доносился беспрестанный гул — там играли шумно и азартно. Но для Буша, в тревоге стоявшего у огня, обмениваясь время от времени рассеянными репликами с подходившими и отходившими людьми, существовал лишь один стол, тот, за которым сидел Хорнблауэр в чрезвычайно изысканном обществе. Он играл с двумя адмиралами и полковником от инфантерии. Последний был толстый мужчина с лицом почти таким же красным, как его мундир. Его Парри привел вместе с Ламбертом. Флаг-адъютант, прежде игравший с Парри, был отодвинут теперь на роль наблюдателя и стоял рядом с Бушем, время от времени отпуская невразумительные замечания по ходу игры. Маркиз несколько раз заглядывал в комнату. Буш заметил, что он с одобрением останавливается взглядом на том же самом столе. Неважно, хотят ли играть другие, неважно, что правила комнаты позволяли любому из посетителей подсесть к столу по завершении роббера: компания, включавшая двух адмиралов и одного полковника, могла делать, что ей заблагорассудится.

К невероятному облегчению Буша Хорнблауэр выиграл первый роббер, хотя Буш, не понимая игры, не знал, кто выиграл, пока не смешали карты и не начали расплачиваться. Он увидел, как Хорнблауэр убирает деньги в нагрудный карман.

— Как было бы приятно, — сказал адмирал Парри, — если бы мы вернулись к прежним деньгам, правда? Если бы страна отказалась от этих грязных бумажек и восстановили старые добрые золотые гинеи?

— Да уж, — сказал полковник.

— Портовые акулы, — заметил Ламберт, — поджидают каждое судно, идущее из-за границы. Двадцать три шиллинга и шесть пенсов дают они за гинею, и можете быть уверены, она стоит больше.

Парри что-то вынул из кармана и положил на стол.

— Видите, Бони восстановил французские деньги, — сказал он. — Теперь это называется наполеонодор, поскольку он пожизненный почетный консул. Монета в двадцать франков — раньше мы звали ее луидор.

— «Наполеон, первый консул», — прочел полковник, с любопытством разглядывая монету, прежде чем положить ее на стол. — «Французская республика».

— Сплошное лицемерие, — заметил Парри. — Со времен Нерона не было худшей тирании.

— Мы ему покажем, — сказал Ламберт.

— Аминь, — заключил Парри и спрятал монету в карман. — Но мы отвлеклись от дела. Боюсь, это моя вина. Давайте снимем. А, на этот раз, полковник, вы мой партнер. Изволите сесть напротив меня? Забыл поблагодарить вас, мистер Хорнблауэр, вы — великолепный партнер.

— Вы слишком добры, милорд, — сказал Хорнблауэр, садясь на стул справа от адмирала.

Следующий роббер прошел в молчании.

— Я рад, что карты в конце концов смилостивились над вами, мистер Хорнблауэр, — сказал Парри. — Хотя наши онеры и уменьшили ваш выигрыш. Пятнадцать шиллингов, насколько я понимаю?

— Спасибо, — сказал Хорнблауэр, забирая деньги. Буш вспомнил, как Хорнблауэр говорил, что сможет проиграть три роббера, если выиграет два.

— По мне ставки чертовски малы, — сказал полковник. — Может увеличим?

— Это решать обществу, — ответил Парри. — Я сам ничего не имею против. Полкроны вместо шиллинга? Давайте спросим мистера Хорнблауэра.

Буш с новой тревогой взглянул на друга.

— Как вам будет угодно, милорд, — сказал Хорнблауэр с напускным безразличием.

— Сэр Ричард?

— Не возражаю, — ответил Ламберт.

— Значит, полкроны взятка, — сказал Парри. — Слуга, новую колоду, пожалуйста.

Буш лихорадочно пересчитывал в уме, сколько проигрышей может позволить себе Хорнблауэр. Ставки почти утроились и будет плохо, если Хорнблауэр проиграет хотя бы один роббер.

— Снова мы с вами, мистер Хорнблауэр, — сказал Парри, глядя на карты. — Вы хотите остаться на прежнем месте?

— Мне безразлично, милорд.

— А мне нет, — сказал Парри. — Я еще не настолько стар, чтоб отказаться менять место в соответствии с выпавшей картой. Наши философы еще не доказали, что это вульгарный предрассудок.

Он поднялся со стула и сел напротив Хорнблауэра. Игра началась по новой, и Буш наблюдал с возросшей тревогой. Сначала обе стороны по очереди взяли нечетную взятку, потом он три раза подряд видел, как Хорнблауэр складывает перед собой большую часть взяток. Потом он потерял счет, но, наконец, с облегчением увидел, что роббер закончен, а у полковника всего две взятки.

— Превосходно, — сказал Парри. — Отличный роббер, мистер Хорнблауэр. Я рад, что вы решились взять козырем моего червового валета. Вам нелегко было на это решиться, но вы поступили совершенно правильно.

— И лишили меня захода, который я мог бы неплохо использовать, — заметил Ламберт. — Наши противники играли превосходно, полковник.

— Да, — согласился полковник без особого энтузиазма. — А мне дважды не приходило ни туза, ни короля, что позволило нашим противникам сыграть превосходно. Вы можете дать мне сдачи, мистер Хорнблауэр?

Полковник протянул Хорнблауэру пятифунтовую бумажку, которую тот убрал в нагрудный карман.

— По крайней мере, полковник, — сказал Парри, снимая колоду, — в этот раз вам снова достался в партнеры мистер Хорнблауэр.

Буш заметил, что стоящий рядом с ним флаг-адъютант наблюдает с растущим интересом.

— На нечетную взятку, клянусь Богом! — воскликнул он, когда вышли последние карты.

— Еле-еле проскочили, партнер. — К полковнику вернулось хорошее настроение. — Я надеялся, что вы придержите эту даму, но не был уверен.

— Фортуна к нам благоволила, — сказал Хорнблауэр.

Флаг-адъютант взглянул на Буша. По-видимому, он считал, что полковник, памятуя прежнюю игру Хорнблауэра, мог бы в нем не сомневаться. Теперь, когда он привлек внимание Буша к этому обстоятельству, тот решил, что и Хорнблауэр думает также — это можно было уловить в его голосе — но благоразумно не высказывает.

— Я проиграл роббер в пять фунтов десять шиллингов и выиграл в пятнадцать шиллингов, — сказал полковник, получая от Ламберта деньги. — Кто хотел бы увеличить ставки?

К чести двух адмиралов оба без слов посмотрели на Хорнблауэра.

— Как джентльменам угодно, — произнес Хорнблауэр.