Пробуждение: магическая печать (СИ) - А Парамонова

— Да, — согласился он, — вы правы: расслабляться пока рано. Соболев устранен, и я заимел все его средства связи с внешним миром. По моей просьбе его нахождение под замком временно не будет подлежать огласке. Для всех он просто уехал в очередную командировку, и эти меры необходимы для того, чтобы у его сообщников не возникло подозрений. А мы тем временем вывезем вас из поместья и спрячем за пару дней до затмения.

— Господи, — вздохнула Лилиан, — я все еще не верю, что этот ужас — реальность и происходит она не с кем-то, а с нами со всеми.

— Вам больше нечего бояться, мисс Брейн, — сказал Диего, — но, тем не менее, готовьтесь к тому, что вечером одиннадцатого числа все вы покинете академию и это поместье на срок где-то около месяца. Я вывезу вас, обещаю, и спрячу в надежном месте. Не беспокойтесь о своих родных, и ни в коем случае не говорите никому. Я сам объясню им все, когда вы будете в безопасности. Всем ясно? — спросил он, оглядывая компанию.

Друзья уверенно закивали, и лишь двое стояли и напряженно смотрели друг на друга. Эти двое были она и Альгадо. Да, возможно Кира была права, когда однажды сказала, что они похожи: оба умны, честолюбивы, постоянно в состоянии тревоги… Решив более не продолжать, она переключилась на своего парня. Впереди их ждала длинная ночь и, похоже, не только их: уходя, Эмма заметила, как Соболева подошла к Максу и, вытирая слезы, что-то спросила у него, на что Макс ошарашенно закивал, и они ушли вместе.

Да, скорее всего это и есть лучший способ забыться этой ночью. И, проведя половину, не смыкая глаз, она поняла, что не ошиблась — все дурные мысли растворились без остатка во всепоглощающем чувстве любви, которое дарила ей близость с Феликсом.

— Никогда больше не бросай меня, — прошептала она, погружаясь в сон. — Поклянись, что больше не оставишь меня!

— Я клянусь, что всегда буду рядом с тобой!

Вода в озере, уже приятно прохладная, а не ледяная, как месяца два назад, проходила меж пальцев снова и снова. Вдоволь наигравшись, Эмма поднялась и села.

— Это так приятно!

— А по-моему просто божественно, — добавила Лилиан, все еще лежа на пирсе у самой воды.

— Может, все же, не поедешь?

— С ума сошла? — воскликнула она. — Неизвестно, когда еще я увижу папу, а тут такая возможность!

— Да, конечно.

— Мы вернемся завтра, Эм.

— Угу.

— Я просто хочу увидеть своего отца.

— Ну, у тебя есть медальон с его фото… ай, — получив легкий пинок, Эмма рассмеялась. — Ладно, ладно, я шучу. Но мне правда будет тебя не хватать.

— Я думаю, вы со Штандалем найдете, чем заняться.

— Ага.

— И лучше вам назаниматься этим сейчас, потому что когда мы все окажемся в бункере, мало кто захочет быть свидетелем.

— Лилиан! — возмущенно воскликнула Эмма.

— Ну, ладно, может и не в бункере…

— Лилиан Брейн!

Смеясь, они прошли через сад и остановились у её корпуса.

— А почему ты решила, что мы будем отсиживаться в бункере? Разве у Альгадо он есть?

— Не знаю, — ответила она, — но они настолько богаты, что я не удивлюсь тому, что он у них не один. А может быть, нас поместят в один из их знаменитых подвалов, — проговорила подруга перейдя на шепот, — уверена, что все предки Альгадо, потому что все они одного склада характера, творили разврат.

— Единственный, кто на это способен в их семье, это Альгадо младший, — еле сдерживаясь, заметила Эмма.

— Демиен?

— Да.

— Почему вы никогда не называете друг друга по имени?

— Потому что мы раздражаем друг друга. Он совсем не похож ни на Диего, ни на Артура.

— Не знаю, не знаю, — вздохнула подруга, — но насчет разврата ты права.

В изумлении Эмма приподняла бровь.

— Феликс рассказывал Ричарду, по секрету, конечно, что Альгадо, почти ежедневно, водит к себе разных девиц, и никогда не знаешь, что застанешь, входя в свою же комнату.

— Ого, — только и сказала Эмм, прежде чем они закатились смехом.

Обняв подругу, Лилиан пообещала, что напишет ей, как только приземлится самолет, и она увидит родителей. После этого она зашагала в свой корпус. Что-то странное пронеслось в голове и Эмма окликнула:

— Лилиан! — девушка развернулась. — Надень перстень в поездку, пожалуйста.

— Зачем? — удивилась Лилиан и тут же, сморщив носик, добавила: — Ты же знаешь, он мне не сильно нравится. Не понимаю, почему все вы носите их…

— Не знаю, — честно ответила Эмма.

И она действительно не понимала, с чего вдруг ей в голову пришла эта мысль. Эмма лишь чувствовала, что так надо.

— Просто надень его, хорошо. И не снимай, пока не вернешься! Обещаешь?

— Э, ну… ай, ладно, — Лилиан улыбнулась и подойдя к подруге, еще раз крепко обняла её. — Обещаю, что одну и не сниму этот ужасный ужас! Увидимся завтра.

Когда дверь за ней закрылась, Эмма, все еще ощущая давящую пустоту внутри, направилась домой. Чувство тревоги не покидало её с того самого дня, когда полиция схватила Соболева. Она никак не могла забыть пистолет в его руках и горящие, обезумевшие глаза ректора в тот вечер.

Теперь его пост временно занимал Диего Альгадо, и все они были рады этому. Они успокоились и расслабились, все, кроме неё, Макса и Альгадо. «Золотому мальчику» не нравилось, что отец контролирует каждый его вздох, тогда как он привык к относительной свободе за эти два года. Но это была лишь её догадка, зато с Максом все было куда серьезнее. Он сам поделился с ней причиной сегодня. Проснувшись ночью, она вышла в гостиную выпить воды и обнаружила его сидящим на диване и напряженно думающим.

Все дело было во сне. Максу приснился один из тех реалистичных снов, после которых, по его мнению, следовало смотреть в оба, и сон этот был о ритуале.

— Мы все были там, Эмма, — сказал он, опуская голову ей на колени. — Мы были привязаны к длинным шестам, вбитым в землю вокруг кроны огромного зеленого дуба, ствол которого, — мне сложно найти точное определение, — был очень, очень широк. Мы были на привязи, как скот, перед бойней, а наши мясники расхаживали взад, вперед в скрытые одеждами, напоминающими рясы священников — такие же длинные и черные, лица скрывали капюшоны.

Перебирая пальцами его волосы, Эмма вздохнула, пытаясь понять в чем кроется причина её переживаний. Возможно ей просто нужно пережить эту неделю, и когда затмение пройдет, она успокоиться. И, решив, что так и будет, Эмма поцеловала Макса в макушку и вернулась в свою комнату, где под мягкой махровой простыней сладко спал её любимый мальчик. Скинув халат, она нырнула к нему и прижавшись к теплой груди, потерлась головой о его подбородок, а когда подняла глаза, то в них отразилась его улыбка.