Пробуждение: магическая печать (СИ) - А Парамонова

— Лил, — шикнул Макс, — мы здесь не играем в «хороший — плохой полицейский»!

Эмма оторвала голову от подушки и села на кровати.

— Ты права! О чем я думала? Когда он поцеловал меня, я должна была сразу же его оттолкнуть.

— И, что же тебе помешало? — Лилиан села рядом и взяла её за руку.

— Я не знаю, — снова разревелась Эмма. — Меня тянет к нему словно магнитом. Я люблю Феликса и я не думаю об Артуре, когда он где-то там. О Феликсе я думаю всегда, но, когда Артур находится рядом, меня тянет к нему с невероятной силой! Господи, ну как я могла броситься к нему на шею в порыве радости?!

— Может быть, ты любишь и его? — предположил Макс. — Возможно, ты любишь их обоих, Эм.

Эмма на минуту застыла, и колесики в её голове завертелись. «Ты действительно нравишься мне, — вспомнила она слова, сказанные Артуру в ответ на его признание, — но я люблю Феликса». Они были сказаны искренне, и она знала — так и есть: она не испытывает любви к декану физмата, это было скорее влечение, нежели любовь, но оно поглощало её способность мыслить здраво, когда Артур проявлял к ней чувства.

— Ненавижу себя!

Новый поток рыданий и слез заставили Макса сесть рядом и обнять её.

— Тише, тише, — прошептал он, — все наладится, Эм, он простит…

— Я не люблю Артура! — проревела ему в шею Эмма. — Мне нужен Феликс!

— А меня больше волнует поведение Шорса, — сказала Лилиан.

Эмма понимала, что Артур ни спроста снял её с совместных занятий с группой Феликса в эти дни.

— Ты знаешь, — продолжала Брейн, — я говорила с Соболевой и она призналась, что у неё чувство, будто он нарочно провоцирует Демиена и Феликса на спор. В итоге, они уже раз пять сцепились за эти дни. И, кстати, последняя драка была из-за тебя.

— Что? — вытерев глаза, Эмма уставилась на подругу.

— Альгадо сказал Штандалю, что тот совершенно зря расстраивается из-за какой-то девки, и что подобных, дальше идет цензура, в академии валом.

— А что Феликс? — бледнея, проговорила Эмма.

— А Феликс приложил его кулаком под дых так, что тот улетел в дальний угол комнаты, собрав по пути все столы. А потом он сказал ему, что ты — самое чистое и светлое, что Альгадо мог наблюдать в своей никчемной жизни.

— Чистая и светлая, — повторила Эмма, готовясь, вновь обрушится на друзей водопадом слез, — он так сказал?

— Он любит тебя, Эмма! — сказал Макс. — Просто сейчас ему больно, и он не знает, что делать.

— Может быть ему нужно время? — Лилиан погладила подругу по волосам и та повернулась к ней.

— А если, у нас его нет? Что если, через две недели мы все умрем?

Макс и Лилиан, казалось, не поняли и, решив внести ясность, она сказала:

— Затмение.

Как же быстро они забыли и успокоились, и это не было столь удивительно, ведь Диего Альгадо держал свое слово. Он лишь раз покинул поместье на сутки, и вернулся обратно с удвоенным числом охранников. Теперь они окружали поместье плотным кольцом. И, судя по нервно-обозленному взгляду Соболева, это серьезно его раздражало.

— Мы пройдем это, — уверенно сказал Макс.

— На нашем первом собрании, Феликс обнял меня и сказал, что никто из нас не погибнет этим летом, — вспомнила Эмма. — Он сказал, что всегда будет рядом со мной.

— Значит, будет! — пообещала Лилиан. — И не смей продолжать этот водопад! Сегодня — тридцатое мая, а это значит, что завтра твой день рождения!

— Поговори с ним, — настаивал Макс, — сделай хоть что-то, привлеки внимание. Дай ему основания верить тебе, пусть все поверят!

— Тем более, что сейчас будет ужин, — Лилиан поднялась на ноги и потянулась, — и я лично притащу его в столовую!

— Дать основания верить, — повторила Эмма.

Лицо её просветлело и, вытерев последние слезы, она поднялась вслед за подругой.

— Макс, мне нужна твоя помощь!

Феликс Штандаль не мог долго сопротивляться, кода две девушки слезно умоляли его прийти на ужин. Вот уже несколько дней он избегал всех мест, где они могли встретиться. Но сегодня Лил и Вивиен просто вытащили его из комнаты, грозя всемирным потопом. Столовая как всегда была полна, но самому ему вовсе не хотелось есть. И голод впервые дал знать о себе именно сейчас, когда они спустились на выложенный плиткой пол обители чревоугодия.

Бросив короткий взгляд на их стол, он отметил, что Эммы нет. Он сел, ужин начался, но никто так и не сказал ему, где она, а он и не спрашивал, потому что спросить значило бы признать перед всеми, что он еле сдерживается, чтобы не поддаться желанию — побежать искать её в каждом уголке поместья.

— Где Макс? — спросил он, чтобы отвлечься, и от Феликса не укрылось, какими странными переглядками отреагировали на его вопрос друзья.

— Э, — начала Мориса, — знаешь, Фел…

И тут над их головами раздался сигнал, оповещающий о том, что сейчас состоится радиосообщение. Сердце зашлось в бешеном ритме и пропустило удар, ведь первым словом, которое прозвучало для него, и в тоже время было услышано всеми, оказалось его имя. Вскочив с места, он оглядел друзей.

— Что она делает? — спросил он, узнав любимый голос.

— Пытается достучаться до того, кого любит, — ответила Вивиен, и незаметно ото всех Лилиан тихонько сжала её руку под столом.

Тем временем, дрожа от волнения в кресле радиорубки, Эмма сжимала в руке микрофон. Другую она отдала Максу, и он обещал, что не отпустит её. Они обманом пробрались сюда, и заперли дверь, и им было все равно, что за этой выходкой последует неминуемое наказание. Она хотела вернуть своего мальчика, а Макс — помочь друзьям снова быть вместе.

— Феликс, — повторила она, — я надеюсь, ты слышишь меня сейчас, потому что мне нужно сказать тебе кое-что важное. Я хочу извиниться! Мне не нужно говорить за что… все, кто дорог нам и так знают, что произошло. Но ни они, ни кто бы то ни было, не знают, как я об этом сожалею.

Я понимаю, что ты зол на меня, и возможно даже испытываешь ненависть ко мне… но сердце подсказывает, что это не так. Я знаю — ты любишь меня Феликс, я чувствую это, потому что я тоже люблю тебя! Ты просил меня больше не говорить об этом, но я не могу. Я не могу, потому что не говорить тебе, что я люблю тебя, это все равно, что заставить себя не дышать.

Я люблю тебя, и я готова повторить эти слова перед всем миром, но мне не важно, что они услышат их! Важно то, чтобы их услышал ты! Я люблю тебя, и мне не подходит то, что ты решил отпустить меня. Я не отпускаю тебя! И не отпущу, потому что ты нужен мне!

Я признаю, что совершила ошибку… невольно, но совершила, и ты вправе избегать меня, — речь прервалась, и от вздоха, который сорвался с её губ, его бросило в дрожь. — Но у тебя также есть и другое право: ты можешь простить меня и позволить нам быть счастливыми.