Факап - Михаил Харитонов

Что касается транспорта. С одной стороны, нормальный транспорт был нужен крайне. С другой — глайдер в руках туземцев может доставить не меньше проблем, чем скорчер или вакууматор. В конце концов по транспорту выставили уровень технологий середины дополуденного двадцатого века. То есть никаких антигравов, никаких защитных полей, никаких батарей, никакой электроники-автоматики. Вертолёт на ручном управлении, двигатель внутреннего сгорания и водородные баки на четыре часа полёта без дозаправки. Чтобы, значит, никакой туземец в принципе не мог сесть в пилотское кресло и полететь. А если он туда посадит пленного землянина — чтобы лёту у него было четыре часа и всё.

Хорошо ещё, что пробили разрешение на водород. Из тех соображений, чтобы запаха не оставалось. А то уж было собирались на бензине летать. Или на керосине? На чём там в двадцатом веке летали? Пёс, уже не помню. Совсем историю авиации забыл. А ведь в лётном нам её давали.

Интересно, кстати, зачем? Думаю, это издержки академической системы. Для научников обязательно дают историю науки. Иначе непонятно, откуда что растёт, а для исследовательской деятельности это важно. Юристам и всяким гуманитариям так просто обязательно. Ну а пилотам зачем? Непонятно. Хотя, может, когда-то провели исследование и выяснили, что ежели это давать, то пилотам лучше летается. Ну а что? Я знаю несколько случаев, когда такие решения принимались просто по данным статистики. Например: почему всякие гуманитарные мероприятия — конгрессы там, семинары от крытые и тому подобное — проводятся обычно в лесотундре? Новичкам обычно объясняют, что это традиция такая. А на самом деле? А на самом деле собрали когда-то статистику: после мероприятий, проведённых в этой местности, научная работа активизируется. А после посиделок в тропиках — не очень. Вот они с тех пор и тусуются в комариных местах. Меня однажды на открытый семинар к структуральным лингвистам направили. По нашим комконовским делам, разумеется. Я потом два дня чесался: мошка заела. А лингвистам хоть бы хны, привыкли.

Ох, что-то я совсем отвлёкся. Извини, Лена.

Короче. Сто человек из Группы составлял техперсонал. И ещё полсотни людей за сценой. Начиная с аналитиков и кончая психологами. В их обязанности входили поддержка и контроль. Даже скорее так — контроль и поддержка. Увы, насчёт контроля облажались, и сильно. Ну, об этом отдельно. Хотя тема неприятная. Тянул с ней до последнего, потому что противно. Не люблю я этого всего. А придётся, раз уж начал.  Но только не сейчас, у меня по Группе ещё не все бабки подбиты, как выражается Славин в таких случаях.

Так, значит, о первой сотне. То есть о тех, кто лично работал с аборигенами.

Прежде всего: распределены наблюдатели были крайне неравномерно. Например, на первом континенте работало всего два человека. Оба — агрономы-генетики, пытающиеся одомашнить местные злаки. Теперь-то, конечно, такие изыскания непосредственно на планетах запрещены, а биологическое оборудование приравнено к оружию. Но тогда об этом никто не думал.

На четвёртом континенте была небольшая команда наблюдателей с кодом "Остров". Она была сосредоточена на острове Муриссо — единственном месте, где возникло более-менее развитое земледелие. Там, кстати, случился крайне неприятный факап с одним историком, специалистом по истории земельных реформ, который сначала пробился в Группу, а потом попытался поднять восстание местных крестьян. В ходе которого и погиб. Тогда впервые был поднят вопрос о том, что академические привилегии по части психофизиологического контроля не должны распространяться на сотрудников Института. Но тут все сотрудники встали на дыбы: "нас нельзя". И свои права отстояли. А зря.

Ещё одна маленькая команда — "Залив" — находилась на девятом континенте, самом маленьком и самом труднодоступном. Там — в райском климате, в условиях природного изобилия — существовала самобытная цивилизация, построенная на принципах мира и ненасилия. Люди там не знали, что такое оружие, рабство и государство, а основными занятиями было рыболовство, выращивание фруктовых деревьев и любовь. Исторических перспектив у этого общества не было никаких. Так как краеугольным камнем местных порядков был абсолютный запрет на любые изменения и новшества. Их просто не воспринимали всерьёз. Ну то есть считали всё, отличающееся от принятых стандартов, чрезвычайно смешным и даже постыдным. Один из институтских сотрудников попытался было внедрить усовершенствованную острогу для боя рыбы — так на него полгода пальцем показывали и ржали. Другой приручил местную дикую лошадку и попробовал на ней ездить. Его сочли сумасшедшим и перестали общаться. Всё, что там удалось внедрить — это одну хитрую эротическую позу, до которой туземцы почему-то сами не додумались. Назвать это прогрессом язык не поворачивается. Тем не менее, команда не унывала и продолжала свои бесплодные попытки. Забегая вперёд — этих чудаков эвакуировали уже перед закрытием планеты. Что касается туземцев, с ними случилось то же самое, что и со всеми прочими туземцами. Только ещё быстрее. 

На прочих континентах было по одному человеку, и занимались они исключительно наблюдением. Впрочем, одному из них удалось осуществить полезное вмешательство в ход местного исторического процесса. А именно — пресечь попытки местного островного племени, додумавшегося до каннибализма, добраться до континента, населённого вегетарианцами. Расчёты историков показывали, что каннибалы имели шансы на создание рабовладельчески-людоедской империи. Вот только этой радости на Авроре не хватало.

Все остальные земляне находились на восьмёрке. Костяк составляли две команды — "Метрополия" и "Запроливье". В первой было двенадцать человек, во второй — девять. Работали они в условиях высокой автономии. То есть их сотрудники, помимо фоновой задачи наблюдения, сами себе ставили задачи. А руководство задним числом оценивало, насколько эти задачи и их решения соответствуют целеполаганию. Ну а чтобы число было не совсем уж задним, группы курировались опытными наблюдателями. Причём кураторы имели непосредственный выход на Институт.

За "Запроливьем" присматривал некий Александр Васильевич Кондорский. Человек заслуженный, в прошлом космопроходец, потом социолингвист, далее сотрудник ИЭИ. Участник первой высадки на планету и  первого контакта с аборигенами. А также разработчик плана внедрения. В отличие от всяких там паркетных теоретиков лично отправился на Аврору и проработал в поле в общей сложности пятнадцать лет. За это время успел вырасти до Генерального судьи и Хранителя больших государственных печатей республики Соан дона Кондора.