Крещение огнем. Вьюга в пустыне - Максим Калашников

Нас от жестокого кризиса избавляет пока то, что мы до сих пор проедаем остатки советской системы и обладаем ядерным оружием – тоже, кстати, советское наследие, которое до сих пор гарантирует нам непревращение в сербов, пуштунов и иракцев.

– Кстати, «трущобный народ» идеально приспособлен для выживания в условиях кризиса и тотального разрушения старой цивилизации. Обратите внимание на романы-катастрофы Саймона Кларка. В них современное общество рушится из-за климатических или геологических катаклизмов, воцаряются одичание и хаос – и в таких условиях господство захватывают выходцы со «дна»: бродяги-бомжи, трущобники. Жестокие, сплоченные, жаждущие отомстить тем, кто их еще вчера презирал и отвергал. И на руинах мегаполисов воцаряется ад…

– Или «Мир черного солнца» – так называется одна из многих версий игры «Dungeons and dragons», посвященная миру после глобальной катастрофы. Что касается трущобного люда, то у него, в отличие от сытых и сильных мира сего, ни во что не верящих циников-поклонников «двух Б» (бабло и бабы), есть мощное идейное оружие. «Слам-пипл» в Африке и Азии исповедуют ислам, в Латинской Америке – пятидесятничество, которое почти превратилось в отдельную от христианства новую религию с сильнейшим протестным потенциалом.

Но я знаю еще одну группу, только не социальную, а этническую, которая идеально приспособлена для выживания в условиях жестокого кризиса. Это мы, русские. Хотя, боюсь, за вторую половину ХХ века это качество во многом утрачено.

Кого уничтожит Великий Смутокризис?

– А можно ли спрогнозировать, по кому в первую очередь врежет глобальный кризис кризисов?

– Прежде всего – по среднему классу Запада. Затем изъятие доходов ждет верхушки полупериферийных и периферийных стран: либо тех, что слабы, либо тех «богатеньких буратин», которых Запад лукаво убедил в необходимости хранить свои богатства у него.

У «буратин» в такой ситуации два выхода: встать, извините за выражение, на отсос у «железной пяты» и компенсировать утрату усилением эксплуатации своего населения. Либо во главе своего народа начать борьбу. Но для этого нужны воля, мужество и желательно нравственность.

Еще один кандидат на небытие – институт государства. В ходе кризиса произойдет окончательная приватизация власти-населения, хотя в качестве внешней скорлупы формы государственности сохранятся. Приватизация как социально-экономический курс и упадок государства тесно связаны с еще одним аспектом кризиса – криминализацией глобальной экономики, а, точнее, принципиальному стиранию граней между легальным («белым») и криминальным («черным») секторами. В результате возникает некое серое пятно, охватывающее почти всю планету.

Грубо говоря, глобальная экономика стоит на «пяти китах» (или слонах – как угодно). Вот они – торговля нефтью; оружейный бизнес; наркобизнес; торговля драгметаллами и золотом; проституция и порнобизнес. Два «кита» носят практически полностью криминальный характер, три других – в огромной степени криминализованы. Современная глобальная экономика – в огромной степени криминальная экономика. И это – показатель кризиса. А за этим следует криминализация и других сфер – социальной (сверху донизу, включая правящие элиты), политической. Таким образом, приватизация и криминализация – две стороны одной «кризисной» медали. Разумеется, не всякая приватизация криминальна, однако я имею в виду конкретный исторический процесс, стартовавший в конце XX века под знаменем либерализма, который к настоящему либерализму имеет такое же отношение, как Гручо Маркс (комик) или Эрих Маркс (один из разработчиков «плана Барбаросса») к Карлу Марксу.

Кстати, приватизированные власть, системы жизнеобеспечения, снабжения и т. п. в мегаполисах в случае кризиса – например кризиса доллара, мировой валютно-финансовой системы – рухнут сразу. Аналогичным образом обстоит дело с технической и медицинской инфраструктурой – и чем они сложнее, тем быстрее будут рушиться. А уж в приватизированном виде и подавно. Сравните советскую электроэнергетику и чубайсовскую.

– Тем более что опыт показывает: в период общественных потрясений происходят природные катастрофы, эпидемии…

– Да, «Черная смерть» – эпидемия чумы предшествовала кризису «длинного XVI века». Посреди великого переселения народов – в VI веке – бушевала еще одна эпидемия чумы, ослабившая Византию и косвенным образом способствовавшая мусульманским завоеваниям. Примеры из XX века – «испанка» 1919 года, унесшая больше жизней, чем Первая мировая война 1914–1918 годов, и СПИД, стартовавший вместе с глобализацией – причем в буквальном смысле: слово «глобализация» появилось в том же году, когда «зафиксировали» вирус СПИДа – в 1983.

Вообще, прогнозировать надвигающийся кризис и формирование послекапиталистической системы без учета природно-климатических факторов и потрясений нельзя. Естественно, я имею в виду не форс-мажорные и плохо предсказуемые явления типа удара из космоса астероидом или кометой, а вполне циклические и хорошо известные геологам и палеоклиматологам явления, сроки которых к тому же вот-вот должны наступить.

Во-первых, это окончание трех-четырехвекового периода относительного геологического спокойствия планеты. По мнению специалистов, с середины XXI века начнется новый цикл геологической активности: вулканизм, землетрясения, природные катастрофы. Вулканизм, как правило, становится «спусковым крючком» похолоданий и биотических кризисов. Пик геоактивности придется на XXII в., и мы получаем неукротимую планету похлеще гаррисоновской.

Во-вторых, раз в 12–15 тысяч лет смещаются полюса и наклон земной оси, что обычно приводит к серьезным природным потрясениям. Последний раз это произошло именно около 15 тысяч лет назад.

В-третьих, геологическая история времени существования человеческого рода «сконструирована» так, что из каждого стотысячелетия 85–90 тысяч лет приходится на ледниковый период, а 10–15 тысяч лет – на потепление. Наша постнеолитическая цивилизация полностью связана с мировой оттепелью, она – порождение межледникового периода. Но период оттепели заканчивается, прогнозируется новый ледниковый период – и не малый, а великий. Разумеется, человечество ныне не то, что 10–15 тысяч лет назад, у него несопоставимо более высокий информационно-энергетический потенциал. Но у этого потенциала есть и разрушительная составляющая, что создает опасности на порядок более серьезные, чем в каменном веке.

Разумеется, глобальное похолодание может стать мощным стимулом дальнейшего развития человека. А может – и терминатором. В любом случае наложение, волновой резонанс трех геоклиматических потрясений на тройной социальный кризис может стать сверхиспытанием. Собственно, «командорские шаги» надвигающегося кризиса уже слышны – по скорости вымирания животных и растений в ХХ веке мы уже вступили в эпоху глобальной катастрофы. Но кто будет слушать биологов?

Для России ситуация осложняется тем, что, по некоторым прогнозам, в случае геоклиматических изменений и катастроф ее территория окажется мало затронутой их последствиями (в отличие от Западной Европы, Северной Америки, Африки). Если учесть, что при двух процентах мирового населения мы контролируем пусть не 1/6, но 1/7 или 1/8 часть суши – необъятные пространства и умопомрачительные ресурсы, включая пресную воду, то слабая Россия оказывается мишенью, фактором, раздражающим ближних и дальних соседей. Причем, если в XIX веке это были соседи главным образом с Запада, то сегодня это соседи со всех сторон света, кроме Севера.

Уже в конце XIX века Запад фактически прислал России «черную метку». «Акт берлинской конференции» 1884 года зафиксировал принцип «эффективной оккупации»: если страна не может как следует добывать сырье на своей территории, то она обязана допускать к эксплуатации более эффективные и развитые страны. Формально это говорилось об афро-азиатских странах, но имелась в виду и Россия, все больше попадавшая в зависимость от западных банков. На рубеже ХХ—XXI веков ситуация типологически повторяется под знаменем глобализации и ее волколаков – ТНК.

В надвигающемся кризисе наша задача – не позволить разорвать страну. Например, не допустить, чтобы сюда хлынули все полчища «трущобного люда». Да, они угнетенные и обездоленные. Но если они придут к нам, то станут обычными грабителями. И если мы будем слабыми, у нас отберут пространство и ресурсы: слабых бьют. Я, например, не могу представить себе Россию без того, что за Уралом. Это не Россия, а выморочная Московия. Я глубоко убежден, что Россия может сохраниться, только занимая свое естественно-историческое пространство. Нам не нужно лишнего (лишним оказались Польша, Прибалтика, Финляндия, Западная Украина, возможно, меньшая часть Средней Азии), но и своего нельзя отдавать ни пяди.