В тени регулирования. Неформальность на российском рынке труда - Коллектив авторов

Принципиальное значение для данной главы имеют позиции трех социологических теорий социальной стратификации – функционалистской, неовеберианской и микроклассовой, – в фокусе которых находится положение индивида в социальной структуре. Неформальность занятости в рамках этих подходов может выступать одним из причинных механизмов социального неравенства.

Для функционалистского подхода ключевое значение в выстраивании социальной стратификации имеют способности и квалификация индивидов. Система социального неравенства представляется непрерывным континуумом множества профессиональных групп, внутри которого индивиды могут перемещаться относительно свободно в соответствии со своими способностями и квалификацией, а деление на четкие классы или статусные группы отсутствует [Дэвис, Мур, 1992]. При этом считается, что способности в каждом обществе распределены неравномерно, наиболее ценные для общества навыки очень редки. Таких наиболее способных членов общества нужно мотивировать для занятия важных функциональных позиций при помощи вознаграждения. Вознаграждение побуждает их развивать свои способности и получать необходимое образование и квалификацию для занятия этих должностей. Данное представление восходит к объяснению социального неравенства, предложенному Эмилем Дюркгеймом в работе «О разделении общественного труда» (1893). Он указывал на то, что во всех обществах одни виды деятельности считаются более важными, чем другие, неравенство является естественным состоянием, и в процветающем обществе наиболее талантливые и способные должны выполнять наиболее важные функции и получать соответствующее социальное вознаграждение [Дюркгейм, 1996]. С позиции функционалистского подхода социальный мир един для всех членов общества, а достигаемые критерии статуса преобладают над предписываемыми[176] [Marshall, 1994]. Основной социальный поток, по мнению представителей данного подхода, направлен вверх, что снижает потенциал классообразования и сдерживает межклассовую конфликтность. Таким образом, социальная стратификация приобретает форму пирамиды с расширенной серединой. На самом верху находятся малочисленные категории наиболее способных и талантливых индивидов, выполняющие важнейшие для общества функции, а остальные находятся посередине и внизу, при этом большая часть сосредоточена в средних слоях.

В контексте функционалистского подхода свободной мобильности представителей неформального сектора может препятствовать только отсутствие необходимой для продвижения квалификации (человеческого капитала), каналы получения которой открыты и известны, а потому занимаемое положение в социальной структуре является вполне добровольным. Можно предположить, что в рамках такого подхода, при прочих равных условиях, состояния формальной и неформальной занятости не должны характеризоваться значительными разрывами в самооценках социального статуса.

Неовеберианцы, в свою очередь, указывают на наличие жестко отличных друг от друга социальных групп, постоянно воспроизводящих свои границы. Эти группы возникают в результате пересечения трех относительно автономных плоскостей, в каждой из которых происходит собственное ранжирование (экономической, социокультурной и политической). Вариативность конструирования и комбинирования позиций в каждой из этих плоскостей определяет множественность социальных миров, в которых обитают представители различных страт, зачастую не пересекающиеся между собой [Goldthorpe et al., 1969]. Мобильность индивидов между позициями в социальной структуре носит затрудненный характер, принадлежность к ним имеет тенденцию быть пожизненной, позиция родителей индивида воздействует на весь комплекс ценностей, норм, представлений, жизненных шансов и стиля жизни[177] [Marshall, 1994]. В своих исследованиях представители неовеберианства последовательно указывали на неизменность уровней относительной мобильности, отмечая, что увеличение «места наверху» (вследствие роста спроса на квалифицированный умственный труд) не привело к увеличению возможностей попасть туда, так как большинство этих мест были заняты детьми тех, кто находился на привилегированных позициях. Тем самым они подтверждали свое исходное предположение о жесткой детерминированности достигнутого положения исходным классовым происхождением.

Можно предположить, что для неовеберианства мобильность неформально занятых между социальными группами будет представляться более сложным явлением, чем для функционалистов. Это тоже своеобразная «сегментация», структурные элементы которой оказываются разделенными не только с точки зрения квалифицированности и уровня профессионализма, но и всего образа жизни, который формируется под воздействием специфических норм и ценностей, определяющих поведение в обществе и во многом также производных от профессии. Можно предположить, что самооценки формальных и неформальных работников будут значительно различаться друг от друга.

В конце ХХ в. развернулась активная критика возможности построения «большой» стратификационной модели [Weeden, Grusky, 2005]. Она основывалась на ограниченной способности традиционных классовых схем объяснять поведение индивидов на микроуровне (см., например: [Kingston, 2000]). Представители данного подхода утверждали, что понятие социального класса, описывавшее важные различия в социальной жизни в индустриальный период, не способно к этому в современных условиях. Социальная жизнь становится подвержена все большему числу вариаций, а потому укрупненные стратификационные категории уже не могут адекватно передать все многообразие ее контуров. Представители критического подхода к теории «больших» классов указывали на принципиальную важность функциональных ниш («занятий»), возникающих при разделении труда, которые отличаются глубокой укорененностью в институтах рынка труда [Grusky, Sørensen, 2001]. Эти занятия, названные Д. Граски и К. Виден «микроклассами», обладают большей объясняющей способностью при анализе поведения индивидов по сравнению с привычными классовыми категориями, объединяющими в себе несколько неоднородных профессиональных групп [Weeden, Grusky, 2005]. Они утверждают, что именно на уровне микроклассов происходят важные процессы самоотбора, отбора и социализации, способствующие увеличению внутренней однородности микроклассов, которая проявляется в сходстве «жизненных шансов» (уровень образования, доход, стаж, условия труда), особенностей стиля жизни (потребление, общественная активность), «культуры» (политические предпочтения, социальные установки) и демографических характеристик их представителей.