О мышах и людях. Жемчужина. Квартал Тортилья-Флэт. Консервный Ряд - Джон Эрнст Стейнбек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На другой день он тоже стал готовиться к вечеру. Лучшие пластинки отнес в заднюю комнату и спрятал. Бьющиеся предметы оборудования все до единого отнес туда же. Он все знал заранее – голодные гости еды не принесут. Выпьют все быстро, так всегда бывает. Док побрел в «Экономическую торговлю», где был тонкий и понимающий мясник. Вместе они обдумали угощенье. Док заказал пятнадцать фунтов мяса для бифштексов, десять фунтов помидоров, двенадцать головок салата, шесть батонов хлеба, большую банку арахисового масла и банку клубничного джема, пять галлонов вина и четыре кварты крепкого, хоть и не изысканного виски. Первого числа ему предстояло ругаться с банком. Еще три-четыре таких вечера, думал Док, и он вылетит в трубу.
А в Консервном Ряду подготовка шла полным ходом. Док угадал, про еду никто не подумал, но все – по пинте, по кварте – припасали выпивку. Коллекция подарков росла и росла, а если б завести список гостей, получилась бы перепись населения. В «Медвежьем флаге» без конца спорили, что надеть. Раз не надо работать, надевать форму – длинные вечерние платья – девушкам не хотелось. Решили надеть расхожие. Да, но легко сказать, Дора потребовала, чтобы не подводили постоянных клиентов и установили дежурства. Разделились на две смены. Спорили, кто пойдет в первую: первая смена увидит лицо Дока, когда ему поднесут роскошное одеяло. Оно висело в столовой на станке, почти готовое. Миссис Мэллоу пока отложила свой полог. Она вязала Доку шесть салфеточек под пивные стаканы. Первое возбуждение в Консервном Ряду улеглось, нагнеталась серьезность. В клетке возле Ночлежного Дворца скопилось пятнадцать котов, и по ночам их вой нервировал Милку.
XXVIII
Рано или поздно Фрэнки должен был узнать о вечере. Потому что Фрэнки скользил по улицам как облачко. Если сходилось несколько человек, он оказывался тут как тут. Его не замечали, на него не обращали внимания. Непонятно, прислушивался ли он к разговорам. Но Фрэнки прослышал о вечере и прослышал о подарках, и его распирало чувство мучительной полноты жизни, и боль, и томленье.
В витрине ювелирной лавки Джекобса стояла вещь, прекраснейшая во всем белом свете. Ее выставили давно. Это были часы черного оникса с золотым циферблатом, но самая-то красота сияла у них наверху. Часы украшала бронзовая группа – святой Георгий, побивающий дракона. Дракон повержен навзничь и отчаянно когтит воздух, а грудь его пронзает копье святого Георгия. Святой во всей амуниции, с поднятым забралом, на откормленном толстозадом жеребце. Копьем он пригвождает дракона к земле. Но – что самое удивительное – у него острая бородка и он чуточку похож на Дока.
Фрэнки несколько раз в неделю ходил на улицу Альварадо – полюбоваться святым Георгием. Ему снились часы, снилось, что он трогает блестящую гладкую бронзу. Уже несколько месяцев думал он про эти часы, когда услыхал про вечер и подарки.
Фрэнки целый час простоял на мостовой, прежде чем войти в лавку.
– Чего тебе? – спросил мистер Джекобс. Он прикинул возможности Фрэнки и сделал вывод, что у него нет и семидесяти центов.
– Сколько это стоит? – спросил Фрэнки хрипло.
– Что?
– Это.
– Часы, что ли? Пятьдесят долларов, а со скульптурой – семьдесят пять.
Фрэнки ничего не ответил и вышел. Он спустился на берег, заполз под опрокинутую лодку и оттуда глядел на серую зыбь. Бронзовое сокровище запало ему в душу, так и стояло перед глазами. И мучительное желание накатило на Фрэнки. Надо заполучить прекрасную скульптуру. И от этой мысли взгляд у Фрэнки твердел.
День он провел под лодкой, а когда стемнело, вышел оттуда и вернулся на улицу Альварадо. Шли в кино, выходили, шли в «Золотой мак», а он все шагал взад-вперед по кварталу. Он не устал и не хотел спать, а красота святого Георгия огнем жгла ему сердце.
Прохожих становилось все меньше, наконец улицы опустели – уехали последние машины, и город погрузился в сон.
Полицейский долго приглядывался к Фрэнки.
– Ты что тут делаешь? – спросил он.
Фрэнки пустился бежать, обогнул угол и спрятался в сквере, за урной. В полтретьего он прокрался к двери Джекобса и дернул ручку. Дверь не поддавалась. Фрэнки вернулся в сквер, сел за урной и стал думать. На земле возле урны он увидел осколок бетона и подобрал.
Полицейский докладывал, что он услышал треск и бросился на шум. Оказалось, разбита витрина Джекобса. Он настиг и задержал убегавшего нарушителя. Непонятно, как это мальчишка ухитрился так далеко оттащить пятидесятифунтовые часы, а ведь чуть не удрал. Не угоди в тупик, поминай бы как звали.
На другой день начальник полиции вызвал Дока.
– Зайдите, пожалуйста. Мне надо с вами поговорить.
Ввели Фрэнки, чумазого, растрепанного. Глаза были красные, но рот плотно сжат. При виде Дока он даже слегка улыбнулся.
– Что случилось, Фрэнки? – спросил Док.
– Вот вчера ночью вломился к Джекобсу, – сказал начальник. – Украл одну вещь. Связались с матерью. Она говорит, знать ничего не знает, говорит, он все время у вас торчит.
– Фрэнки, ну зачем ты это сделал? – сказал Док. Тяжкий камень обреченности лег ему на сердце. – Может, отдадите его на поруки? – спросил Док.
– Нет, судья не отдаст, – сказал начальник. – Тут была психиатрическая экспертиза. Вы знаете, что с ним?
– Знаю, – сказал Док.
– А знаете, что может случиться после переходного возраста?
– Да, – сказал Док, – знаю. – А камень страшно давил ему на сердце.
– Врач считает, лучше его изолировать. Раньше мы не могли, ну, а после уголовщины оно легче.
Фрэнки слушал, и приветная улыбка гасла в его глазах.
– Что он украл? – спросил Док.
– Большие дорогие часы с бронзовой скульптурой.
– Я возмещу их стоимость.
– Что вы, мы же их вернули. Судья, наверно, и слушать не захочет. Но такое может повториться. Сами знаете.
– Да, – мягко сказал Док. – Знаю. Но может, у него была своя причина. Фрэнки, – сказал он, – зачем ты их взял?
Фрэнки долго на него смотрел.
– Я вас люблю, – сказал он.
Док выбежал, сел в машину и поехал собирать морских животных возле мыса Лобос.
XXIX
В четыре часа 27 октября Док заспиртовал последнюю медузу, а было их страшно много. Он вымыл бутыль из-под формалина, почистил пинцет и снял перчатки. Он поднялся наверх, покормил крыс и сложил кое-какие любимые пластинки и микроскопы в задней комнате. Потом он ее запер. Бывало, воодушевленный
