О мышах и людях. Жемчужина. Квартал Тортилья-Флэт. Консервный Ряд - Джон Эрнст Стейнбек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как дела во Дворце?
– Лучше некуда, Док. Два новых стула. Может, зашли бы когда? У нас очень хорошо.
– Зайду, – сказал Док. – Эдди все носит бутыль?
– А то как же, – сказал Мак. – Он теперь туда пива не льет, и вроде даже лучше получается. Больше забирает.
– Забирало и раньше достаточно, – сказал Док.
Мак терпеливо ждал. Пусть Док сам набредет на подходящую жилу. Мак ждал. Пусть у Дока в голове засядет, что он сам завел этот разговор. Оно верней. Мак всегда применял такую тактику.
– Давно что-то Хейзла не видно. Он ведь здоров, правда?
– Да, – сказал Мак и открыл кампанию. – С Хейзлом все нормально. Они с Хьюги чуть не подрались. Целую неделю спорили. – Он усмехнулся. – Вот ведь смех: спорят – об чем сами не понимают. Я уж молчу, я сам тут не понимаю, а они все спорят, чуть не подрались.
– А насчет чего? – спросил Док.
– Могу рассказать, сэр, – сказал Мак. – Хейзл все покупает эти разные карты и смотрит там, какие дни счастливые и всякое такое. А Хьюги говорит, это муть. Хейзл говорит, если знать, когда человек родился, по картам можно все про него узнать, а Хьюги говорит, карты продают, чтоб драть по двадцать центов за штуку. Ну, а я лично в этом не разбираюсь. А вы как считаете, Док?
– Я, пожалуй, согласен с Хьюги, – сказал Док. Он остановил шаровую мельницу, промыл шприц и наполнил его голубой массой.
– Вчера вечером жуть как спорили, – сказал Мак. – Спрашивают меня, когда родился, я сказал, двенадцатого апреля. Ну, Хейзл сразу купил карту и все про меня прочел. Кой-чего вроде сходится. Правда, там больше хорошее, а когда про тебя хорошее – ясно, поверишь. Вышло, что я смелый и умный и добрый к друзьям. Хейзл говорит, все сходится. А ваше когда деньрожденье, Док?
В конце долгого рассужденья вопрос звучал более чем естественно. Комар носу не подточит. Но не надо забывать, что Док знал Мака очень давно. Если б он знал Мака не так давно, он назвал бы 18 декабря (то есть свой день рожденья), а не 27 октября (то есть совершенно другой день).
– Двадцать седьмое октября, – сказал Док, – спроси-ка у Хейзла, что я собой представляю.
– Небось муть это все, – сказал Мак, – а Хейзл верит. Скажу ему, Док, пусть про вас поглядит.
Мак ушел, а Док стал думать, где тут закавыка. Ясно, это ход. Он знал технику Мака, его приемы. Он узнавал его стиль. И недоумевал, на какой предмет понадобились Маку эти данные. Только потом уж, когда поползли слухи, Док сообразил, что к чему. А пока вздохнул с облегчением. Он все боялся, что Мак под конец стрельнет у него доллар.
XXVI
Двое мальчишек играли во дворе судоверфи, но вот на заборе показалась кошка. Они за ней бросились, выгнали на рельсы и на насыпи стали набивать карманы камнями. Кошка спаслась в высокой траве, а камни они оставили себе, потому что камни были – лучше не надо, и размер подходящий, и форма, и вес. Такие всегда пригодятся. Мальчишки повернули к Консервному Ряду и запустили камнем в рифленый фасад фабрики Мордена. Из окна глянул всполошенный служащий, метнулся к двери, но где ему было догнать мальчишек. Пока он спускался, они уже спрятались за дровами, а там их хоть сто лет ищи – не найдешь.
– Ему нас в жизни не найти, – сказал Джо.
Но когда никто не ищет – прятаться скучно, и они зашагали по Консервному Ряду. Долго стояли у витрины Ли Чонга, облизывались на клещи, ножовки, бананы. Потом перешли улицу и сели на нижнюю ступеньку лестницы, которая вела во второй этаж лаборатории.
Джо сказал:
– А у этого дядьки заспиртованные дети есть – в бутылках.
– Какие еще дети? – спросил Уиллард.
– Обыкновенные, только они не родились еще.
– Врешь ты все, – сказал Уиллард.
– Нет, правда. Спрейг сам видел. Говорит, они во-от такие, и у них ручки, и ножки, и глазки есть.
– И волосы? – спросил Уиллард.
– Про волосы не говорил.
– А ты б спросил. Врет небось.
– Смотри, как бы он не услыхал, – сказал Джо.
– Пожалуйста, можешь ему сказать. Подумаешь, испугался я его! Тебя испугался! Я никого не боюсь. Ну, что ты мне сделаешь? А?
Джо не ответил.
– Ну?
– Ничего, – сказал Джо. – Я вот думаю… пошли к этому дядьке и прямо спросим, есть у него дети в бутылках или нет. Может, он покажет? Ну, если они у него есть.
– Нету его дома, – сказал Уиллард. – Когда он дома, тут всегда машина стоит. Куда-то укатил. Небось вранье. Спрейг врун. И ты врун. Ну? Что ты мне сделаешь?
День получался скучный. Уиллард из кожи лез, чтобы развеселиться.
– А еще ты трус. Что ты мне сделаешь, а?
Джо промолчал. Уиллард переменил тактику.
– А где теперь твой папаша? – спросил он дружелюбно.
– Умер, – сказал Джо.
– Ну да? А я и не знал… От чего?
Минутку Джо помолчал. Он знал, что Уиллард все знает, но не подал виду, потому что тогда надо было драться с Уиллардом, а Джо его боялся.
– Он покончил… Он отравился.
– Ну да? – Уиллард скорчил удивленную мину. – Как это он?
– Съел крысиного яду.
Уиллард просто покатился со смеху:
– Что же он – думал, что он крыса?
Джо усмехнулся, отдавая должное остроумию Уилларда.
– Ага, он думал, что он крыса, – кричал Уиллард. – Наверно, поползал – вот так – гляди, Джо. Так, Джо? И делал носом – так? А хвост у него был? А? – Уиллард помирал со смеху. – Чего же он к крысоловке не подошел, башку туда не сунул? А, Джо? – Уиллард иссяк. Было уже не смешно. Но он не унимался. – Ну а какой он был? Такой? – Он скосил глаза, открыл рот и высунул язык.
– Он целый день промучился, – сказал Джо. – А умер ночью. У него все болело.
Уиллард сказал:
– А на кой это он?
– Не мог работу найти, – сказал Джо. – Чуть не год не мог работу найти. И знаешь, как интересно? Наутро к нему пришли на работу его нанимать.
Уилларду не хотелось расставаться с удачной шуткой.
– Наверно, он подумал, что он крыса, – сказал он, но ему и самому было не смешно.
Джо встал и сунул руки в карманы. В водосточном желобе блеснула монета, и он двинулся к ней, но не
