Кровь и лед - Роберт Мазелло

— Слушай, ты закончил?

— Да. — Майкл бросил карандаш на стол. — Теперь все…

Когда он вернулся в комнату, выяснилось, что Дэррил уже спит. А вот Майкл не смог бы сейчас заснуть при всем желании — во всяком случае, без пары таблеток снотворного. Но беда в том, что он как раз старался уменьшить дозу лекарства перед возвращением в большой мир, поэтому ничего не оставалось делать, кроме как отвлечься работой. Он сунул в рюкзак компьютер, стопку бумаг и, взвалив его на спину, смело отправился сквозь бушующие снежные вихри в комнату отдыха. Помнится, Мерфи говорил, что на завтра синоптики обещают период умеренной погоды, непродолжительный, правда, но достаточный для того, чтобы они могли смотаться на станцию «Стромвикен» и поискать неуловимого лейтенанта Копли.

Майкл столько наслышался от Элеонор о Синклере, что сгорал от нетерпения поскорее с ним познакомиться.

В комнате отдыха он налил себе из кофеварки чашку кофе и выключил телевизор, по которому шел фильм «Ноттинг-Хилл» (наверняка Бетти с Тиной уходили отсюда последними). Сейчас в помещении было совершенно безлюдно. Настенные часы показывали, что время перевалило за полночь. Майкл включил CD-проигрыватель, и тишину разорвали вступительные аккорды Пятой симфонии, которую опознал даже он. На диске был записан сборник произведений самых разных композиторов, и принадлежал он, без сомнения, кому-то из ученых. Майкл убавил громкость, устроился за карточным столом в задней части комнаты и приготовился погрузиться в работу.

«Не думай о Кристин, — приказал он себе, когда вдруг осознал, что Пятая симфония уже давно закончилась, а он все вертит в голове скорбную весть, которую принесла Карен. — Переключись на что-нибудь другое».

Он посмотрел на разложенные на столе бумаги, и взгляд тут же наткнулся на листы, исписанные рукой Экерли на старом продуктовом складе. Майкл едва не рассмеялся. На Южном полюсе катастрофически мало возможностей для того, чтобы отвлечься от неприятностей.

Неразборчивые каракули Экерли сразу напомнили ему о ярлычках, которыми ботаник в своей лаборатории скрупулезно снабжал каждый шкаф и ящик с образцами мхов и лишайников. Однако эти письмена оказалось прочитать еще труднее, так как листы были перемазаны кровью, а запись велась на обратной стороне инвентаризационных ведомостей и накладных.

На первых двух страницах — как Экерли и говорил, он их пронумеровал, аккуратно проставив цифры в правых верхних углах, — описывалось само нападение. В частности, то, как ботаник обернулся и увидел в проходе между стеллажей Данцига, ковыляющего к его лабораторному столу.

Я помню, как упал на пол, попутно опрокинув горшок с кропотливо выращенной орхидеей вида Cymbidium, и подвергся яростной немотивированной агрессии. Но оказалось, что нападение, на первый взгляд спонтанное и бессмысленное, преследовало вполне определенную цель.

Потрясенный Майкл откинулся на спинку стула. Надо отдать должное ботанику; даже после того как Экерли был зверски убит и восстал из мертвых — надо называть вещи своими именами, — он умудрился сохранить ясность мышления и вел повествование в сдержанном стиле истинного ученого. Запись, сделанная на продуктовом складе, который стал для ботаника настоящим карцером, читалась как статья, представленная на рецензирование перед публикацией в научном издании.

После некоторых размышлений я пришел к выводу, что действия мистера Данцига, — мистера Данцига? — какими бы жестокими и безумными ни казались, были направлены на то, чтобы вскрыть кожные покровы и получить доступ к крови. Причины этого и то, какие именно компоненты крови требовались, на момент события были неясны и остаются неизвестными и сейчас. Мне тем не менее невольно напрашивается аналогия с поведением насекомоядных растений Nepenthes ventricosa.

Уму непостижимо, как он мог сохранить такую невозмутимость…

Смерть — во всех привычных толкованиях этого термина — наступила приблизительно через минуту. Временной интервал между ее моментом и тем, что я в дальнейшем называю «Возрождением», мне неизвестен, но, принимая во внимание тот факт, что мое тело не подверглось разложению, период не мог быть очень длительным. (Необходимо свериться с данными о заболеваемости и скорости разложения.) Считаю, что в значительной степени сохранению целостности тканей способствовало быстрое охлаждение останков.

Несколько строк дальше были безнадежно затерты, поэтому Майклу пришлось переходить сразу к следующей странице, предварительно выискав ее среди вороха других бумажек. Они усеивали стол, как фрагменты картины-паззла.

Процесс Возрождения проходил постепенно, — продолжал Экерли на полях договора поставки, — и отдаленно напоминал выход из состояния глубокого гипноза, когда граница между состоянием дремоты и реальностью несколько размыта. Сразу после пробуждения возникло чувство паники и дезориентация. Я оказался в полной темноте, в замкнутом ограниченном пространстве и, конечно, в первый момент испугался, что меня по ошибке похоронили заживо. Я кричал и бился в истерике, однако вскоре с облегчением обнаружил, что меня поместили всего лишь в негерметичные пластиковые мешки, которые я с легкостью разорвал.

«Господи Боже…» — подумал Майкл. Испытание, которому подвергся несчастный ученый, было почище любых фантазий Эдгара Алана По, и тот факт, что он сам невольно приложил руку к страданиям Экерли, породил в душе горькое чувство вины.

Однако мое левое запястье, как ни странно, было приковано наручниками к трубе. Это приводит меня к мысли, что некто — мистер О’Коннор? — имел основания считать, что (1) третья сторона может попытаться выкрасть мое тело (для какой цели?), либо (2) ожидал, что может произойти нечто наподобие Возрождения. Высвободиться удалось спустя несколько часов после истирания значительной части кожи и вывиха трех пальцев.

Необходимо отметить, что первым чувством, которое я испытал, обретя свободу, была сильнейшая, можно сказать, всепоглощающая жажда. Попытки утолить ее найденными на складе напитками не увенчались успехом. Состояние сопровождается нарушениями зрительного восприятия. Я — ученый (точнее сказать, был ученым, поскольку уверен, что мое нынешнее неестественное состояние долго не продлится), поэтому, пока память мне не изменила, считаю своим долгом по мере сил и возможностей описать произошедшую метаморфозу.

Майкл поискал следующую страницу и нашел ее прямо под чашкой кофе. Эта запись была сделана на рекламном буклете пивоваренной компании.