Мир чеченцев. XIX век - Зарема Хасановна Ибрагимова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спустя некоторое время М.Т. Лорис-Меликов поднял вопрос перед Главным штабом Кавказской армии о том, чтобы вернуть из ссылки всех зикристов, высланных в дальние уголки России в результате Шалинского восстания, с целью отправления их в Турцию72. Турецкое правительство изъявило согласие на принятие означенных чеченцев с тем условием, чтобы одновременно с зикристами переселились в Турцию и все члены их семей. В ноябре 1866 года о данном решении Порты Министерство иностранных дел уведомило руководство Кавказа. Кавказское начальство стало разыскивать высланных чеченцев, чтобы отправить их в Турцию. Выяснилось, что шесть зикристов так и не прибыли к месту ссылки и следы их затерялись. Трое – Хамзатов, Султанмерзаев и Телип Вагоби – умерли73. 19 мая 1867 года умер от голода и истощения Кунта-Хаджи. Местопребывание и смерть его были засекречены. Письма, посылаемые им к родным, в которых он просил оказать ему содействие для поддержания существования, перехватывались и не доходили до адресатов74. В письме на имя своего ученика Вары Гехинского Кунта-Хаджи писал: «Тебе завещаю соединить народы в братстве, примирить русских и вайнахов или смирить народы России свободой»75.
Назм (слово назм происходит от арабского корня нзм, означающего «нанизывание жемчуга», «приведение в порядок», «сочинение стихов») «О Хаджи, наш Кунта-Хаджи» восхваляет подвиг Кунта-Хаджи и оплакивает разлуку с ним. Это один из самых проникновенных чеченских назмов. Представляем отрывок одного из назмов:
В Илисхан-Юрте – прах отца-Киши,
На святой Эртан Корте – мать Хеди.
Божьей воле следуя, бренность мира приняв на себя,
Незримо мюридов храня, милость Божья
С Тобой, Хаджи!
Где б ты ни был, по воле Божьей,
Знают мюриды, и стар, и млад,
Что Хаджи незримо пред Богом
Мюридам своим просит прощенье.
Нет Бога, кроме Аллаха,
Мухаммад – Посланник Аллаха76.
Поклонение матери святого (Хеди) и признание ее в качестве святой не только в обрядовой практике чеченских тарикатов, но и в суфизме в целом – удивительный феномен77.
Чеченский абрек Вара Гехинский, являвшийся последователем Кунта-Хаджи, долго преследовался властями. По указанию Чеберлоевского пристава Гуданата Мударова он был окружён в одном из домов Ново-Атагинского аула крупным отрядом царских войск и после отчаянного 3-х часового единоборства был убит78. В его честь в Чечне была сложена песня, а в память измены народному делу Гуданата были воздвигнуты в Чечне, по дорогам, кучи камней, к которым каждый прохожий обязан был присоединить и от себя камень, произнося вместе с этим проклятие тому, кто был виновным в убийстве Вары79.
В течение мая 1865 года ученик Кунта-Хаджи Таза Экмирзаев распространял в Ичкерии воззвания, в которых сроком восстания назначался день 24 мая, а местом сбора аул Харачой80. В связи с волнениями в Ичкеринском округе в 1866 году полковник Головачёв в течение нескольких дней считал положение очень серьёзным и доносил находившемуся в Грозном начальнику области, что «…с Божиею помощью надеемся отстоять Ведено». Такие опасения возникали у Головачёва даже с четырьмя батальонами, находящимися за стенами укрепления, снабжённого артиллерией81. Военный отряд, посланный областным руководством, арестовал Тазу и его 17 помощников. Военно-полевой суд приговорил Тазу к смертной казни, но затем помиловал его и заменил смерть на 12 лет каторги. В наказание за поддержку восставших аул Элистанжи был выселен в Надтеречное наибство, а аул Харачой обложили денежным штрафом в размере 1000 рублей82.
Согласно сведениям, содержащимся в служебной переписке представителей местной администрации с центром в мае 1865 года «.пастух Таза, уроженец села Харачой, выдавая себя за святого, начал призывать своих односельчан к восстанию, говоря о скором появлении нового имама». Несмотря на первый успех своей агитации, ему не удалось добиться широкого отклика в местной среде. В своем рапорте вышестоящей инстанции М.Т. Лорис-Меликов особо отметил: «Беспорядок этот имеет только местный характер; чеченское население, занятое приготовлением к переселению в Турцию, не принимает в нем пока участие, а перестрелка шайки Тазы с жителями прочих аулов Ичкерии, как случай весьма редкий в чеченском племени, произвела даже благоприятное на нас впечатление». Почему же местное население отказало в помощи и поддержке человеку, доводы которого в любое другое время нашли бы отклик в самых широких его слоях? Лишь потому (как это и отмечает Лорис-Меликов), что перед обществом в тот момент стояла важная проблема – переселение в Турцию, которое поступок Тазы мог бы сорвать. Широкомасштабное восстание, к коему призывал Таза, или его уход с группой единомышленников в леса для дальнейшего сопротивления – все это неминуемо вызвало бы репрессии со стороны властей и процесс переселения, идея которого к тому времени овладела местным населением, был бы сорван. «В Чечне, – рапортовал из Владикавказа Мусса Кундухов, – везде спокойно, думают только о переселении, сердятся и бранят Тазу, над которым вместе с тем смеются, называя его кто как хочет…»83. Василий Немирович-Данченко, путешествовавший по Чечне, с горечью замечал: «Не завидна судьба этих вольных орлов – некогда свободных рыцарей – горцев, запертых ныне в административных курятниках; горцев, братья которых тысячами вымирают в Анатолии и Сирии, поселенные турецким правительством среди враждебных им племени!»
