Томминокеры - Стивен Кинг

— Изменился воздух над Хэвеном. И это сделало оно. — Бобби постучала костяшками пальцев по поверхности корабля. Раздался слабый, напоминающий колокол звук.

— Я знаю.

— Людей от него тошнит, когда они приходят сюда. Ты видел, какой была Энн.

— Да.

— Она была защищена до некоторой степени ее металлическими коронками. Я знаю, это звучит глупо, но это правда. Она уехала в дьявольской спешке.

Ну да? Неужели?

— Если бы это было все — воздух, отравляющий людей, приезжающих в город, это уже было бы достаточно плохо. Но мы уже не сможем уехать, Гард.

— Не сможем?

— Нет. Я думаю, ты смог бы. Тебе было бы плохо в течение нескольких дней, но ты смог бы уехать. Меня бы это убило и очень быстро. И вот еще что: мы долго были осаждены постоянно жаркой погодой. Если погода изменится — если подует достаточно сильный ветер — нашу биосферу унесет в Атлантический океан. Мы будем, как стая тропических рыб, помещенных в закрытый бак и лишенных воздуха. Мы погибнем.

Гард покачал головой. — Погода изменилась в тот день, когда ты пошла на похороны той женщины, Бобби. Я помню. Было ясно и ветрено. Тогда с тобой и приключилась эта невероятная, по-твоему, вещь — ты получила солнечный удар после всей этой жары и духоты.

— Все изменилось. «Превращение» ускорилось.

— Неужели они все умрут? — удивился Гарденер. ВСЕ они? Или только ты и твои друзья, Бобби? Те, кто вынужден носить сейчас грим?

— Я слышу сомнения в твоей голове. Гард, — сказала Бобби. Это прозвучало наполовину раздраженно, наполовину забавно.

— В чем я сомневаюсь, так это в том, что все это может действительно произойти, — сказал Гарденер. — На хер. Пошли. Копай, детка.

3

К трем часам Гард увидел круглый желобок, который был примерно шесть футов в диаметре. Как крышка канализационного люка. И здесь был знак. Он смотрел на него, удивляясь, но, наконец, он должен был дотронуться до него. Теперь музыка в его голове звучала громче как утомительный протест или утомительное предупреждение — предупреждение убраться от этой вещи, пока ее защита не утратит силу полностью. Но ему было нужно дотронуться до него, убедиться в его реальности.

Передвигая пальцы по этому, почти китайскому символу, он думал: Создание, жившее под светом другого солнца, придумало этот знак. Что он означает? НЕ НАРУШАТЬ ГРАНИЦУ? МЫ ПРИШЛИ С МИРОМ? Или, может быть, это плагиат, чужая версия ОСТАВЬ НАДЕЖДУ ВСЯК, СЮДА ВХОДЯЩИЙ?

Он был вдавлен в металл корабля, как барельеф. Простое прикосновение вызвало серию суеверных страхов, которые он никогда не испытывал до этого момента; он бы рассмеялся, если бы шесть недель назад кто-нибудь сказал ему, что он может ощущать подобное — как пещерный человек, наблюдающий затмение солнца, или средневековый крестьянин, глядящий на появление того, что в конце концов стало известно как комета Галлея.

Создание, жившее под светом другого солнца, придумало этот знак. Я, Джеймс Эрик Гарденер, родившийся в Портленде, штат Мэн, Соединенные Штаты Америки, Западное полушарие Земли, прикасаюсь к символу, придуманному и созданному Бог знает каким живым существом на расстоянии в страшно подумать сколько световых лет. Боже мой, Боже мой. Я дотрагиваюсь до иного разума!

Мы действительно входим внутрь? Он почувствовал, что его нос снова стал кровоточить, но даже это не смогло заставить его убрать руку от символа; кончики его пальцев непрерывно блуждали по его гладкой, непознаваемой поверхности.

Точнее, собираешься ли ты ПОПРОБОВАТЬ войти внутрь? Даже зная, что это может — и, возможно, так и сделает — убить тебя? Ты вздрагиваешь всякий раз, когда дотрагиваешься до этой штуки; а что может произойти, если ты будешь настолько глуп, чтобы войти внутрь? Оно может заставить эту чертову твою стальную пластину вибрировать с какой-нибудь частотой, и твоя голова разлетится на части, как гнилая репа от пластинки динамита.

Не слишком ли ты о себе беспокоишься для человека, который не так давно был на грани самоубийства, а, дружочек? Он подумал и ухмыльнулся назло себе. Он убрал пальцы от символа, потряс ими, чтобы избавиться от дрожи, как будто стряхивал здоровую соплю.

Гарденер расхохотался в голос. Это был странный звук для дна этой глубокой щели в земле.

— Что смешного? — тихо спросила Бобби. — Что смешного, Гард? Хохоча еще громче, Гарденер ответил:

— Все. Все это… что-то другое. Я полагаю, над этим надо смеяться или сойти с ума. Въехала?

Гарденер хохотал, пока слезы не покатились по его щекам, и некоторые из них были кровавыми, но он не заметил этого. Бобби заметила, но Бобби не потрудилась сказать ему.

4

Для того, чтобы полностью расчистить проход к люку, им потребовалось еще два часа. Когда они закончили, Бобби протянула Гарденеру грязную, измазанную в косметике руку.

— Все? — спросил Гарденер, пожимая ее.

— Все, — сказала Бобби. — Мы закончили раскопки. Мы сделали, Гард.

— Да?

— Да. Завтра мы войдем внутрь. Гард.

Гард, ничего не говоря, взглянул на нее. Его губы пересохли.

— Да, — сказала Бобби и кивнула, как будто Гард спросил. — Завтра мы войдем внутрь. Иногда мне кажется, что я начала это миллион лет назад. Иногда — как будто это началось вчера. Я споткнулась об это, я увидела это и ощупывала это своими пальцами и разрывала землю. Это было начало. Один палец проткнул эту грязь. Это конец.

— Вначале была другая Бобби, — сказал Гарденер.

— Да, — медленно проговорила Бобби. Она подняла глаза, и слабая вспышка юмора появилась в ее глазах.

— И другой Гард.

— Да. Да, я думаю, ты понимаешь, что, если я войду, это, возможно, убьет меня, но я собираюсь предоставить этому такой шанс.

— Это не убьет тебя, — сказала Бобби.

— Нет?

— Нет. А сейчас давай убираться отсюда. Мне нужно еще многое сделать. Я буду сегодня ночью в сарае.

Гарденер твердо посмотрел на Бобби, но она глядела вверх на опускающийся ремень механического подъемника.

— Я там понастроила кое-чего, — сказала Бобби. Ее голос звучал мечтательно. — Я и остальные. К завтрашнему дню будет готово.

— Они будут с тобой сегодня, — сказал Гарденер. Это не было вопросом.

— Да. Но сначала я должна привести их сюда, чтобы они посмотрели на люк. Они., они тоже ждали этого дня. Гард.

— Держу пари, что так, — сказал Гарденер. Ремень опустился. Бобби обернулась и, прищурившись, взглянула на него. — Что это ты имеешь в виду, Гард?

— Ничего. Абсолютно ничего.

Их глаза встретились. Теперь Гарденер ясно ощущал, как она пытается проникнуть в его мозг, докопаться, и он вновь почувствовал, что его тайные знания и тайные сомнения прячутся и скрываются как опасное сокровище.

Он умышленно подумал: «убирайся из моей головы, Бобби, тебя сюда никто не звал».

Она отшатнулась, как будто получила пощечину, но на ее лице был слабый стыд, будто Гард застал ее подглядывающей за чем-то, за чем ей не следовало подглядывать. Что-то человеческое в ней еще осталось в таком случае. Это успокаивало.

— Конечно, приведи их сюда, — сказал Гард. — Но когда придет время открыть это, Бобби, это будем только ты и я. Мы раскопали эту херовину, и мы войдем в эту херовину первыми. Ты согласна?

— Да, — сказала Бобби. — Мы войдем первыми. Только вдвоем. Никаких духовых оркестров, никаких парадов.

— И никакой полиции Далласа.

Бобби слегка улыбнулась. — Их тем более. — Она ухватилась за ремень. Хочешь подняться первым?

— Нет, иди ты. Такое ощущение, что у тебя есть целое расписание, и половина у тебя еще впереди.

— Именно. — Бобби уселась верхом в петлю подъемника, нажала кнопку и стала подниматься. — Еще раз — спасибо, Гард.

— Пожалуйста, — сказал Гарденер, наблюдая, задирая голову, за подъемом Бобби.

— И ты станешь лучше относиться ко всему этому… (когда ты «превратишься» когда ты завершишь свое собственное «превращение»).

Бобби поднялась и скрылась из виду.

Глава 4

Сарай

1

Было 14 августа. Быстрый подсчет подсказал Гарденеру, что с Бобби были вместе сорок один день — почти как библейский период искушения Христа, как сказано — «Он блуждал в пустыне сорок дней и сорок ночей». Казалось, что больше. Казалось — всю жизнь.

Они с Бобби слегка поковыряли остывшую пиццу, которую Гарденер подогрел на ужин.

— Мне кажется, я хочу пива, — сказал Бобби, подходя к холодильнику. — Как ты? Будешь, Гард?

— Спасибо, я — пас.

Бобби подняла брови, но ничего не сказала. Она взяла пиво, вышла на веранду, и Гарденер услышал, как уютно скрипнуло сиденье ее старого кресла-качалки, когда она села. Чуть позже он налил себе в стакан холодной воды из-под крана, вышел и сел рядом с Бобби. Так они просидели довольно долго, не разговаривая, просто смотря в туманную неподвижность раннего вечера.