Повести о Ветлугине - Леонид Дмитриевич Платов

«Наткнулись на кальдеру вулкана»… Кальдера ли это?…

Весной, после того как стаял снег, у Ветлугина зародились сомнения в том, что он находится в кальдере вулкана.

Где туф? Склоны и дно кальдеры должны быть выложены туфом — вулканической породой необычайно плодородной. Петр Арианович до сих пор не мог найти образцов туфа.

Где гейзеры? Где фумаролы — трещины в почве, из которых выходит дым? Это обычные признаки кальдеры. Но ни гейзеров, ни фумарол не было в лесистой котловине.

Очень странным казалось географу, что «дети солнца» изготовляют наконечники своих стрел и копий из рыбьей кости или из кремня. Полагалось бы употреблять обсидиан, вулканическое стекло. Оно обязательно должно находиться в кратере потухшего вулкана. Но и обсидиана не мог найти Ветлугин.

Черт возьми! Почему он не геолог!

Как жалел Петр Арианович, что геологические знания его так скудны, так поверхностны!.. Специалист, конечно, сразу разобрался бы во всем, с первого же взгляда определил природу оазиса.

Вулкан или не вулкан?…

Если это не вулкан, то почему здесь тепло? Почему в горах, расположенных за Полярным кругом, растут деревья, трава, цветы? Почему в темную ночь видно зарево над лесом, там, где пышут огнем развороченные недра земли?

Земля была, несомненно, теплой. Но откуда же бралось тепло?

Нет, и загадка кальдеры оставалась неразрешенной…

Производя в уме смотр сведениям, собранным им, Ветлугин убеждался, что все они, увы, чрезвычайно разрозненны.

Ну, много ли стоит сам по себе тот факт, что Кеюлькан назывался когда-то иначе? (Об этом проговорилась Фано.)

Ребенку, видимо, переменили имя после того, как «преподнесли» его в дар Маук, то есть подсунули вместо него деревянный обрубок, ваньку-встаньку.

Маук пытались обмануть — в этом нетрудно было убедиться. Но что прибавляло это к ее характеристике?…

«Дети солнца» не всегда жили в горах. Прежде чем они осели здесь, была совершена какая-то очень длительная откочевка, о чем сохранились упоминания в песнях.

Кое-какие детали быта подтверждали это. Мясо, например, «дети солнца» держали в мешках, предварительно нарезав его узкими полосками и высушив на солнце или у очага. В этом виде оно не очень нравилось разборчивому Якаге.

— Раньше лучше было, — говорил он, поднимая и показывая Ветлугину темные полоски, похожие на крупную лапшу. — Раньше мясо ели пригоршнями. Рассыпчатое было, как труха. Потому что долго тряслось.

Тряслось? Значит, запасы мяса возили на санках?

Но что разъяснял этот факт в биографии обитателей оазиса? И без того известно было, что они пришлого происхождения.

Наблюдая фауну оазиса, Ветлугин убедился в том, что все животные и птицы, находившиеся в котловине, также пришельцы из тундры. Здесь жили песцы, лемминги, волки, зайцы, дикие олени, росомахи, горностаи, белые куропатки, полярные совы. Даже бурый медведь (он, впрочем, встречался очень редко) и тот в погоне за мясом забегал сюда из тундры.

Но когда, сколько тысячелетий, столетий, десятилетий назад возник оазис?…

Все эти нерешенные задачи Ветлугин оставлял на будущее, «на потом».

Он утешал себя тем, что впоследствии вернется в горы Бырранга. Ведь наука в России после победы революции получит новые, невиданные возможности. И тогда перед ним, Ветлугиным, широко распахнется мир.

Прежде всего географ поспешит на окраину Восточно-Сибирского моря, где среди плавучих льдов лежат еще неоткрытые острова, тающий архипелаг на непрочной ледяной основе. Лишь выполнив свой долг по отношению к островам, положив их на карту, Ветлугин вернется в оазис.

И он вернется не один. В составе экспедиции (быть может, даже не ему поручат возглавлять ее) обязательно будут геологи (займутся изучением кальдеры), зоологи и ботаники (приступят к описанию животного и растительного мира), этнографы (они-то и разрешат наконец загадку Маук и «детей солнца»!).

Но ощущение беспокойства неизменно овладевало географом, как только начинал думать о будущей экспедиции: пугала мысль о том, что может вернуться в оазис и не застать его!

Слишком непрочно было все здесь, слишком похоже на мираж…

2

Задумчивым взором обводит Петр Арианович лежащую перед ним котловину.

Она очень приветливая, ярко-зеленая. Голубеют, алеют, белеют цветы в высокой траве. Но странно: краски не ярки, как бы размыты. Все зыбко вокруг, неопределенно. Такое впечатление, будто находишься на дне реки.

Туман подолгу висит над котловиной или даже заполняет ее сверху донизу. Поэтому очертания предметов расплывчаты, звуки приглушены.

Часто из котловины видны лишь тучи. Они клубятся над скалистыми гребнями, иногда переваливают через них и поливают долину прохладным дождем.

Отпечаток нереальности лежит на всем окружающем. Кажется, стоит подуть ветру, чтобы призрачные контуры деревьев закачались, поплыли вместе с туманом, исчезли. Но ветра почти не бывает в долине.

«Живешь как бы внутри миража» — так сформулировал Ветлугин свои впечатления об оазисе.

Под стать котловине ее обитатели.

Ветлугин не переставал дивиться умению «детей солнца» исчезать и появляться совершенно неожиданно. Можно думать, что они по желанию делаются невидимками, растворяются в тумане или сливаются с листвой.

— Да, мы невидимые люди, — с важностью согласился Нырта, когда Ветлугин сказал об этом. Потом добавил непонятно: — Никто не знает, что мы в горах. Колдовство Старой женщины прикрывает нас крылом…

Ветлугин долго ломал себе голову над этими словами. Невидимки? Да, это было почти так.

Не раз во время совместных прогулок Нырта «щеголял» своим искусством.

Вот только что шел рядом с Ветлугиным, болтал, смеялся. Неожиданно смех смолк. Ветлугин обернулся: нет Нырты!

Где же он? Будто ветром сдуло. Но и ветра нет в лесу. Недвижна высокая трава. Не шелохнутся раскидистые ветви деревьев.

Ветлугин беспомощно оглядывается по сторонам.

Вдруг из зарослей, шагах в двадцати впереди, окликает его знакомый веселый голос. Нырта выходит навстречу, победоносно выпятив грудь и широко улыбаясь.

— Как же ты обогнал меня? — недоумевает Ветлугин. — По верхушкам деревьев бежал, что ли?

Эти слова тотчас дают толчок воображению «сына солнца» и вызывают новую проказу.

— Довольно, Нырта, хватит! — сердится Ветлугин, озираясь. (Он снова остался один в лесу.) — Где ты? Так мы никогда не дойдем до пастей. Ведь уговаривались смотреть пасти.

Лес молчит.

Вдруг сверху раздается бранчливое пощелкивание. Ветлугин поднимает голову. На верхушке сосны, поставив торчком серый хвост, сидит какая-то пичуга и с недоверием искоса присматривается к нему.

Тьфу ты пропасть! Где же Нырта?…

Пощелкивание доносится то из подлеска, то из-за груды камней.

— Все, Нырта, все! Не хочу больше играть!

Устало махнув рукой, Ветлугин садится под сосной и сразу же вскакивает. Из-за ствола, сгибаясь от беззвучного смеха, выходит Нырта.

— Видишь, птицей стал! — говорит он, отдышавшись. — По веткам перебегать могу!

Он очень дорожит каждым таким