Рыбари и Виноградари. Книга II. В начале перемен - Михаил Давидович Харит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Проснётся, — уверенно заявил Андрей. — Ты ради чего стараешься?
— У творческих людей есть свои тайны. Дело у нас одно общее есть, — уклончиво ответил демон. — Можно сказать, мы партнёры.
«Интересное слово „партнёр“, — подумал Андрей, у которого после еды ожило не только тело, но и настороженность. — Оно не разъясняет, а скрывает характер отношений. Бог, дьявол, люди, звери, мироздание — все мы соучастники чего-то общего, загадочного и тайного. Вот и я с Ольгой — напарники Асмодея. Наверное, палач и подсудимый тоже партнёры. А садист и жертва?»
Мысль соскочила на новую ветку.
— Правда, что у Лауры фамилия де Сад? Прапрабабушка того самого маркиза?
Демон залпом влил в себя бутылку:
— Знаешь, кто на самом деле садисты?
— Ну?
— Садовники, которые рвут гениталии растений, чтобы наслаждаться их видом и запахом. Вдобавок поедают заживо новорожденные плоды. А еще прокуроры, врачи, солдаты, бюрократы, налоговики. Ветеринары, которые кастрируют котов. Ещё дрессировщики, работники зоопарков, биологи, фармацевты, мучающие животных. Женщины, изводящие мужчин. Мужчины, орущие на своих жён и детей.
— Ты пессимист.
— Я — старый интеллигентный сатанист. Но, заметь, не я устроил этот мир, где все болеют, воюют, едят друг друга и умирают в мучениях.
Демон драматически сцепил ладони и сгорбил могучие плечи, чтобы всем видом показать, какую душевную муку испытывает.
Андрей внутренне возмутился. В словах демона имелась какая-то логическая неувязка, которую сразу было не разобрать. Есть в человеческом существовании светлые моменты. Любовь, например. Жаль, что недолговечна. Но такова жизнь. Все понимают, что «единственная любовь» — просто риторическое словосочетание, такое же условное, как звуки «ку-ка-ре-ку», приписываемое петуху. И ничего с этим поделать нельзя.
Деревья тоже пришли в непонятное волнение, зашептались, вскидывая ветки.
Даже малая птаха неодобрительно глядела на Асмодея одним глазом, во рту у неё торчал червяк, который тоже был чем-то расстроен. Птаха сделала быстрое движение, и недовольный исчез. Теперь вокруг летали, скакали, ползали и порхали только счастливые персонажи. Диссидентов не наблюдалось.
Асмодей почесал заросший рыжей шерстью лоб:
— Всё ваши сплетни про Лауру враньё. Да и как иначе, она не из вашего мира. Скажу по секрету, как родному. Её настоящее имя Кулобр.
Он произнёс незнакомое слово с сильным грассированием. Но Андрею звучание показалось зловещим.
— Кулобр? В каком смысле?
Вопрос, кажется, удивил демона. Асмодей наклонился ближе, так, что его клыкастая пасть оказалась совсем рядом. Он стал совсем серьёзным и произнёс без тени игривости:
— Во всех. Абсолютно во всех. Понимаешь?
— Отчасти, — ответил Андрей, хотя ни черта не понимал.
Демон прижал вертикально поднятый палец к раздутым губам. Огромный жёлтый коготь упёрся в бугристый нос.
— Тс… Не будем говорить об ужасах, проникающих в наш мир из тревожного инородного пространства. — Он многозначительно скривился, отчего морда сделалась просто невыносимо страшной: — Лучше поговорим об искусстве. О методах и подаче, творческих подходах и разнообразных ракурсах… Или о филологии: почему у вас в русском языке «девичник» — женская вечеринка, а «бабник» — любвеобильный мужчина?
Андрей вдруг понял, что его интересует другая тема.
— Послушай, Асмодей. Что за типы попадают к тебе в ад? Злодеи великие?
— Хороший вопрос, требующий честного ответа. Клянусь сияющими вратами преисподней, всё с точностью до наоборот. Прекрасные люди сложной и интересной судьбы. Их манят необычные места, творческие порывы, стремление к новизне чувств.
Андрей поёжился:
— Смола, сковородки раскалённые?
— Ерунда. Грубая антиреклама конкурентов. Путь из рабства к свободе лежит через пустыню. Чтобы понять всепланетную любовь, надо опуститься в опустошающую бездну. Опять же у нас толерантность к сексуальным пристрастиям. Мы не ханжи.
— Про ад рассказывают жуткие вещи.
— Человеку свойственно вечное недовольство, от слепого бунтарского протеста до агностицизма. Угодить трудно. Даже если воскресишь мёртвого, обязательно найдётся тот, кто скажет: «Лучше б живых лечил!»
— Так что, про вас, чертей, врут?
— Скорее лукавят, поскольку не хотят замечать правды. На самом деле мы лишь наставники, учителя или тренеры. Представь, современный фитнес-зал. На полураздетых людей нагрузили непомерные тяжести. Заключили в страшные машины, где давят, бьют и пытают металлическими гирями… Гремучая музыка, исступлённые крики, стоны навзрыд. Чистый ад! Можно видеть ужас и ругать, а можно видеть пользу и хвалить.
Настала очередь Андрея чесать затылок. Как же всё запутанно. Понятно, что земная реклама врёт. Но если наш мир лишь отражение высшего, то и там также сплошная ложь. Ещё больше грандиозная, можно сказать, величественная брехня.
— А что же вы свою информацию не дадите? Правдивую…
— Правда, лишь тихая улыбка над несправедливостью мира. Истину закрывают пышными фасадами, золотом и красивыми легендами. «Судите по делам», — сказано в Писании. Мы не даём рекламы, потому что преисподняя и так переполнена. Все рвутся правдами и неправдами, чертей подкупают, запугивают. «Да знаешь, кто я такой! Депутат! Сенатор! Генерал!» Давным-давно вечерами у меня было время почитать томик Платона о бестелесной и мечтательной любви. А сейчас сплошная работа, горячка, аврал. Впору прекращать приём или переводить дело на коммерческую основу. Хочешь в альтернативный рай — плати по прейскуранту…
Демон замолчал. Закрыл лицо когтистыми лапами.
Потом тяжело вздохнул, провёл когтями по щеке и грустно сказал:
— Последние события располагают к неврастении. Давай водкой полечимся.
— После пива?
— Именно. Уважь старого философа. У вас в России это «ёж» называется.
— Ёрш, — поправил Андрей.
Демон повеселел, достал из-за спины запотевший от холода графин и две рюмки.
— По-гусарски, — объявил он, ставя рюмку на тыльную сторону ладони. Потом одним движением опрокинул в пасть: — За успех операции!
Он с хрустом прожевал рюмку.
— Русскую водку можно не любить, но не пить нельзя. — Он нюхнул кончик своего крысиного хвоста. Довольно оскалился. — Жизнь — многослойная плёнка, и чтобы понять её, требуется хороший проявитель. У нас он есть — пей!
Андрей повторил залихватское движение приятеля, выпил залпом.
Что-то изнутри желудка выбралось наружу и стукнуло по голове. Показалось, что уши задымились. Он запинаясь выговорил:
— Эх, чоа чы, ха?
— Да, крепкая штука. Спецзаказ, — согласился Асмодей.
— А не ха ху?
— Давай вторую, полегчает.
Последовала вторая.
— Молодец! — похвалил демон. — Чувствуется рука мастера. Неисчерпаемый ресурс жизненных сил. Как там у Мандельштама? А… чёрт с ним, не будем погружаться в трясину чужой мудрости. Нам и так хорошо. Точно, дружище?
— Класс! Дай колбасу. — Речь вернулась в обнимку с ясностью сознания.
