Рыбари и Виноградари. Книга II. В начале перемен - Михаил Давидович Харит

прекрасной дамой. Стихи ей почитай. Скажи про её огромные глаза цвета утреннего неба, губы нежные, как лепестки роз. Очень она такую деликатность уважает. Там, глядишь, смилостивиться и отпустит Ольгу. Если та, конечно, проснётся.

— Проснётся, — уверенно заявил Андрей. — Ты ради чего стараешься?

— У творческих людей есть свои тайны. Дело у нас одно общее есть, — уклончиво ответил демон. — Можно сказать, мы партнёры.

«Интересное слово „партнёр“, — подумал Андрей, у которого после еды ожило не только тело, но и настороженность. — Оно не разъясняет, а скрывает характер отношений. Бог, дьявол, люди, звери, мироздание — все мы соучастники чего-то общего, загадочного и тайного. Вот и я с Ольгой — напарники Асмодея. Наверное, палач и подсудимый тоже партнёры. А садист и жертва?»

Мысль соскочила на новую ветку.

— Правда, что у Лауры фамилия де Сад? Прапрабабушка того самого маркиза?

Демон залпом влил в себя бутылку:

— Знаешь, кто на самом деле садисты?

— Ну?

— Садовники, которые рвут гениталии растений, чтобы наслаждаться их видом и запахом. Вдобавок поедают заживо новорожденные плоды. А еще прокуроры, врачи, солдаты, бюрократы, налоговики. Ветеринары, которые кастрируют котов. Ещё дрессировщики, работники зоопарков, биологи, фармацевты, мучающие животных. Женщины, изводящие мужчин. Мужчины, орущие на своих жён и детей.

— Ты пессимист.

— Я — старый интеллигентный сатанист. Но, заметь, не я устроил этот мир, где все болеют, воюют, едят друг друга и умирают в мучениях.

Демон драматически сцепил ладони и сгорбил могучие плечи, чтобы всем видом показать, какую душевную муку испытывает.

Андрей внутренне возмутился. В словах демона имелась какая-то логическая неувязка, которую сразу было не разобрать. Есть в человеческом существовании светлые моменты. Любовь, например. Жаль, что недолговечна. Но такова жизнь. Все понимают, что «единственная любовь» — просто риторическое словосочетание, такое же условное, как звуки «ку-ка-ре-ку», приписываемое петуху. И ничего с этим поделать нельзя.

Деревья тоже пришли в непонятное волнение, зашептались, вскидывая ветки.

Даже малая птаха неодобрительно глядела на Асмодея одним глазом, во рту у неё торчал червяк, который тоже был чем-то расстроен. Птаха сделала быстрое движение, и недовольный исчез. Теперь вокруг летали, скакали, ползали и порхали только счастливые персонажи. Диссидентов не наблюдалось.

Асмодей почесал заросший рыжей шерстью лоб:

— Всё ваши сплетни про Лауру враньё. Да и как иначе, она не из вашего мира. Скажу по секрету, как родному. Её настоящее имя Кулобр.

Он произнёс незнакомое слово с сильным грассированием. Но Андрею звучание показалось зловещим.

— Кулобр? В каком смысле?

Вопрос, кажется, удивил демона. Асмодей наклонился ближе, так, что его клыкастая пасть оказалась совсем рядом. Он стал совсем серьёзным и произнёс без тени игривости:

— Во всех. Абсолютно во всех. Понимаешь?

— Отчасти, — ответил Андрей, хотя ни черта не понимал.

Демон прижал вертикально поднятый палец к раздутым губам. Огромный жёлтый коготь упёрся в бугристый нос.

— Тс… Не будем говорить об ужасах, проникающих в наш мир из тревожного инородного пространства. — Он многозначительно скривился, отчего морда сделалась просто невыносимо страшной: — Лучше поговорим об искусстве. О методах и подаче, творческих подходах и разнообразных ракурсах… Или о филологии: почему у вас в русском языке «девичник» — женская вечеринка, а «бабник» — любвеобильный мужчина?

Андрей вдруг понял, что его интересует другая тема.

— Послушай, Асмодей. Что за типы попадают к тебе в ад? Злодеи великие?

— Хороший вопрос, требующий честного ответа. Клянусь сияющими вратами преисподней, всё с точностью до наоборот. Прекрасные люди сложной и интересной судьбы. Их манят необычные места, творческие порывы, стремление к новизне чувств.

Андрей поёжился:

— Смола, сковородки раскалённые?

— Ерунда. Грубая антиреклама конкурентов. Путь из рабства к свободе лежит через пустыню. Чтобы понять всепланетную любовь, надо опуститься в опустошающую бездну. Опять же у нас толерантность к сексуальным пристрастиям. Мы не ханжи.

— Про ад рассказывают жуткие вещи.

— Человеку свойственно вечное недовольство, от слепого бунтарского протеста до агностицизма. Угодить трудно. Даже если воскресишь мёртвого, обязательно найдётся тот, кто скажет: «Лучше б живых лечил!»

— Так что, про вас, чертей, врут?

— Скорее лукавят, поскольку не хотят замечать правды. На самом деле мы лишь наставники, учителя или тренеры. Представь, современный фитнес-зал. На полураздетых людей нагрузили непомерные тяжести. Заключили в страшные машины, где давят, бьют и пытают металлическими гирями… Гремучая музыка, исступлённые крики, стоны навзрыд. Чистый ад! Можно видеть ужас и ругать, а можно видеть пользу и хвалить.

Настала очередь Андрея чесать затылок. Как же всё запутанно. Понятно, что земная реклама врёт. Но если наш мир лишь отражение высшего, то и там также сплошная ложь. Ещё больше грандиозная, можно сказать, величественная брехня.

— А что же вы свою информацию не дадите? Правдивую…

— Правда, лишь тихая улыбка над несправедливостью мира. Истину закрывают пышными фасадами, золотом и красивыми легендами. «Судите по делам», — сказано в Писании. Мы не даём рекламы, потому что преисподняя и так переполнена. Все рвутся правдами и неправдами, чертей подкупают, запугивают. «Да знаешь, кто я такой! Депутат! Сенатор! Генерал!» Давным-давно вечерами у меня было время почитать томик Платона о бестелесной и мечтательной любви. А сейчас сплошная работа, горячка, аврал. Впору прекращать приём или переводить дело на коммерческую основу. Хочешь в альтернативный рай — плати по прейскуранту…

Демон замолчал. Закрыл лицо когтистыми лапами.

Потом тяжело вздохнул, провёл когтями по щеке и грустно сказал:

— Последние события располагают к неврастении. Давай водкой полечимся.

— После пива?

— Именно. Уважь старого философа. У вас в России это «ёж» называется.

— Ёрш, — поправил Андрей.

Демон повеселел, достал из-за спины запотевший от холода графин и две рюмки.

— По-гусарски, — объявил он, ставя рюмку на тыльную сторону ладони. Потом одним движением опрокинул в пасть: — За успех операции!

Он с хрустом прожевал рюмку.

— Русскую водку можно не любить, но не пить нельзя. — Он нюхнул кончик своего крысиного хвоста. Довольно оскалился. — Жизнь — многослойная плёнка, и чтобы понять её, требуется хороший проявитель. У нас он есть — пей!

Андрей повторил залихватское движение приятеля, выпил залпом.

Что-то изнутри желудка выбралось наружу и стукнуло по голове. Показалось, что уши задымились. Он запинаясь выговорил:

— Эх, чоа чы, ха?

— Да, крепкая штука. Спецзаказ, — согласился Асмодей.

— А не ха ху?

— Давай вторую, полегчает.

Последовала вторая.

— Молодец! — похвалил демон. — Чувствуется рука мастера. Неисчерпаемый ресурс жизненных сил. Как там у Мандельштама? А… чёрт с ним, не будем погружаться в трясину чужой мудрости. Нам и так хорошо. Точно, дружище?

— Класс! Дай колбасу. — Речь вернулась в обнимку с ясностью сознания.