Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе - Ронни Касрилс

Был ещё один интересный случай, когда мне пришлось поднимать по тревоге южноафриканский флот. Табо Мбеки принимал с официальным визитом вице-президента США Ала Гора и его жену Тиннер. Мбеки собирался показать им остров Роббен, бывшую каторгу в 16 километрах от Кейптауна, где находились в заключении Нельсон Мандела и другие политзаключённые. Вертолёты стояли наготове, чтобы переправить делегацию на остров, как вдруг выяснилось, что высшим представителям США за границей летать на них не разрешается. После того, как охрана Ала Гора облазила один из наших кораблей от киля до клотика, мы вышли в море. Путешествие было исключительно приятное и свободное, несмотря на глубокие эмоции, испытанные Алом и Тиннер Гор, когда они увидели крохотную камеру, в которой Мандела просидел первые 18 лет из его 27-летнего тюремного заключения.

С нами был Тревор Мануэль, наш министр финансов, по необходимости строго относившийся к бюджетным расходам на оборону. Во времена апартеидного милитаризма флот находился на положении Золушки, а всё внимание уделялось армии и авиации для боевых действий в северном направлении. Немногие оставшиеся в строю корабли дохаживали свой срок. Тревор особенно жёстко относился к попыткам купить новые корабли. Мы доказывали, что они нужны для прикрытия нашего большого побережья, что страна сильно зависит от морской торговли, что у неё есть важные морские интересы (и потому нужен флот для их защиты) и обо всём этом следует позаботиться, если Южная Африка хочет играть свою региональную роль.

Элеонора ухитрилась сфотографировать Тревора на корабельном мостике в капитанской фуражке, которую я шутливо ему нахлобучил. Приехав потом в его министерский кабинет, я с любопытством обнаружил, что он пристроил карточку на модель боевого корабля 17-го века, полученную в подарок от одной мореходной державы. Я, конечно, не упустил возможности подчеркнуть, что наши корабли имеют почти такой же возраст.

Мы с Модисе встретились с президентом Мозамбика Чиссано за рабочим завтраком и первое, что он спросил, было: когда мы заведём новые военные корабли. Вместе с руководителями других прибрежных государств этого региона он был обеспокоен растущим расхищением рыбных запасов и, не имея собственного флота, искал помощи у нас. Южную Африку посетил и весьма уважаемый в мире бывший президент Танзании Джулиус Ньерере. Мы с Элеонорой часто приветственно махали ему, когда он проезжал мимо нас на улицах Дар-эс-Салама. Ньерере без колебаний призывал Южную Африку возложить на себя обязанности лидера Африки.

Во времена, когда в стране срочно требовались дома и больницы, а на горизонте не было непосредственной угрозы войны, не подлежало обсуждению, что государству надо больше расходовать на социальные нужды и меньше — на оборону. Однако на Модисе лежала обязанность поддерживать сбалансированные оборонные возможности. В парламенте мы доказывали, что будущее непредсказуемо, что конституция обязывает защищать суверенитет и территориальную целостность страны, и что нам надо обеспечить свободные и безопасные условия для экономического роста и развития не только Южной Африки, но и всего региона. Хотя пресса свела дебаты к дилемме: «пушки или масло, дома или корветы», мы свои аргументы строили по схеме «оборона и развитие».

Моя поддержка флотских потребностей вдохновила командующего ВВС генерала Криля дать мне прозвище «адмирал» и, полагаю, я его оправдывал, ибо всегда был готов сопровождать важных гостей в море. Одним из таковых был президент-социалист Португалии Марио Суареш. Я был в рядах сотен благожелателей, которые пожали ему руку в лондонском посольстве Португалии в 1974 году вскоре после драматического восстания вооружённых сил против диктатуры и колониального режима Салазара. Вряд ли он запомнил меня, но воспоминания об этом событии глубоко его тронули и он подивился зигзагам истории, которые свели нас через 20 лет в совершенно другой обстановке. На меня возложили приятную задачу доставить его на вертолёте на палубу одного из наших кораблей, лежавшего в дрейфе у мыса Игольного. А затем мы обогнули самую южную точку Африки, как когда-то это сделали знаменитые португальские мореходы Бартоломео Диаз и Васко-де-Гама, обогнувшие Африку и открывшие морской путь в Индию.

Мы спустились на палубу и тут же должны были стать по стойке смирно, пока судовой оркестр исполнял наши национальные гимны. В море шла обычная здесь огромная волна и оба мы отчаянно сражались с качкой, стараясь хотя бы устоять на ногах и отодвинув на второй план приличествующую государственным деятелям торжественность. Оркестр играл, а я стискивал зубы, зная, каким длинным стал новый гимн Южной Африки. Кроме того, кругом был обычный здесь густой туман и хотя мы могли сказать Суарешу, что он обогнул Африку, но не видеть это своими глазами было малоприятно. К счастью, туман рассеялся и выглянуло солнце — если не у самого мыса Игольного, так в нескольких милях от него. Я принял на себя ответственность указать ему подходящую южную оконечность и хотя это было лёгкое вранье, зато человеку явно было приятно.

Ещё одно интересное событие в море было связано с Коби Котце и празднованием 75-летия нашего военно-морского флота. Ранее Котце был министром юстиции и министром обороны и впервые я с ним познакомился на переговорах КОДЕСА, где он занимал жёсткую позицию. Но лучше я узнал его в парламенте, после назначения его президентом Сената. Этот пост, видимо, смягчил его нрав. Как мне кажется, Мандела питал слабость к Коби, который был первым из министров, начавшим с ним в тюрьме диалог, открывший путь к переговорам. Мандела явно познал его душу на несколько лет раньше меня.

В группе приглашённых мы находились на борту корабля «Протеа», на котором Мандела принимал парад кораблей флота Южной Африки и кораблей 13 стран, участвовавших в празднествах. «Протеа» стоял в середине знаменитой кейптаунской Столовой бухты и мы с Элеонорой наслаждались компанией Коби, обнаружив в нём подлинное тепло, которое когда-то казалось нам немыслимым в бывшем высшем деятеле правительства. Он только что ушел из Сената в отставку и рассказывал нам, как хорошо ему было жить эти месяцы на его ферме в Оранжевом свободном государстве.***

Как раз к этому моменту мы переименовали корабли, ранее носившие имена бывших министров обороны, включая и Коби Котце. Мандела был доволен, что корабли, носившие имена твердолобых деятелей эпохи апартеида, таких как П.У.Бота и Магнус Малан, были переименованы в честь африканских витязей — Шаки и Макханды, соответственно. Но он колебался, когда дело коснулось Коби Котце. Он, очевидно, не только высоко ценил Коби, но и считал его роль в завершении эпохи апартеида жизненно важной. Однако я смог объяснить Манделе, что мы приняли решение в принципе не называть свои корабли в честь живых людей. Он понял и просил во избежание всевозможных обид объяснить то же Коби.