Хроника смертельной осени - Юлия Терехова

Однако некоторые ответы, которые Олегу уже удалось от нее получить, поставили его в тупик – он не ожидал, что она находится в такой глубокой растерянности. Казалось, Анна сама не понимает, каким образом оказалась в постели Мигеля той страшной ночью. Конечно, ей стыдно признаться постороннему человеку в измене мужу… ну, или тому, кто считал себя ее мужем.

Он пару мгновений помедлил перед дверью, но Люсьена очень быстро ее открыла.

– Вас ожидают, – она пропустила его в квартиру, сделав приглашающий жест. Он улыбнулся ей и прошел в комнату. Его действительно ждали – но не две дамы, а три. Лица третьей он не видел, она стояла у зеркала и любовалась собой, но почему-то томительно сжалось сердце, когда он увидел узкую спину, обтянутую черным шелком, высокую шею, над которой чудом удерживался тяжелый узел темно-каштановых волос.

– Простите меня, я опоздал, – с этими словами он поцеловал руку Жики и услышал голос Анны.

– Позвольте представить вам мою подругу Катрин, Джош.

Имя «Катрин» лишило его дара речи. Она повернулась, и он увидел ее карие глаза в обрамлении длинных ресниц. Когда в последний раз он смотрел в эти глаза – в них не было ничего, кроме боли и страдания. Сейчас из них лился свет – или это был отблеск кристаллов диадемы, венчавшей ее чистый лоб?.. Как не разорвалось его сердце в этот момент?

– Я не сомневался, ты узнаешь меня в ту же минуту. Но ты не узнала… С одной стороны, меня это задело, а с другой – я решил воспользоваться ситуацией и посмотреть, так уж ли тебе отвратителен, как ты меня уверяла в Репино.

– Ты мерзавец, – констатировала Катрин, сглотнув слезы. – У меня слов нет… Олег скривился:

– Еще бы!..

– Но зачем?! – взмолилась она. – Зачем тебе понадобился этот чудовищный розыгрыш? Ты же все это затеял не от скуки? Не оттого, что тебе захотелось поиграть с нами в кошки-мышки?..

– Кошки-мышки?.. – он словно растерялся от ее вопроса. – Какие еще мышки?.. Ах да… Видишь ли, я не считал это розыгрышем. Вовсе нет…

Она требовательно смотрела на него, ожидая ответа. Неужели он хотел посмеяться надо всеми ними – над ней, над Сержем, и, о боже – над бедной Анной, которая еле выжила и едва пришла в себя после его жестокого надругательства над ней? Возможно ли быть настолько циничным?..

– Я собирался убить Анну, – спустя мгновение произнес он, медленно, словно обдумывая каждое слово.

– Что?! – пораженная, она даже привстала со скамейки. – Ты по-прежнему собирался убить Анну? Тебе мало того, что ты с ней сделал?!

– Да, я хотел ее убить, – повторил он, не смущаясь ее криком и негодованием на лице. – И я бы ее убил. В таком обличье мне было нетрудно к ней подобраться.

– Но почему?!!

– Почему? – он искренне удивился. – Что значит – почему? Потому же, почему и два года назад, в Москве. Я хотел наказать ее за измену Антону.

– Наказать, – Катрин поникла. – Опять ты о своем…

– Я послал ей предупреждение…

– Какое еще предупреждение?

– «Танго смерти»…

– «Танго смерти» – переспросила она. – Что это?

– Разве она тебе не говорила? Как странно. Спроси у нее при случае, – посоветовал он. – Она тебе расскажет. Уверен, она уже все о нем знает – до мелочей. Подобные мелочи – как изысканное украшение, как драгоценность… Deadly warning… Смертельное предостережение… Чего мне стоило воссоздать это танго – отдельная история. Оно считалось утраченным. Да, не сомневайся, Катрин, я хотел ее убить. И убил бы. Поверь – на сей раз я бы не допустил такой оплошности, как два года назад – обязательно довел бы дело до конца.

Она снова опустилась на скамейку рядом с могилой без сил – если б не эта обшарпанная скамейка, она, без сомнения, упала бы прямо на покрытую пожухлой листвой землю. Ей понадобились несколько минут, чтобы осознать суть его слов, а когда осознала, сжала руки так, что пальцы посинели – то ли от холода, то ли от отчаяния.

– Олег, – прошептала Катрин. – Ты чудовище… Какое же ты чудовище…

– А ты святая? – процедил зло Рыков. – Это мы с тобой уже однажды выяснили, святая Катрин, ты помнишь? Что с тобой? Ты плачешь?..

Катрин смотрела на него, не отрываясь, не замечая, что слезы текут по ее щекам.

– Я не плачу. Много чести – плакать из-за тебя…

– Ты плачешь, Катрин, – он растерялся. – Невероятно – какая же ты наивная… Люди не меняются… И я такой, какой есть.

– Мерзавец, – с отчаянием прошептала Катрин и отвернулась от него. – Какой же ты мерзавец… Ты еще хуже, чем я думала…

Наконец, возле могилы Орлова повисла напряженная тишина. Она длилась несколько долгих минут, словно ни один из них не знал, в чем еще обвинить другого, чтобы снять с себя хотя бы малую часть той невыносимой тяжести, которая придавила каждого, словно каменная глыба. Катрин все еще сидела на скамейке, опустив голову к коленям, словно отгородившись от него, насколько это возможно, а Рыков стоял к ней спиной, положив руки на ограду и поставив ногу на один из чугунных завитков. Наконец Катрин подняла голову.

– Но ты не убил ее… – прошептала она с надеждой. Он повернулся к ней, и что-то мелькнуло в его светло-голубых глазах – сожаление, печаль, скорбь, а она продолжала. – Ты долго находился рядом – наверняка у тебя была возможность.

– И не одна, – подтвердил он. – Но меня заинтересовала возня, происходившая вокруг нее. Тогда я еще не знал, кто затеял эту возню – хотя подозрения появились. А позже, когда увидел, как она страдает после смерти Антона, как рвется на части ее сердце, что она сама почти умерла вместе с ним… Я понял, что ошибался на ее счет.

– Значит, тебе понадобилось убить Антона, чтобы осознать, как Анна его любит? – в глазах Катрин взметнулся гневный огонь.

– Я не убивал его, – он не отвел взгляда. – Я не убивал его. Конечно, так все и выглядит. Но там, на Вогезах, перед тем, как наставить на меня пистолет, Антон говорил об Анне – с такой нежностью и любовью… И даже после того, как я напомнил ему про Мигеля, про этого подонка…

– Что он сказал?

– Он сказал, что это не мое собачье дело. Ну, может не так изысканно выразился, но смысл был именно такой. Он так любил ее, и если б мне удалось сделать то, что я хотел – тогда, в Москве… или потом, в Париже… он не пережил бы ее гибель.

– То есть, он простил? – в голосе Катрин сквозила горькая печаль.

– «Простил» – не о том. Вероятно, есть что-то, недоступное моему пониманию. Он попытался ее понять… И, наверно, понял. Хотя этого мы не узнаем уже никогда.

– Никогда… – эхом отозвалась она. – Какое страшное слово – никогда.

– Самое страшное, – кивнул Олег. – Кому знать, как не мне.

– Почему? – прошептала она.

– Это просто, – он говорил абсолютно серьезно. – Я никогда уже не смогу жить обычной жизнью, я никогда не увижу маму, я никогда не буду воспитывать моего сына. И ты никогда не будешь моей.

Катрин вздрогнула. Означают ли его слова, что он смирился? Поразительно, она почувствовала себя почти задетой. Но что она могла ему возразить? Рыков был прав.

– Ты сам виноват, – наконец выдавила она. – Весь тот кошмар, который случился со всеми нами – инициирован тобой. Почему-то ты решил, что имеешь право судить всех вокруг – с какой стати?

Он не ответил ей, не желая или не считая нужным оправдываться. Его презрительное высокомерие было столь очевидным, что она оскорбилась – да как он смеет? Он – разрушивший ее жизнь и жизнь тех, кого она любила – как он смеет пренебрегать ее вопросами! Но тут он с усмешкой снова повернулся к ней:

– Задай вопрос, который имеет смысл и на который можно дать адекватный ответ. Что за манера сотрясать воздух!

– Хорошо! – она с трудом сдерживала злость. – Тогда объясни! На кладбище я видела одновременно и тебя, и Джоша – как такое могло быть?

– Меня? – хмыкнул Рыков.

– Я говорю о калеке на костылях. Ты клянчил у меня деньги! – выпалила Катрин.

Рыков расхохотался:

– Да с чего вы все взяли, что инвалид – это я?

– Так это был не ты?! – она растерялась. – А кто?!!

– Да какая разница? Нанял безработного актера – чего эта братия не сделает за бабки? Нашел на актерском сайте более-менее похожего… с голубыми глазами. Piece of cake… Вообще было забавно носиться с Сержем и этим полицаем по кладбищу и ловить самого себя…

– Тебе забавно? – Катрин покоробил его тон. – Надеюсь, ты хорошо развлекся на похоронах Антона.

Олег, вспыхнув, процедил:

– Если отвлечься от того, что сердце у меня рвалось на части, когда я нес его гроб и смотрел на тебя, бледную, как спирохета, то да, развлекся я отлично. Особенно подсунув московской уголовке костыли, заляпанные моими отпечатками пальцев. ФБР сработало профессионально.

Тут до Катрин, наконец, начало доходить. Она сложила в уме кое-что и недоуменно на него посмотрела.

– А где же настоящий Джош Нантвич? – спросила она озадаченно. – Ведь ты взял где-то его документы, в Париже водил меня на квартиру ФБР…