Бессмертный избранный (СИ) - Юлия Леру

— Честной народ Асморы! Асморанта! — возвещает глашатай. — По слову нисфиура Асморанты, владетеля земли от моря до неба и до гор, правителя семи земель Цветущей долины, несу я вам весть! Большой пожар охватил леса вдоль берега Шиниру. Сгорело несколько домов на окраине леса, но пожар становится все сильнее. С того берега караулят побережники. Они ждут, пока мы отступим от берега, чтобы самим занять эти земли. Наши земли!

— Обойдутся!

— Откуда они взялись?

— Не позволим! — раздаются крики.

Глашатай продолжает:

— Если вы хотите отправиться домой и помочь вашим семьям — вы свободны! Правитель отпускает вас. Правитель разрешает вам оставить вашу работу и отправиться домой, если вы уроженец Шинироса или имеете в Шиниросе близких. Помогите своим семьям! Ступайте к фиуру Асклакину, уходите в Тмиру, в Асмору, в Шембучень — вам везде будут рады и везде дадут приют.

— Слава правителю! — кричит кто-то, но его не поддерживают.

Милость Мланкина — не милость, а необходимость. Если Асклакин бросит на тушение пожара своих воинов, граница останется без защиты, а судя по всему, только этого побережники и ждут. Деревенские же жители вряд ли останутся защищать горящий лес, им бы убраться от пожара, да подальше, увести скот, унести скарб. Поля уже убраны, и фиуров деревень сейчас заботит далеко не охрана берега Шиниру. Они думают, чем будут кормить своих людей, если пламя перекинется на амбары.

— Желающие послужить фиуру Асклакину в Шине уроженцы Асморы, Хазоира, Тмиру, Северного и Южного Алманэфрета и Шембучени должны после прибытия в Шинирос в течение двух дней явиться в дом фиура и вступить в его отряд, — продолжает глашатай. — Два дня, честной народ Асморы! Не выполнившим условие содержание выплачиваться не будет!

Глашатай переводит дух и начинает повторять все заново. Слово в слово, звук в звук, даже вдыхает и выдыхает там же, где в прошлый раз. У Мланкина служат только лучшие. Только самые преданные.

Я пробираюсь через толпу, собравшуюся, чтобы послушать весть, покидаю рыночную площадь и торопливо бегу к дому нисфиура. Не знаю, что скажет Инетис, узнав, что я хочу уйти. Я не обязан, но я просто не могу сидеть на одном месте. За эти шесть Цветений я привык кочевать, скрываться, прятаться. Я не хочу, чтобы Мланкину докладывали о каждом мясном шарике, который я положу в рот, а я уверен, что за мной следят, я слишком привык оглядываться по сторонам и подмечать «хвосты».

Стража пропускает меня без вопросов, и уже через десяток шагов я оказываюсь в коридоре, который ведет в сонную Инетис. Я не слышу голоса Мланкина, но я и не обязан отчитываться ему о своем приходе — я пришел не к правителю, а к правительнице Асморанты. И все же я не могу не заметить, что в доме слишком тихо. Как будто никого нет.

Я замедляю шаг, когда вижу у сонной Инетис воина с перчаткой на руке. Останавливаюсь, когда он преграждает мне путь, выставив руку с растопыренными пальцами мне навстречу. Это еще совсем молодой парень, и он так рьяно стремится выполнить свой долг, что едва не выпускает в меня иглу, когда я делаю еще шаг.

Я замираю со словами заклятья, замершими на губах.

— Кто ты? — спрашивает он резким голосом. — Что тебе нужно?

— Меня зовут Цилиолис, — говорю я громко, чтобы и за шкурой, закрывающей вход в сонную, тоже было слышно. — Я брат правительницы Асморанты.

Парень колеблется, но потом отступает, позволяя мне пройти. В моей голове куча вопросов, которые я намерен задать сестре. Воина поставил Мланкин? Сама Инетис? Не думаю, что она стала бы это делать.

— Мне это не нравится, — заявляю я, входя в сонную. — У твоей двери охрана? Зачем?

Инетис лежит на постели, свернувшись в клубок и, кажется, спит. Услышав мой голос, она поднимается и садится, рубуша натягивается на теле, и я не могу удержаться — смотрю на ее живот, почти ожидая увидеть округлость, хотя прошел всего день с момента, как я ее видел в последний раз.

— Цили! — Инетис протягивает ко мне руки, и я подхожу ближе, чтобы заключить ее в объятья. Ее глаза опухли — то ли от сна, то ли от слез, я не могу понять. — Цили, что происходит? Меня не выпускают из сонной, и никто мне ничего не говорит. Что-то в Шиниросе? Скажи мне. Я слышала про Шинирос.

Я усаживаюсь рядом с Инетис на постель и пересказываю ей весть. Она охает, когда я говорю о пожаре, сжимает губы, сосредоточенно хмурится. Вековечный лес близок ей, как близок любому магу, и ее точно так же, как и меня, тревожит его судьба.

— Этот кусок орфусы… Мланкин запер меня здесь, как пленницу, — говорит она. — Кмерлан вчера хотел остаться со мной, поиграть, но он пришел и выпроводил его за порог, как будто это не мой сын, а только его. Мне приходится подслушивать, что говорят солдаты, иначе я вообще не буду ничего знать. Вековечный лес… не могу поверить. Просто не могу.

— Твой стражник пропустил меня без вопросов, — говорю я.

— Он разрешает приходить только Кмерлану, тебе и Унне. И своей травнице.

Она словно спотыкается на имени Унны, но, возможно, мне это просто показалось.

— Не могу представить, что должна провести здесь целые Холода, — говорит она. — Энефрет бросила нас. Бросила меня, хотя так пеклась об этом ребенке. У меня чувство, что она не появится до его рождения.

Я беру ее за руку и смотрю на горящий на запястье знак. Ее ладонь холодная, бледная, а рука слабая. Колесо светится на коже, мерцает в так сердцебиению. Да,