Эхо прошедшего - Вера Андреева

Месяца через два после начала занятий я нашла у себя в перегородочке для писем бумагу, где было сказано, чтобы я явилась завтра утром в восемь часов на второй этаж и представилась старшей сестре мисс Кинг: я буду нести практику уже у самих больных. Подобные записочки получили еще только две ученицы. Это было признанием нашей отличной подготовленности — очень, однако, приятно было сознавать себя одной из лучших.

В назначенный час мы выстроились перед столиком некрасивой и очень строгой на вид мисс Кинг. После переклички мисс Кинг поручила мне постелить постель в одной из отдельных палат для больного после тяжелой операции. «Только-то и всего! — подумала я. — Мне ли не знать, что надо делать!» Но совсем одно дело учить теорию в классе, а другое — проделать все на практике. Нас водили, конечно, по всему госпиталю, показывали, где получать белье у кастелянши, где ставить на ночь цветы больных, куда относить и где мыть судна (между прочим, грязное судно надо было всегда прикрыть чистой салфеткой и нести его, не отвернувшись и не скривившись от отвращения, а весело и с улыбкой — как букет цветов, говорила мисс Харелл), где находится операционная (под самой стеклянной крышей здания), где расположены грузовые лифты для перевозки каталок. На практике все оказалось более сложным, и я с трудом нашла обитель кастелянши, которая, выслушав перечень моих требований, сказала, что той особенной простыни, которая нужна, у нее нет, нет и половины требуемых предметов для столика у кровати больного.

— Обойдетесь обыкновенной простыней, — заявила она в ответ на мои причитания, — и без этой мази и палочек тоже. Почкообразная миска — это все, что нужно!

Вскоре, однако, я привыкла к своей работе, и казалось смешным, что я когда-то плутала и путала помещения, — быстро и бесшумно спеша по коридорам на зов больного — над дверью палаты зажигалась красная лампочка, — чувствовала себя вполне уверенной. Вот только телефонных звонков в дежурной комнате старшей сестры я боялась. Когда там никого не было, то надо было брать трубку и нам, пробэйшионерам. Гнусавый голос с ужасным американским акцентом что-то быстро и невразумительно сообщал. И все — стоишь и мучительно гадаешь: что такое мог сказать этот нервный мужчина? А ведь он мог сказать что-то очень важное, вроде как: примите нового больного, пострадавшего в автомобильной аварии.

Так, совершенно благополучно, прошло полгода моей деятельности и учения в Американском госпитале, с нас уже сняли мерку для будущих форменных платьев младших сестер, и мы готовились к настоящей работе. И тут в воздухе стали носиться слухи, что-де госпиталь не приносит прибыли, а, наоборот, делает ежедневный дефицит в семь тысяч франков, благотворительные взносы почти перестали поступать из Америки, в связи с кризисом все стало дороже, и придется закрыть одно крыло госпиталя и распустить половину учащихся в школе медсестер. Я тут же представила себе, что среди отчисленных могу оказаться и я, — мой ореол лучшей ученицы несколько померк, потому что, хотя в теоретических занятиях я продолжала преуспевать, в практике за мной числились некоторые мелкие, но досадные грешки — то я натерла спину больной не тем порошком, то протянула руку без перчатки над операционным столом, то подала не тот инструмент, то самовольно поила простуженного хоккейного аса — красивый здоровенный парень из Канады! — горячим молоком с содой, то не успела подать судно одному старикашке.

Предчувствие не обмануло — директриса предложила мне сесть и стала задавать вопросы: «Как вам нравится учение? Все еще нравится призвание сестры милосердия? Не чувствуете ли вы, что другое какое-нибудь занятие вам подойдет больше? Только будьте искренни и не обманывайте себя!» — добавила она. Я отвечала ей, что мне все нравится, особенно теория. Мисс Харелл меня прервала:

— Вы слишком эмоциональны, мисс Андрейев, и вам будет трудно приспосабливаться к требованиям нашей профессии. Поймите, если бы не сокращение штата, я бы никогда не предложила вам уйти из школы, но я принуждена это сделать, так как вижу, что вам будет легко устроиться в любом другом месте, а есть учащиеся, которые не имеют таких возможностей, — всего хорошего! — она пожала мне руку, и я удалилась.

Итак, все кончено, все насмарку — все мои старания, зубрежка английского, прекрасная перспектива стать вышколенной медсестрой, стать самостоятельной, зарабатывать деньги… Хорошо говорить мисс Харелл, что я легко могу устроиться на любом месте, — попробовала бы она найти какое-нибудь место сейчас, когда столько безработных?! Да и потом: что, собственно, я умею делать?

С такими невеселыми мыслями я собрала свой чемоданчик, засунула туда с такой тщательностью и любовью сшитые форменные платья, передники и явилась домой.

Мама меня не стала ругать.

— Что ж мы теперь с тобой будем делать, Веруха? — вопрошала она. — Давай поступай в школу для массажисток. Ведь медицинский массаж — это так интересно. Ты будешь работать в водолечебницах, получать неплохие деньги. А богатые толстухи — они озолотят тебя, если ты своим массажем поможешь им похудеть!

Массаж так массаж, и я записалась на курсы медицинского массажа, что на рю Кюжас, тут недалеко и Люксембургский сад — небольшой парк с круглым бассейном, где парижские мальчики пускают свои кораблики, с темным гротом, на фоне которого так ярко выделяется белая, как алебастр, изящная фигурка девушки, — над ней склонилась, обнимая ее, мощная мужская фигура — Амур и Психея, если не изменяет память. Бомиш — так ласково называют бульвар студенты — с широкими тротуарами, почти сплошь заставленными столиками кафе.

Я опять зубрю анатомию, на этот раз на французском языке; главная трудность, которую преодолеваешь только памятью, — это названия мышц человеческого тела, и не только названий, но и точного местонахождения на такой-то именно кости, приросших на таком-то бугорке этой кости: если представить себе, что костей в человеческом теле более двухсот, на каждой кости бугорок или два (а то и три) и каждый имеет свое название, и к каждому прикреплен мускул, тоже с названием, порою очень заковыристым, то делается ясно — стать массажисткой не так-то просто.

Мое учение, благодаря интенсивной зубрежке, быстро продвигается, и вот я сдаю экзамены и получаю новенький диплом «медицинской массажистки», которому, увы, было суждено пожелтеть и истрепаться без всякой пользы для владелицы. У нас не было никаких знакомств в водолечебницах, никаких средств для открытия собственного кабинета, и мои знания массажа пригодились только нескольким знакомым дамам и маме, которой я изредка растирала спину.