Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио - Василий Молодяков

Речь идет о завершении борьбы за лидерство в Ассоциации помощи трону, перспективной, но громоздкой «новой политической структуре», созданной с большой помпой летом 1940 г. и призванной вобрать в себя все прежде существовавшие политические партии и общественные организации. Основной конфликт развернулся между, условно говоря, «радикалами» и «бюрократами», первая битва которых пришлась на осень 1940 г., время обсуждения проекта «новой экономической структуры». Подготовленный «мозговым трестом» Коноэ – Исследовательской Ассоциацией Сева, проект предусматривал усиление государственного участия и контроля в экономике со ссылкой на «чрезвычайное время», поэтому бюрократы и лидеры деловых кругов сочли его слишком радикальным и едва ли не «коммунистическим» (последнее можно отнести исключительно на счет демагогии). «Бюрократы» добились его отклонения и принятия своего варианта, что и произошло 7 декабря – на следующий день после того, как в кабинет был введен в качестве министра без портфеля барон Хиранума, бывший премьер и лидер наиболее консервативной части правительственной бюрократии. 21 декабря министры внутренних дел и юстиции Ясуи и Кадзами, приближенные и протеже Коноэ, подали в отставку, а на их места были назначены соответственно Хиранума и отставной генерал Янагава. За этим последовало пресловутое «дело красных» в министерстве торговли и промышленности, закончившееся арестом почти всех авторов «радикального» проекта. Затем, в последние дни марта 1941 г. все руководство АПТ во главе с графом Арима, ближайшим другом Коноэ, подало в отставку, а ее руководящие органы были реформированы в соответствии с планами Хиранума. Сначала у Ассоциации «вырвали жало», ликвидировав ее политическое, плановое и парламентское бюро, где доминировали радикалы, а затем ее префектуральные отделения были переподчинены губернаторам, то есть министерству внутренних дел Хиранума, который, помимо всего прочего, испытывал к Мацуока глубокую личную антипатию.[607]

18 марта Татэкава обсуждал с Молотовым конкретную программу визита, изложив ему пожелания министра. Мацуока просил уже о двух встречах со Сталиным – до поездки в Берлин и после. Прекрасно понимая планы и намерения гостя, нарком не возражал, но сослался на необходимость согласовать вопрос с самим Сталиным.

В преддверии приезда Мацуока на стол Молотова лег еще один важный документ – памятная записка курировавшего дальневосточную политику замнаркома Лозовского, датированная 22 февраля:

«В связи с приездом в Москву Мацуока, можно ожидать, что японское правительство вновь поставит вопрос о заключении между СССР и Японией договора о ненападении. В связи с этим считаю необходимым напомнить Вам следующее:

В статье 2-й договора о ненападении, заключенного между СССР и Китаем 21 августа 1937 г. <т.е. через полтора месяца после начала «Китайского инцидента». – В.М.> в г. Нанкине, сказано:

«Если одна из Высоких Договаривающихся сторон подвергнется нападению со стороны одной или нескольких третьих держав, другая Высокая Договаривающаяся сторона обязуется не оказывать ни прямо, ни косвенно помощи такой третьей и третьим державам в продолжении всякого конфликта, а равно воздержаться от всяких действий или соглашений, которые могли бы быть использованы нападающим или нападающими к невыгоде стороны, подвергшейся нападению.

В развитие этой статьи при подписании договора о ненападении уполномоченные СССР и Китая обменялись следующей устной <т.е. никем не подписанной. – В.М.>, строго конфиденцальной декларацией:

«Устная декларация, строго конфиденцальная и никогда не подлежащая оглашению, ни официально, ни неофициально:

При подписании сегодня договора о ненападении уполномоченный СССР заявляет от имени своего правительства, что СССР не заключит какого-либо договора о ненападении с Японией до времени, пока нормальные отношения Китайской Республики и Японии не будут формально восстановлены <выделено везде Лозовским. – В.М.>.

Из вышеприведенных документов видно, что СССР взял на себя обязательство не заключать с Японией договора о ненападении на время войны Китая с Японией».[608]

Секретные протоколы, будоражащие умы общественности, придумали не Молотов с Риббентропом летом тридцать девятого! Под будущий пакт с Японией была заложена мощная мина, о которой в Токио, разумеется, не знали. На момент заключения договора с Чан Кайши это, пожалуй, было оправдано, но за три с половиной года ситуация изменилась. Но Сталин и Молотов решили не отступать от декларации, что диктовало едиственный возможный выход: подписать пакт о нейтралитете.

23 марта Мацуока прибыл в Москву. Как и Риббентропа, его встречал замнаркома – на сей раз Лозовский. По протоколу Молотов мог не встречать министров, т.к. был одновременно главой правительства. В то время японские министры иностранных дел редко покидали страну, поручая ведение заграничных переговоров послам или специальным уполномоченным. Поэтому визит такого уровня, конечно, был событием.

Как и просил Мацуока, газетные сообщения о его визите были краткими и подчеркивали, что он находится в СССР проездом. На следующий день он встретился с Молотовым и Сталиным. Восемь лет назад, проезжая Москву по пути в Женеву, Мацуока уже пытался «пробиться» к вождю. Предмета для делового разговора у него не было, да и ранг визитера был не столь велик, поэтому его не приняли. Пришлось издали посмотреть на Сталина, стоявшего на трибуне Мавзолея во время демонстрации 7 ноября, и довольствоваться разговором с Литвиновым. Мацуока стремился в Кремль из соображений личного престижа: в 1932 г. потому, что намеревался из администратора стать самостоятельным политиком; в 1941 г. потому, что всерьез примеривался к креслу премьера и «набирал очки» в глазах радикалов, для чего встречи с диктаторами – Сталиным, Гитлером и Муссолини – были просто необходимы. Так что им двигали не только государственные интересы.

После обмена положенными приветствиями Мацуока, «разъясняя цели своей поездки в Европу, говорит, что идея посещения Берлина и Рима у него возникла в связи с заключением пакта трех держав и в целях обмена мнениями с руководителями Германии и Италии… Личного контакта между руководителями государств, заключивших тройственный пакт, не было <конечно, имелись в виду Коноэ и Мацуока, а не Гитлер и Муссолини. – В.М>. Обмен мнений происходил только по телеграммам, что не могло заменить личного контакта… Мацуока добавил, что он знаком только с Муссолини и Чиано, а с Гитлером и Риббентропом до сих пор лично не встречался… Отношения с СССР для Японии также являются важными, и свою нынешнюю поездку в Берлин и Рим он хочет использовать для встречи с руководителями Советского Союза».[609]

«После этого Мацуока переходит к японо-советским отношениям. Он говорит, что убежден в том, что японо-советские отношения должны быть улучшены, и добавляет, что об улучшении он заботился еще лет 30 тому назад, будучи своего рода начальником генштаба графа Гото <явное, но симптоматичное преувеличение. – В.М> и разделяя взгляды последнего на установление хороших отношений между Россией и Японией». О конкретных вещах он предложил поговорить по возвращении из Берлина. Молотов согласился. Еще немного любезностей: Мацуока похвалил Сметанина, Молотов – Татэкава. Присутствовавшему здесь же японскому послу это было, несомненно, приятно.

Мацуока напомнил о встрече со Сталиным. Молотов позвонил вождю. Тот пришел через 10 минут, и беседа продолжилась. Разговорчивый министр стал снова рассказывать о своих трудах по улучшению двусторонних отношений, прочитал хозяевам лекцию о господствующем в Японии «моральном коммунизме» (подозреваю, что Сталин и Молотов усердно прятали улыбки), но под конец все-таки заговорил о деле – о войне в Китае. «Япония ведет войну не с китайским народом, а с англосаксами, т.е. с Англией и Америкой. Япония, продолжает Мацуока, ведет войну с капитализмом и индивидуализмом, а Чан Кайши является слугой англосаксонских капиталистов. Поэтому японо-китайский конфликт нужно рассматривать именно под таким углом зрения… Без уничтожения англосаксонской идеологии нельзя будет создать нового порядка, не считаясь при этом с мелкими интересами».

Сталин заметил, что «какова бы ни была идеология в Японии или даже в СССР, это не может помешать практическому сближению двух государств, если имеется взаимное желание обеих сторон». Аргумент знакомый – и некогда столь любимый Риббентропом. «Что же касается англосаксов, говорит т. Сталин, то русские никогда не были их друзьями, и теперь, пожалуй, не очень хотят с ними дружить».

Под конец разговора Сталин и Молотов попросили передать поклон Риббентропу. В общем, расстались почти друзьями.

Несмотря на краткость пребывания в Москве, Мацуока успел принять послов стран «оси», явившихся с протокольными визитами, и даже пообщаться с американским послом Штейнгардтом. Впрочем, с ним он о враждебности японцев и англосаксов не говорил…