История религии. В поисках пути, истины и жизни. Том 6. На пороге Нового Завета. От эпохи Александра Македонского до проповеди Иоанна Крестителя - Александр Мень
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Филон не вступал в прямую полемику с Апионом, как позднее это делал Иосиф Флавий, но, работая над комментариями к Закону, он постоянно имел в виду критиков, враждебных иудаизму. Таким образом, его труд преследовал две цели: синтез Торы и философии, а также апологию отеческой веры.
Каждый обряд, каждое предписание, каждая деталь Храма, по объяснению Филона, имеют внутренний смысл, который можно понять, только прибегая к аллегориям. Священные хлебы, например, означают воздержание, части жертвенного животного — добродетели. Пасха знаменует освобождение от страстей, день Кущей — благодарность Богу. Даже число заповедей Декалога Филон связывает с пифагорейским почитанием цифры десять.
Закон повелевает приносить жертвы, чтобы воспитывать в людах благоговение. «Бог, — говорит Филон, — не радуется жертвам, даже если Ему приносят гекатомбы, ибо все вещи принадлежат Ему… но Он радуется, когда посредством жертвоприношений люди выражают волю любить Его» [54]. Поэтому «истинным алтарем Божиим является благодарная душа, исполненная добродетелей» [55]. Обряды могут объединять и людей просвещенных, и тех, кто следует им по традиции. Но конечная их цель одна: укрепить в народе любовь к Богу и человеку.
Всего уверенней чувствовал себя философ, когда говорил о нравственной стороне заповедей. Язычники делают субботу мишенью для своих насмешек, но разве не является благословенным этот дар — день отдыха, когда все, даже рабы, получают освобождение от труда? «Разве не достойны, — спрашивает Филон, — высшего уважения Законы, которые учат богатых уделять из своего имущества бедным и утешают бедняков тем, что настанет для них время, когда им не придется просить милостыню у дверей богачей, а получат назад отнятую у них собственность?» [56]
Раввины верили, что, если Тора будет неукоснительно соблюдаться, это ускорит наступление эры Мессии. Филон нигде не упоминает о Помазаннике, хотя и пишет о некоем «человеке, вожде и воине, приход которого предсказан древними» [57]. Мессианские воззрения философа ограничивались надеждой на победу добродетели, после чего Бог дарует Своему народу мир и благоденствие, собрав его на земле предков [58]. Это самое большее, что мог сказать Филон о Царстве Мессии. Мыслитель, считавший материю злом, не мог принять веру в грядущее воскресение и преображение мира.
Реальным Филон считал только Царство Божие, которое «внутри нас». Скованный дух «блуждает по бездорожью», но в конце концов, ведомый благодатью, приходит к заветной цели. Растворение в Боге, экстатический полет души, охваченной «трезвым опьянением», есть тот предел, который Филон решается назвать обожением человека [59]. Достичь его нельзя без осознания собственных грехов. Это тяжкий подвиг, ибо кающийся неизбежно «приходит от себя в полное отчаяние». Но вслед за тем в результате борьбы с грехом дух освобождается от страстей и иллюзий.
Аскетическое учение Филона местами перекликается и с доктриной йоги. В частности, философ настаивает на том, что созерцанию должна предшествовать деятельная жизнь в духе добродетели. Истинный мудрец вначале не должен гнушаться житейскими делами.
«Гражданская служба есть предмет насмешек для многих, — говорит Филон. — Вероятно, никогда не понимали, какая это полезная деятельность. Начни тогда с какого-либо занятия и практикуйся в делах частной и общественной жизни. И когда, соединив добродетели главы дома и гражданина, ты достигнешь совершенства в этих обеих сферах, начинай — как человек уже вполне готовый — свой переход к более просветленному образу жизни. Ибо деятельность идет впереди созерцательной жизни» [60].
Как и многие стоики, Филон не считал самоумерщвление лучшим средством аскезы. Она, по его словам, включает в себя «чтение, упражнения, участие в обрядах, размышления о прекрасном, воздержание и исполнение обязанностей, вменяемых человеку» [61]. Постепенно парализуя власть чувственного, человек «проходит сквозь видимую природу и устремляется за бестелесным».
Авраам узрел Бога при закате солнца. Не значит ли это, что Неисповедимый познается только тогда, когда затихает суета мира? Полная свобода, слияние с вечной красотой Сущего — вот награда путнику, преодолевшему крутой подъем…
Филон постоянно искал практического осуществления своего идеала. Но при всем пиетете к Общине Второго Храма он не мог найти в ней того, что хотел, и поэтому обратился к ессеям-терапевтам (См. выше, гл. XX). Присматриваясь к ним, он все больше утверждался в мысли, что именно эти отшельники воплотили его мечту.
К одной из своих книг Филон приложил небольшой этюд «О созерцательной жизни», где изобразил скит терапевтов. В Египте они основали небольшие колонии, центром которых был поселок на берегу Мареотийского озера, к юго-западу от Александрии [62].
Филону особенно импонировало, что вступать в секту побуждал людей не обычай, а свободное решение. По его словам, терапевтами становятся из любви к Богу.
В описании Филона терапевты — настоящие монахи, общины которых разительно напоминают индийские ашрамы. Каждый отшельник имеет отдельную хижину со специальным местом для богомыслия и молитвы — монастерион. «Стремясь к бессмертной и блаженной жизни, — говорит Филон, — и считая, что земная жизнь уже кончилась, они оставляют имущество сыновьям и дочерям или другим родственникам, по доброй воле заранее сделав их наследниками» [63]. Они считают, что обрели богатство, которое выше всех земных сокровищ, и ради него покидают «мир». Их связывают между собой взаимная любовь и вера. Среди терапевтов немало женщин, которые отказались от брака, предпочтя ему служение новой духовной семье.
Филон не говорит, откуда аскеты получали средства для жизни. Возможно» наследники давали обязательство помогать тем, кто удалился в пустыню. Впрочем, потребности терапевтов были ничтожными: они придерживались умеренности в еде и одевались в самые скромные одежды.
Большую часть дня монахи проводили в чтении Библии и медитациях. Периодически они устраивали общие собрания, во время которых старейшины толковали Слово Божие, а все хором пели гимны. Бдение завершалось ночным танцем, приводившим всех в состояние экстаза. «Они пребывают в этом чудесном опьянении до утра, — замечает Филон, — не чувствуя тяжести в голове и не смыкая глаз» [64]. Сам философ видел в подобном состоянии высшую ступень аскезы. «Словно неистовые вакханты, — говорит он, — они охвачены восторгом, пока не узрят страстно желаемого» [65].
Церковный историк IV века Евсевий, излагая книгу Филона о терапевтах, думал, что тот имел в виду христианских иноков [66]. Ошибка очевидная, но поучительная. Сходство действительно большое. К тому же церковное монашество возникло именно в Египте, и основатели его были родом из Александрии. Не исключено, что ессеи, жившие у Мареотийского озера, явились прямыми предшественниками Антония Великого и Пахомия.
Однако следует подчеркнуть, что монашество рассматривалось Церковью в качестве одной из форм христианской жизни. Пребывание «в миру» было провозглашено «равночестным» монашеству [67]. Между тем для Филона терапевты стали абсолютным, непревзойденным образцом. К этому его логически привели дуализм и жажда развоплощения.
Филон был не одинок. Бегство от мира было последним словом почти всех дохристианских религий. Прежде чем александриец пропел свой восторженный гимн пустыне, он уже звучал в устах отшельников — даосов и буддийских бхикшу, йогинов и служителей Сераписа, джайнистов и пифагорейцев. Спасение видели в уничтожении плоти, в уходе за грань земного, в царстве чистого духа.
Но в те самые годы, когда отрешенность казалась единственной дорогой к Богу, Иисус Назарянин готовился нести людям Благую Весть. Весть о том, что Слово стало плотью, что Бог освятил Своим приходом земную жизнь, от которой аскеты с презрением отвернулись…
ПРИМЕЧАНИЯ
Глава тридцать вторая
ФИЛОН АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ
1. В своей книге «Посольство к Каю» (28) Филон называет себя седым стариком. Поскольку речь идет о 40-42 гг., то следует думать, что он родился не позже середины 20-х годов до н. э.
2. На Филона постоянно ссылаются Климент Александрийский, Ориген, св. Василий Великий, св. Григорий Нисский, бл. Иероним, св. Исидор Пелусиот и др. О его влиянии на христианское богословие см.: Ф. Фаррар. Первые дни христианства. Пер. с англ. СПб., 1888, с. 227 сл.; Э. Гэтч. Эллинизм и христианство, с. 88 сл.; Н. Глубоковский. Благовестие ап. Павла, т. II. СПб., 1910, с. 23-425; S. Каrрре. Philon et la Patristique, р. 1-33.
3. Это посольство было вызвано гонением на иудеев, которые отказались воздать божеские почести императору Каю (Калигуле). См.: Э. Ренан. Апостолы. Пер. с франц. СПб., 1907, с.140 сл.
4. О семье Филона сообщает И. Флавий: Иуд. война, II, 15, 1; 18, 7; IV, 10, 6, V, 1, 6; VI, 4, 3; Арх. XVIII, 6, 3; 8, 1; XIX, 5, 1; XX, 5, 2. О священническом происхождении этой семьи см.: бл. Иероним. О знаменитых мужах, xi.