Всё на свете, кроме шила и гвоздя. Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове. Киев – Париж. 1972–87 гг. - Виктор Кондырев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Некоторым странно читать у Некрасова, как шестидесятипятилетний мужчина восторгается паровозиками, самолётиками, солдатиками.
Проходя сейчас мимо таких магазинов в Париже, я оглядываюсь и вижу Вику с горящим взором, сияющего при виде оловянных солдатиков всех родов войск, времён и народов, в полном вооружении, с амуницией и шанцевым инструментом. Как радовался глаз ветерана всем этим игрушечным танкам, пушкам, «студебеккерам», виллисам и доджам, «спитфайерам», «якам» и «фокке-вульфам»…
Sunt pueri pueri. Мальчики остаются мальчиками, как говорили римляне…
Кстати, один из постулатов психоанализа гласит, что добрый человек в любом возрасте сохраняет своё детство.
И в глубине души Некрасов оставался романтичным, непрактичным, впечатлительным и восторженным мальчиком, воспитанным мамой, бабушкой и тётей в безоговорочной любви к Франции и Парижу. И попав на Запад, он испытал любовь и восторг повзрослевшего уже мальчика при виде свершения его детских мечтаний и фантазий…
Иные, желая уколоть, насмешливо говорят об инфантилизме. Как в своё время ехидничала Мария Синявская. Иные трунят над его простодушием и совершенно не воинственным характером. Как я, к примеру.
Но ведь инфантилизм, как вы говорите, проявлялся на протяжении всей жизни Некрасова. И нисколько ему не мешал!
Некрасов прошёл войну и написал книгу. Честно и достойно выдержал унизительную травлю со стороны партийных чинодралов, фарисеев и приживал. Выпил за свою жизнь дай бог всякому. Был уважаем, ценим и любим умнейшими и тончайшими людьми. А его шарм стал притчей во языцех, его добропорядочность вошла в поговорку.
«Вика, Вика, честь и совесть послелагерной поры», – сказал поэт. Обязательно сделаем скидку на поэтическую восторженность, гиперболу и образность, но всё-таки это сильно сказано. Вы не находите? В том смысле, что на титул «чести и совести» в советской литературе претендентов было раз-два и обчёлся.
Да, не забудем упомянуть и о его решительном отказе быть серьёзным человеком. О его ребячестве! Он был готов поддержать любую шутку, выходку, розыгрыш, а если уж сам был автором удачного кунштюка – радовался безмерно и гордился…
Мальчики остаются мальчиками!
За пару лет до смерти Некрасов писал о затянувшейся инфантильности, сентиментальности. Когда по-детски трогательное и наивное мушкетёрство – единственная отдушина в жизни. Когда ты один-одинёшенек. Писал о своём вымышленном герое в «Маленькой печальной повести». Но яснее ясного – это он сам, Вика Некрасов. Мечтательный подросток, скаут, мушкетёр, шевалье, просвещённый зевака. И оставался таким всю жизнь, до старости! И любили его именно за это.
И если в детстве он был погружён в выдуманный им мир, заслонившись маминой любовью и зарываясь в книги, то повзрослев и состарившись, он окружил себя отборными людьми, вернейшими друзьями. А когда они стали исчезать – умирать, разъезжаться, отворачиваться или, самое страшное, предавать, – он остался как на тоскливом сквозняке, беззащитный и даже беспомощный, как ребёнок. Которому некому застегнуть пальто и завязать шарфик. Некому выслушать, поддержать и утешить…
Частенько повторяя, что впадает в детство, Вика не кокетничал и не прихвастывал. Но чуть иносказательно объявлял нам, что оставался в своём детстве всю жизнь. Он и не выходил из этой поры, он так и прожил до старости лет с детским восприятием мира.
Меня не раз спрашивали, мол, что является характерной чертой Некрасова? Что по-вашему, в двух словах?
Я начинал мелко паниковать – и правда, что сказать?
Добрый! Сразу спрашивают – в каком смысле? Свободолюбивый! Я так однажды ответил, повергнув одного из наших друзей в весёлое настроение, хотя, на мой взгляд, это довольно ёмкое человеческое качество. Честный! Тут же – поясните! А что здесь не ясного, честный, и точка. Ведь не идёт же речь о том, чтобы не таскать со стола в карман серебряные ложечки! Щедрый, верный в дружбе, общительный? Да, всего понемногу! А ещё он был любознательный, как любой много знающий, по-настоящему культурный человек.
Но главное, на мой взгляд, – всё-таки его порядочность.
Ребёнок, который играет сам с собой в солдатики, вырезает из дощечек корабли для морского боя. Обожает смотреть на дымящие паровозы, листать «Иллюстрасьон» и приложения к «Ниве», читает Жюля Верна, Дюма, Купера и Луи Буссенара, рисует мушкетёров и французских «пуалю» в красных шароварах…
Начитанный и романтичный мальчик, одарённый и мечтательный юноша, по-интеллигентному безалаберный молодой человек, не знающий, куда ему приткнуться – в театр, в архитектуру, в графику…
Мужчина, который отказывается от брони, этой недостижимой для многих охранной грамоты, и уходит на фронт…
Как сложилось, что он вырос порядочным человеком? Я не знаю, но думаю, что главное – в изначальной порядочности: семейное окружение, мамино воспитание и книги. И склад характера, конечно. Хотя порядочность не избавляет тебя от минутной слабости, пьяной грубости, ненарочной бестактности…
…Помню, как Михаил Геллер в разговоре с Некрасовым говорил, что между успехом и провалом, которые являются некоей тайной человеческого бытия, имеется странная граница. Которая тоже для всех загадка. Единственный вопрос – по какую сторону границы ты попал? Некрасов тогда улыбнулся: я всю жизнь шарахался туда-сюда, но чаще был на стороне неудачи, даже провала, как мне казалось. Хотя и к успеху, бывало, приближался вплотную, а пару раз и пересёк эту границу!
Как бы то ни было, Виктор Платонович был удачлив, с детства до старости.
Малышом он успел пожить с мамой несколько лет в Париже, потом более или менее беззаботно провёл молодые годы в Киеве. Архитектурный институт, театральная студия и сцена, друзья и подруги, нескончаемая довоенная юность…
Судьба хранила его и на войне – он выжил в аду Сталинграда. А в Кракове, попав в прицел немецкого снайпера, не только чудом уцелел, но и благодаря этому тяжёлому ранению, разрабатывая по приказу врачей парализованную руку, написал свою книгу.
Послал её наудачу в Москву. Влиятельнейший Всеволод Вишневский, редактор журнала «Знамя», напечатал её и защитил неизвестного автора от московских критиков, свирепых шельмецов, шустряков и подхалимов.
Великий полководец и гений всех искусств, наук и ремёсел Иосиф Сталин собственноручно вписал его имя в список лауреатов Сталинской премии за 1947 год. Позже «В окопах Сталинграда» была признана первой правдивой книгой о войне, причём людьми, прошедшими войну и разбирающимися в литературе. Эти фронтовики – ветераны, критики, литераторы, военные, – обдумав и перечитав «Окопы», взвесив все «за» и «против», сказали: таки да, одна из лучших книг о войне! Не лучшая, – кто наберётся храбрости, чтобы такое заявить, – но одна из лучших, из очень немногих книг.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});