Один триллион долларов - Андреас Эшбах

И в самом деле. Он услышал бормотание телевизора, отрывок сентиментальной музыки и звучный голос телеведущего; кто-то орудовал кухонными принадлежностями и безмятежно подпевал музыке. Труба обеспечивала отличную слышимость. Зазвонил телефон, трубку сняли, и кто-то заговорил на мелодичном и неразборчивом испанском.

Долго выдерживать позу подслушивания было тяжело, а поскольку он все равно не понимал по-испански, это принесло ему лишь общее представление о ситуации. Расклад был такой, что похитители все держали под контролем. Он снова сел и предался наблюдению за щелью, в которой жил монстр-таракан.

Потом он заснул, и его разбудили на обед, состоявший из бобов с небольшим количеством мяса и кружки воды.

– Потерпите, – сказал по собственной инициативе неизвестный, ставя ему еду и забирая посуду от завтрака.

Постоянная дремота оказалась лучшим вариантом воплощения этого совета. Свечение оконной щели постепенно угасало, превратившись в вечернее тление. Прежде чем совсем стемнело, Джон помочился в ведро, которое после этого отставил как можно дальше от своего матраца.

Он еще раз послушал трубу. По телевизору шел американский сериал, видимо, с испанскими титрами, какой-то криминальный сюжет, в котором речь шла о похищенной дочери мультимиллионера. Почти как учебное пособие, подумал Джон, укладываясь спать. Но долго не засыпал, а только пялился в темноту, лишенную очертаний, и прислушивался к возможному нашествию орды тараканов.

Когда он снова открыл глаза, был уже день. И никаких тараканов. Он поднялся и прослушал трубу. Телевизор в виде исключения не работал, зато беседовали между собой несколько мужчин, очень непринужденно, как будто сидя за кофе и не имея других забот, кроме как убить время.

– Завтрак, por favor, – пробормотал Джон и нетерпеливо побрякал цепью.

Но завтрака не последовало, зато явился другой мужчина, который не тратил время на стук в дверь и дополнительные указания, а просто вошел. Мужчина, говоривший по-английски и даже на сленге американского Восточного побережья.

– Мы никогда не встречались, – сказал он, – но знаем друг друга.

Джон скептически оглядел мужчину. У него было обрюзглое лицо, на котором оставила свои следы тяжелая форма юношеских угрей, и весь он густо порос шерстью. Она торчала у него из воротника и из-под рукавов. Несимпатичное явление. Вряд ли Джон ценил бы знакомство с таким человеком.

Потом он что-то припомнил. Да, он действительно видел его однажды. С другой прической. На экране телевизора.

– Бликер, – сказал он. – Вы Рэндольф Бликер.

Впоследствии уже нельзя было установить, как просочился слух. Мексиканские полицейские, вошедшие в особую комиссию, дали строжайшую подписку о неразглашении, а внутренняя служба безопасности не могла предположить, что проболтается кто-то из своих. Несмотря на все меры секретности, в Мехико слетелись телерепортеры иностранных телекомпаний, по факсу и телефону шли запросы, весь мир хотел знать, что стоит за утверждением, что Джон Сальваторе Фонтанелли похищен.

Штаб-квартира Fontanelli Enterprises в Лондоне отказывалась от всяких комментариев. Полиция Мехико воздерживалась от всяких высказываний. Территория Universidad National Autonoma de Mexico кишела людьми, вооруженными камерами и микрофонами.

– Этому конца не будет, – пожаловалась Маккейну одна из секретарш. – Звонят даже из нашей собственной телекомпании. Что мне им говорить?

– Ничего, – ответил Маккейн. Он озабоченно захлопнул папку и сунул ее в ящик стола. – Отмените все мои встречи на ближайшие пять дней и закажите билет в Мехико.

– Что это значит? – спросил Джон. – Это что, месть за то, что тогда не удался маневр с моим братом?

Бликер пренебрежительно усмехнулся:

– Месть? Да что вы. Я не злопамятный. Я делаю только то, что мне поручено.

– А что вам поручено?

– О, ваш выкуп войдет в историю, я думаю. – Бликер осторожно держался за пределами досягаемости Джона. На нем был сильно измятый летний костюм, и он непрерывно потирал у себя за ухом. – А в остальном… Посмотрим.

– На что?

– На вас, например, на ваше поведение, на вашу готовность к сотрудничеству. На другие вещи, на которые вы повлиять не можете.

– Ничего не выйдет, – сказал Джон и сам удивился собственной невозмутимости. – Вас опять ждет неудача, Бликер. Как в тот раз, когда вы ввергли Лино в беду.

Бликер посмотрел на него и осклабился:

– Вы бы удивились, как детально ваш брат расписал свою жизнь в качестве отца наследника-триллионера.

Джон мог поверить, что это не ложь. Лино всегда был приверженцем жизненного кредо «Бери что можешь». С женщинами, с деньгами, со всем.

– Я бы предложил, чтобы вы, наконец, сказали, чего хотите.

– Контроля качества, – сказал Бликер. – Я ведь должен быть уверен, что мой… субподрядчик корректно выполнил свою работу. Что он добыл того, кого нужно.

– Ваш кто?

– Я делаю это только ради денег, мистер Фонтанелли. Поскольку они не валятся мне с неба, я за них работаю. Я обнаружил, что можно жить очень приятно, если готов время от времени делать очень неприятные вещи. Как это, например.

– И что потом? Ведь не собираетесь же вы оставить меня в живых. Ведь я же подам на вас в суд, как только окажусь на свободе.

– Вот это меня как раз не волнует. Я все равно в бегах, вы же знаете. Потом я знаю некоторые хитрости, и хотите верьте, хотите нет, мне вполне нравится так жить. По крайней мере нескучно.

Маккейн с неуютным чувством поглядывал на гигантскую хрустальную люстру у себя над головой. На Мехико время от времени обрушивались землетрясения; если оно случится именно сегодня, эта люстра его прихлопнет. Он откашлялся, и все глаза, микрофоны и объективы камер устремились на него.

Пресс-конференция состоялась в зале отеля El Presidente. Стены и потолок были задрапированы зеленым бархатом, позолоченные пилястры будто подпирали кровлю символического шатра, и все это причудливо контрастировало с колоссальной стенной фреской позади Маккейна, выполненной рукой самого Диего Ривера, крупнейшего из мексиканских живописцев. Не требовалось особого образования, чтобы знать это: отель изобиловал памятными досками и надписями, чтобы никто не остался в неведении на этот счет.

– До сих пор, – заявил Маккейн, объяснив причину своего присутствия, – нам известно лишь, что мистер Фонтанелли исчез. Обстоятельства его исчезновения, насколько они нам известны, не дают оснований заключить о насильственном случае; но и исключить их нельзя. Если это похищение, то похитители до сих пор не дали о себе знать.

Одна женщина подняла руку.

– Известно ли, с кем собирался встретиться мистер Фонтанелли?

– Нет, – сказал Маккейн. – И я сомневаюсь, что у него была такая договоренность. По моим сведениям, мистер Фонтанелли не знал никого из здешнего университета, с кем бы он мог условиться о встрече.

Это вызвало смятение.

– Тогда почему он так сказал? – крикнул один журналист, не дожидаясь, когда Маккейн даст ему слово.

Маккейн склонился к лесу микрофонов:

– Общеизвестный факт, что мистер Фонтанелли время от времени рискует выходить без охраны. Естественно, телохранители не одобряют такого поведения. Я, кстати, тоже. Но мистер Фонтанелли взрослый человек и не нуждается ни в чьих предписаниях, что ему делать и чего не делать. Во всяком случае мы установили, что вскоре после этого исчез и один из телохранителей, – добавил он, обведя взглядом жадно стенографирующих журналистов. – Есть ли тут взаимосвязь, в настоящий момент расследует полиция.

– Не могло ли это быть спланированное похищение?

– Я не знаю, как его можно было спланировать. То, что мистер Фонтанелли полетит в Мехико, выяснилось лишь несколько дней назад и было известно очень узкому кругу, – сказал Маккейн. – Насколько мне известно, полиция склоняется к версии спонтанного преступления.

– Станете ли вы платить выкуп? – крикнул кто-то.

– И в каких пределах? – добавил другой.

Засверкали вспышки, потянулись вверх диктофоны. Маккейн некоторое время тупо смотрел в пустоту, задумавшись, прежде чем ответить.

– Разумеется, мы сделаем все, что в человеческих силах, чтобы вернуть мистера Фонтанелли целым и невредимым, если он находится в руках похитителей. Но в настоящий момент, как я уже сказал, мы не знаем ничего определенного.

– Есть свидетель, который видел, что мистер Фонтанелли бежал бегом, – возразил кто-то. – Что вы скажете на этот счет? Может, он сбежал?

Маккейн поднял руки извиняющимся жестом.

– На это я ничего не могу сказать. Меня при этом не было.

– Что, если мистера Фонтанелли больше нет в живых? Кто в таком случае унаследует состояние? – выкрикнул кто-то из глубины зала.