Лабиринт - Яэко Ногами

в гостиной, и Сёдзо, узнав о болезни девушки, все время поглядывал в ту сторону, где находилась комната Марико. Оклеенные бумагой раздвижные стенки комнаты были плотно задвинуты, но через бумагу просвечивал свет, и эта часть стены казалась светлым полотном, вставленным в темную раму двора.

— Врач уже был?—озабоченно спросил Сёдзо.

— Ее только что смотрели доктора в Бэппу. Ничего серьезного. Это послеоперационные боли, со временем они пройдут, но сейчас доставляют уйму хлопот и неприятностей. Если Марико в ближайшее время не сможет двигаться, я просто не знаю, как мне быть. У меня было столько разных планов, а из-за  ее болезни все они могут пойти насмарку.

Мацуко не стала посвящать гостя в свои замыслы; она принялась жаловаться на судьбу. Ну почему так странно устроена жизнь! Никогда не получается по-твоему!

Шумные вздохи и трагическое выражение лица Мацуко, словно она приняла на себя бремя Забот всего мира, рассмешили Сёдзо.

— И вы жалуетесь на жизнь!—воскликнул он с насмешливым недоумением.

— Вот-вот, и вы то же самое! Никто мне не верит. Но ведь никто не знает, сколько у меня забот и огорчений. Во всем, видно, виновата моя полнота. Люди думают, что раз я такая толстая, значит, живу как в раю. Но довольно обо мне. Поговорим лучше о вас,— как бы переходя в контратаку, сверкнула глазами Мацуко.— Что это вы вдруг вздумали забраться в такую глушь? Надолго вы решили здесь застрять?

— Ничего не поделаешь. В Токио я не могу найти работу, так что пока приходится жить здесь,— ответил Сёдзо.

— Да, но почему вы вдруг оставили службу у Ато?

Сёдзо промолчал.

— Вы меня простите,— продолжала хозяйка,— но добровольно отказаться от такого прекрасного места, которое вы с трудом получили, и похоронить себя в провинции — ,это просто какая-то нелепость. Да и у Ато о вас весьма сожалеют. Должна вам сказать, что недавно на одном любительском концерте я виделась с виконтессой, и мы заговорили о вас. Она никак не может понять вашего поступка. А Тадафуми до сих пор вас ждет. Они не хотят огорчать мальчика и все еще скрывают от него, что вы окончательно ушли от них. Я поняла, что виконтесса очень расстроена этим. Ведь ее так волнует все, что касается сына. Бедняжка! Мне ее просто жаль!

Итак, загадка, кажется, разъяснялась. Вот от кого было к нему поручение! Зная, что Мацуко любит совать свой нос в чужие дела, госпожа Ато, видимо, решила попытаться через нее заманить его в Токио. Все очень просто, а он-то ломал себе голову! Не будь он таким наивным—сразу бы догадался. И как ловко она всегда прикрывается Тадафу-ми! Даже похоть свою не стыдится маскировать любовью к сыну! А может быть, у нее это получается помимо воли и она сама того не замечает? И все же до чего ж она лжива и изворотлива! Видно, это в крови у нее. И Сёдзо почувствовал острую ненависть к ней. После того, что между ними произошло, он сразу утратил всякие иллюзии относительно госпожи Ато. Осталось чувство отчужденности, опустошенности и, пожалуй, гадливости. Но до сих пор не было ненависти.

Под пеплом разочарования, может быть, еще тлел oroнек прежней страсти, хотя он был уверен, что все уже перегорело и остался только пепел.

Но как бы там ни было, то, что передала ему Мацуко, подействовало так, словно на него вылили ушат холодной воды. Он почувствовал, что окончательно освободился от чар госпожи Ато. Они развеялись как дым. И он с каким-то теплым чувством подумал о Тадафуми: мальчик был ширмой для матери, искавшей любовных приключений. Миоко, вероятно, не совсем лгала, ссылаясь на то, что сын ее ждет возвращения учителя. Мальчик действительно к нему привязан. А сам он невнимательно отнесся к своему бывшему ученику. Он обещал послать ему открытки с видами развалин крепости, но до сих пор не послал. Правда, вначале их не было в продаже, но потом они появились, а он все-таки не выполнил обещания.

Он даже не ответил на открытку, которую написал ему мальчик своим милым детским почерком вскоре после его приезда сюда. Сёдзо вообще не любил писать письма и, как правило, не отвечал даже приятелям. Но о мальчике следовало подумать, особенно тогда, когда он посылал отказ от службы. Ведь он знал, как к нему относится Тадафуми. А сам за все это время, кажется, ни разу и не вспомнил о нем! Неужели он и впрямь человек расчетливый, черствый, неспособный к глубоким привязанностям?

Передав Сёдзо свой разговор с виконтессой, Мацуко, захлебываясь, принялась рассказывать о свадьбе Тацуэ. Брачная церемония была на редкость пышной, прямо-таки грандиозной. Сразу после этого молодые отправились в свадебное путешествие. Они побывали в Шанхае и на Формозе. На одной только Формозе им было вручено десять чемоданов с разными подарками. Тацуэ преподнесли совершенно изумительное покрывало ручной работы. Между прочим, в доме губернатора Формозы им очень понравилась пятнадцатиметровая цельноплетеная циновка из панамской пальмы и такие же плетеные столики и стульчики. Это чудеснейшая мебель для дачи. Молодожены заказали себе такой гарнитур. Мацуко он тоже очень понравился, и она решила приобрести такой же.

Она так и сыпала словами. А Сёдзо против обыкновения слушал ее болтовню без усмешки. Он чувствовал себя растерянным, подавленным и в эту минуту не склонен был иронизировать даже в душе.

На галерее со стороны пристройки показалась женщина в белом халате. Это была сиделка, она, видимо, шла сменить пузырь со льдом. С другого конца галереи к гостиной направлялась горничная, несшая на подносе мороженое. Мацуко остановила сиделку и велела ей на обратном пути захватить мороженое для Марико. Затем она взяла с подноса стеклянную вазочку с мороженым и, слегка хмуря свои густые брови, сказала:

— Наверно, невкусное. Мы забыли захватить ваниль из Токио. Когда едешь в такую глушь, приходится брать с собой уйму вещей. Ведь сюда едешь, словно на необитаемый остров. Ваниль и ту нужно с собой тащить.

-— Ваниль? Да ее здесь можно купить в любой продуктовой лавчонке,— возразил Сёдзо.

— В самом деле? Вот не думала! Значит, и здесь за это время кое-что переменилось. В прошлый наш приезд мы не могли раздобыть даже лимона. Но на этот раз я их не забыла.

Лимоны нужны были Мацуко не только к чаю. Она каждое утро натиралась лимоном. К этому виду массажа она стала прибегать еще задолго до Тацуэ. Но болтливая и бесцеремонная Мацуко все-таки не рискнула