Рифейские горы - Александра Турлякова

— Я видела его последний раз ещё днём. Он с обеда на кухне не показывался. Но Ирсавий-привратник не видел, чтоб он покидал Дворец. Он где-то тут, в Доме. Мо-жет объявиться в любое время…

— Но он-то нужен сейчас! — Кэйдар перевёл глаза на ребёнка, и тот вытянул ему ручки навстречу, но не улыбнулся, как обычно в такую минуту, хмурил болезненно маленькое личико. — Вот что с ним? Что?.. — оборвал себя сам. — Ладно! Я сам поищу его, раз другие не могут… — вышел стремительным шагом, а Даида, проводив его глазами, только вздохнула.

…Он никак не представлял, как можно искать Лила среди бесконечных коридоров Царского Дома, среди сотен людей, да ещё и поздним вечером, почти ночью. В вы-деленной ему комнатке, недалеко от кухни, на первом этаже, Лила не оказалось, а где он может быть в такое время, Кэйдар не имел понятия. Лил из тех, кто может среди ночи потащиться спасать раба, сломавшего руку, или рабыню-роженицу. Он сейчас, может где угодно оказаться, попробуй-ка его найди!

Кэйдар не нашёл Лила и у Айны, а ведь он часто проведывал её и маленького уб-людка. А больше искать было негде. Понимая это, Кэйдар всё равно не мог успоко-иться, не мог признать свою неудачу. Он шёл по коридорам, по лестницам, по беско-нечным переходам с упорством человека поставившего перед собой цель. Разве мог он быть спокойным, когда ребёнок его нуждался в помощи врача? Поэтому он готов был искать этого врача столько, насколько хватит сил. Он шёл до тех пор, пока не очутился перед первой же камерой в подземной тюрьме. Надзирателя не было рядом, но эта дверь запиралась только на засов. Кэйдар открыл её, перешагнул порог. Тем-нота и сырость дышали в лицо, как из нежилого угла, и Кэйдар позвал тревожно:

— Ирида?

Она не ответила, никак не отозвалась, ни словом, ни движением. Будто и не было её тут, будто она умерла уже, а его продолжают обманывать лживыми заверениями, что всё в порядке.

А может? Нет! Нет, он не ошибся дверью, и плащ — вот он, аккуратно сложен на полу порога.

— Ирида! — снова позвал, уже требовательно и нетерпеливо — и всё так же без ответа. Глаза очень долго привыкали к темноте, он ничего не видел совершенно, шагнул вперёд наугад, выставив руки…Она не ест ничего и не пьёт… Не отвечает на во-просы… Она очень сильно ослабела и не понимает, когда с ней пытаются разговари-вать… Да-да, поэтому она и молчит! Даже твоё появление не заставило её проявить желание жить дальше.

Она сидела на полу, в самом дальнем углу, подтянув ноги к груди и обхватив их руками. Голова, опущенная вниз, пряталась лицом в коленях.

— Ирида!.. — позвал уже удивлённо и с испугом. — Ирида, ты что? — опустился рядом, схватил за плечи, — какая она холодная, точно неживая! — рванул на себя. — Что с тобой?! Ты что?!

Голова виэлийки тяжело запрокинулась, открылась шея и лицо: закрытые глаза под длинными ресницами, чуть разомкнутые сухие губы, и полоска белых зубов.

— Ирида, милая…

Кэйдар прижал её к груди, пытаясь согреть теплом своего тела, он не на шутку испугался: "Опоздал?! Неужели опоздал?!" Встряхнул осторожно, но с силой, позвал ещё и ещё, а сам глаз не мог отвести с этого лица. В тусклом свете коридорного светильника, попадающем в камеру через дверной проём, оно казалось мертвенно белым, мёртвым даже. И ещё: она никак не отзывалась на звук его голоса!

— Ирида, умереть надумала?! Ты же знаешь, я не позволю… Ты будешь столько жить, сколько я хочу… Тебе не удастся от меня снова сбежать… Даже смерть тебе не поможет…

Он подхватил виэлийку на руки, — какая же она лёгкая! — крепко прижав к себе, пошёл из камеры. __________________

— Господин… — надзиратель появился на пороге неожиданно. — Господин, там вас… вас все спрашивали…

— Лучше помоги мне! Подержать надо! — Лил перебил раба без всяких церемоний, даже будто и не расслышал его слова. — Подойди сюда!..

Лил сменил все свои старые повязки, все раны обработал заново более сильным средством. Ради него он даже домой к себе днём сходил, не пожалел ни сил, ни вре-мени.

А Виэлу заметно лучше стало. Ночь он переметался, перебредил, а сейчас, придя в сознание и всё равно мало что понимая, не подпускал к себе врача из страха перед новой болью. Уговорами и просьбами, приказами и упрёками Лилу удалось сделать перевязки, но руки его подопечный упрямо прижимал к груди, старался спрятать пальцы под мышками. И смотрел исподлобья, как затравленный волк. Так и каза-лось, что сейчас зубами вцепится.

— Его нужно взять за плечи сзади, очень крепко обнять, чтоб и двинуться не мог. Да-да, вот так! Нечего ему в угол прятаться!.. — сам Лил, отдавая распоряжения, всем весом своим придавил марагскому царевичу колени, так, что тот оказался, как в капкане. Поймал Виэла за руку, осторожно и крепко. При виде ножа, которым Лил принялся надрезать повязку, мараг судорожно забился в глупой попытке освободить-ся, а потом обмяк, обессилел и просто закрыл глаза.

— Тихо, парень! Чего ты? Никто тебя мучить не собирается… Отмучился ты уже своё — хватит! — тюремный смотритель держал крепко, мёртвой хваткой, а со стороны казался худым — одни жилы! — Он, господин, этой-то ночью ой как метался, бредил всё, звал кого-то, и госпожу нашу тоже звал… Думал, и не доживёт до утра… демо-нам достанется… Так бился, так рвался, всё подняться норовил, да всё на эту, вот, руку опирается…

— Я и вижу, кость опять сместилась, — заметил недовольно Лил. — Держишь хорошо? — не дожидаясь ответа на вопрос, одним рывком выровнял кости. Виэл коротко взвыл сквозь зубы, попытался оттолкнуть Лила, но надзиратель, повисший на плечах, не дал даже сдвинуться. — Терпи! Терпи… Или хочешь калекой на всю жизнь остаться?

— Да он же всё равно ничего сейчас не понимает, — сказал с усмешкой надзиратель, глядя, как Лил приматывает к руке марага деревянную планку влажной тряпкой.

— Всё он понимает! Он ещё шороху наделает, этот мараг… Такого легко не сло-мать…

— А это зачем? — невольный помощник Лила с удивлением смотрел на белые мель-ные капли, выдавливающиеся при перевязке.

— Это горный мел… — ответил Лил, перекрывая влажный бинт сухой тряпкой. — Или гипс… Моя придумка! Ему только высохнуть надо дать, и тогда он твёрдый будет, как камень… Кости не сдвинуться…

— А снимать потом как же?

— А это, точно, потом! — Лил рассмеялся с усталым облегчением. — Ножом можно или ножницами… Не бойся, это не на всю жизнь…

С пальцами на правой руке было посложней. В прошлый раз Лил торопился, повяз-ку наложил наспех. Сейчас же он не спешил, работал аккуратно.

Мизинец пострадал особенно сильно, сустав вообще оказался раздавленным, его уже не вылечить. Он заживёт, конечно, но не будет нормально сгибаться, так и оста-нется полусогнутым. У безымянного пальца очень сильно распух первый сустав. Осторожно прощупав опухоль, Лил с громким хрустом и судорожным воем Виэла вправил кости на место. Здесь всё будет нормально, боль и опухоль пройдут, и не вспомнишь потом.