Рифейские горы - Александра Турлякова

— А если б за это время мой ребёнок умер? Кого мне винить тогда?

— О! — Лил рассмеялся с усталым добродушием. — Да разве этот малыш похож на больного? — он приблизился к ложу, Ирида, баюкая на руках Тирона, взглянула на него с настороженностью и опаской. — Ну, покажи мне его!.. Да не бойся же, я не заберу… Что с ним было? — перевёл глаза на Даиду, потом на Кэйдара.

— Он не спал днём, не ел ничего весь день, всё время плачет… У него жар… — ответила за обоих Даида, глядя, как ловко Лил управляется с ребёнком. — Он попил немного молока и поспал сейчас совсем чуть-чуть…

— Ну-ка, маленький, — Лил сел на край ложа, усаживая Тирона себе на колени, сдавив щёки двумя пальцами, заставил раскрыть рот. — Поздравляю вас, господин Кэйдар! И тебя, красавица! — рассмеялся с облегчением, передавая Ириде расхныкавшегося сынишку. — У нас зуб! Первый зуб появился — вот и всё!

А вот тобой, моя милая, я куда больше озабочен, — придвинулся к Ириде, та отстра-нилась, подтягивая колени к груди, прижала Тирона к себе, будто пытаясь отгоро-диться ребёнком от врача. А Тирон лепетал что-то на своём языке радостным звон-ким голоском. Сейчас его было не узнать. И вся сонливость куда только делась?

Лил осторожно подушечками пальцев коснулся щеки Ириды, словно удостоверить-ся хотел, что перед ним живая женщина. Конечно, после стольких дней голодовки и полной изоляции от мира, можно чего угодно ожидать. Ирида выглядела усталой до изнеможения, предельно ослабевшей, но во всяком случае не близкой к смерти. Лил смерил ей пульс, понаблюдал за тем, как виэлийка играет с ребёнком, спросил у Кэйдара:

— Вы давно её выпустили, господин?

— Только что!

— А кормить не пытались?

— Я дал ей немного молока… Совсем чуть-чуть…

Несколько раз кивнув головой с довольным видом, Лил поднялся.

— Сейчас ей нужно дать выспаться. Утром молочной каши с мёдом… Тёртых оре-хов с молоком… Пускай они будут пока вместе… — а Даиде сказал другое:- Приго-товьте ей утром ванну, но не очень горячую… Думаю, назад, в подземелье, она уже не вернётся.

* * *

Глядя в крошечное личико своего сына, Айна всё больше с каждым днём видела его сходство с Лидасом. Маленький, на две недели не доношенный, родившийся раньше срока, никто особо не верил, что он будет жить. Он и при родах-то закричал не сразу. Лилу пришлось сильно ущипнуть его за щёчку: бурое пятнышко синяка различается до сих пор.

Сами роды Айна перенесла тяжело, даже сейчас, спустя неделю, с постели почти не вставала. Но от кормилицы отказалась решительно, несмотря на все уговоры Альви-ты, кормила грудью сама, что для аристократки являлось делом неслыханным. Они и спали вместе на одном ложе. Айна боялась доверить своего мальчика чужим рукам, ночами подолгу не могла заснуть, всё прислушивалась к звукам за дверью, оберегала покой сына и ждала людей Кэйдара.

Так этого братец не оставит, он просто дал ей время расслабиться, потерять осто-рожность, а потом, улучив момент, выкрадет ребёнка, объявит его умершим. Да, он на всякое способен, лишь бы ударить побольнее, заставить мучиться. Связь с Айва-ром он никогда не простит и никогда не забудет. Хотя то же самое можно и про Лидаса сказать. Он с того раза больше и не заходит, забыл будто вовсе, но Айна и сама не хотела бы видеть его лицо, сведённое судорогой разочарования и боли.

Его предала женщина, которую он любил до беспамятства. Может, оно и к лучше-му, что отрезвление всё-таки пришло, пусть и таким способом.

Конечно, Айна интересовалась мужем, его отношение к ребёнку заботило её осо-бенно сильно. Лидас не считает мальчика своим, принципиально отказывается в это верить, хотя Стифоя — единственная нить, ещё связывающая между собой супругов, — пыталась и не раз объяснить всё Лидасу. А может, так оно и лучше будет? Зато в покое оставил, не требует больше никаким объяснений, не навязывается со своей любовью.

Он теперь на Стифою переключился. Завалил её подарками, украшениями из золо-та, серебра и камней, дорогой одеждой, готовит ей вольную. Совсем перепугал дев-чонку своим вниманием. Ей это непривычно: своя комната, слуги, горы дорогих вещей. На любое из подаренных украшений можно купить десяток рабынь, если не больше. Любая бы на её месте уже нос задрала, а эта малышка ко всему относится с мудрым спокойствием и терпением. Ей только любимый мужчина и нужен, а не его подарки. Хоть и довольна, конечно же, всё тащит показать, а вот разговоры общие с Лидасом пересказывает неохотно, смущается, много пытается утаить.

Вот и сегодня с утра принесла показать очередной подарок: ожерелье из белого золота. Красивое, марагской работы. В виде цветов с широкими изогнутыми лепест-ками, сердцевинки набраны зернью из маленьких шариков жёлтого золота. Айна узнала в цветах дикие ромашки, долго держала в руках ожерелье, привычно ощущая прохладную тяжесть золота.

Зависти на сердце не было ни капельки. Ни зависти, ни сожаления. Одна лишь грусть. "Чьи руки делали тебя? О чём думал мастер, припаивая эти шарики ровными рядами? Может быть, мечтал подарить его своей невесте? Преподнести как дар от себя?.. Как он выглядел, этот мастер? Может, он и не так молод, чтоб делать подарок для будущей жены? А может быть, руки Айвара, твоего Айвара, касались этого золо-та? Обтачивали отливку? Прорезали в лепестках жилки? Может быть, он и горбился над этой побрякушкой не один вечер, чтобы какая-нибудь аэлийская модница сунула её в свой ларец к другим таким же, только потому, что появляться на людях дважды в одном и том же ожерелье — дурной тон?"

— Красивое! — Айна бросила украшение на покрывало резким движением, будто отталкивала от себя вместе с грустными мыслями. Проклятые мысли! Они постоянно возвращают тебя к одному и тому же. Он наверняка уже мёртв, раз попал к Ликсосу, в его противные паучьи лапы. Мерзкий горбун. Айна видела палача всего раз в жиз-ни, на долю секунды они встретились глазами, столкнувшись во внутреннем дворе Дворца, но Айне хватило и этого. Три ночи её мучили кошмары, кровавые пытки и ужасы. Слухи об этом человеке ходили один страшней другого.

Кэйдар знал, кого привлечь. Специально, чтоб помучить её. И его. Помучить его перед смертью…

Стифоя не заметила этого резкого движения, не видела она и лица своей хозяйки, шила маленькую распашоночку своему будущему ребёнку. Ответила только, не поднимая головы, со вздохом:

— Что мне делать только с ними, госпожа? Непривычна я ко всяким украшениям… Да и носить их некуда, так и лежат…

— Пусть лежат, — Айна улыбнулась, хотя на сердце не было радости. — Лидас любит делать подарки, значит, пусть дарит… А вольную он тебе скоро оформит? — сменила тему разговора. По закону ребёнок, рождённый от матери-рабыни, может претен-довать на наследство отца, на его расположение, на его собственность. Если же Сти-фоя станет вольноотпущенной до родов, её ребёночек будет всего лишь незаконно-рожденным, то есть ублюдком. И его жизнь и судьба зависеть будут от воли отца: он может и отказаться от такого ребёнка, а может принять своё чадо и уравнять в пра-вах. От воли матери здесь ничто не зависит.