Имя ей Хель - Елена Анатольевна Кондрацкая

боялась. Хоук. Милый Хоук. Безбрежно нежный и необычайно добрый Хоук, сохранивший искреннее милосердие к жестокому человеку, который пришёл, чтобы его убить. Вся моя жизнь не стоила даже одного вдоха этого удивительного фейца.

Его губы отыскали мои. Коснулись легко, мимолётно, почти случайно. Собрали слёзы со щёк.

– Мне очень жаль, что у нас было так мало времени. Я надеялся, что у нас его окажется больше. – Его рука скользнула по моему запястью и легла на кисть, которая сжимала рукоять ножа. – Не вини себя, mer Kharen. И прости, что не смог тебя защитить.

– Нет! Не смей!

Он надавил на мою руку, позволяя ножу пробить грудь. Охнул, когда клинок скользнул между рёбер и легко, почти не встречая сопротивления, вошёл в сердце. Я почувствовала, как оно сократилось, насаживая себя глубже. Снова. И снова. Горячая кровь побежала по моим пальцам. Рука Хоука продолжала крепко сжимать мою. Он судорожно вдохнул, и вместе с неровным, тяжёлым выдохом из уголка рта сбежала тонкая дорожка крови. Янтарные глаза, всё это время прикованные ко мне, закрылись, голова безвольно запрокинулась, и Хоук стал падать на спину.

– Нет! Нет-нет-нет-нет! – Я попыталась его удержать, но ослабевшие руки не слушались. Пальцы Хоука разжались, выпуская мою ладонь, и рука плетью упала на одеяло. – Хоук!

Цепи сделки спали с меня, возвращая полный контроль над телом. Мышцы расслабились, сердце замедлилось, а воздух снова свободно хлынул в лёгкие, но я почти не обратила на это внимания. Выдернула нож из груди Хоука, зажала рану, хотя и понимала, что уже ничем не смогу помочь. Слёзы застилали глаза, и я почти ничего не видела, только чувствовала всё ещё горячую кровь под своими ладонями. Кажется, она была везде. На руках, на одежде, на простынях, я думала, что утону в ней, захлебнусь.

– Вернись! Ты же неуязвимый! Ненавижу тебя! Хоук!

Я звала его, пыталась растормошить такое непривычно мягкое, податливое тело и отчего-то безумно тяжёлое. Неправильно! Это всё неправильно! Он не должен был умереть! Он не мог! Только не он! Я не представляла, что делать. Всё, что могла, – потерянно бродить руками по телу Хоука, не понимая, откуда взялось столько крови, не находя ответа на вопрос, почему же он никак не откроет глаза. Почему не посмотрит на меня, почему не скажет, что всё хорошо. Почему?!

Я прижала трясущиеся, перепачканные в крови ладони ко рту, отползла к спинке кровати, забиваясь в угол, как напуганный зверь. В груди было больно и пусто, словно кто-то наживую вырезал из неё сердце. Хоук лежал неподвижно, раскинув руки и запрокинув голову набок. В ушах блестели рубиновые серьги, яркие, как кровь на простынях. Он был мёртв.

В отчаянии я схватилась за нить. Она всё ещё тянулась между нами, тусклая, едва тёплая, но – живая.

– Хоук!

Нить задрожала от моего прикосновения, засветилась золотом, и я, смяв в кулаке рубаху на груди, отправила по ней свои силы, чувства – всё, что могла, всё, что сумела отыскать, всё, что могло хоть как-то помочь, оживить любимое сердце. Нить засветилась ярче, натянулась, задрожала подобно натянутой струне, наполняя Хоука сиянием. Его сердце ударилось дважды, выталкивая из раны кровь, и остановилось.

Нить вспыхнула, сжала моё сердце так сильно, что я вскрикнула от боли, и… оборвалась.

Глава 37

Тень

Тело Хоука дрогнуло, я вскинулась, готовая броситься ему на помощь, но он не вернулся к жизни – это Тьма стала покидать мёртвое и уже бесполезное тело. Вырвалась чёрным дымом изо рта Хоука и заметалась по комнате, лоскуты её чёрного «тела» стали покрываться рыжими дорожками, тлея будто подожжённый пух. Лишившись своего носителя, она погибала, становясь всё меньше и меньше, осыпаясь искрами на пол.

Я не позволила себе медлить. Вскочила и схватила Тьму за хвост. Она задрожала окружила меня непроницаемым облаком, сбила с ног, но я не почувствовала падения – просто провалилась в бесконечное ничто, лишённое даже искры света.

– Верни его! – крикнула я, но не услышала своего голоса. – Верни, и я впущу тебя! Верни Хоука!

«Гадкая девчонка! Ты жгла меня своим мерзким светом!»

Её «слова» иглами вонзились в меня, не оставляя живого места.

– Его нет! Света больше нет! А ты умираешь. Я отдам тебе своё тело, если пообещаешь вернуть Хоука. Я спасу тебя, если ты спасёшь его!

Тьма туго оплела меня, не давая вдохнуть.

«Я бы хотела тебя убить! Сожрать всё, что у тебя внутри!»

– Но ты не можешь. Ты ничего не можешь без тела. А я не буду предлагать дважды.

Тьма зашипела, заметалась, заклолотала, а потом коснулась моих губ.

«Скажи мне «да».

– Сначала обещай, что, как только окажешься во мне, излечишь его и вернёшь к жизни.

Гадкая девчонка… Обещаю. Скажи мне «да», и я сразу верну твоего любимого Хоука. Скажи «да».

– Да.

Тьма захохотала, завизжала и ворвалась в меня, забила нос, рот, наполнила лёгкие и впиталась в каждую жилку. Я задыхалась, хваталась за горло, теряла сознание от боли и с ужасом ощущала, как она движется во мне, извивается, примеряя новое тело, разглаживая, одёргивая и оправляя, словно платье у портного.

«Слабое тело. Хрупкое. Никчёмное. Тебе повезло, что я вошла в тебя. Теперь ты будешь чего-то стоить».

Я обнаружила себя застывшей на четвереньках посреди спальни. Руки в крови, а тело больше не принадлежало мне. Словно из глубины, через завесу зыбкого тумана я наблюдала за тем, как поднимаюсь на ноги, расправляю плечи и поворачиваюсь к кровати, на которой лежит бездыханный Хоук. Неторопливо подошла к ней, забралась на Хоука и плотоядно ухмыльнулась. Провела пальцами по ране, поднесла к носу и вдохнула манящий аромат полной грудью, положила на язык и медленно облизала, содрогаясь от возбуждения. Кровь была вкусна и полна магии. Как было бы прекрасно пить её, пока его сердце ещё билось. Я провела ладонями по его тёплому животу. Может быть, этим и стоит заняться…

– Верни его! – потребовала я.

«Ты ещё тут, букашка? Верну, не верещи. Торопиться некуда – он всё равно уже мёртв».

Я наклонилась к Хоуку, заметила окровавленный нож, и Тьма непроизвольно съёжилась от страха, на мгновение вернув мне контроль. Я ухватилась за эту возможность, потянулась к Хоуку, но тут же лишилась контроля, снова отброшенная куда-то в глубину себя.

«Не дёргайся, букашка. Ты теперь тут не командуешь. Я воскрешу твоего мальчика, как договаривались, а потом убью снова. Живая кровь всегда вкуснее мёртвой».

Я