Воспоминания - Андрей Фадеев

Приблизительно около этого же времени случилось в нашем Главном Управлении маленькое обстоятельство, совсем незаметное, даже очень обыкновенное и не на одном Кавказе, но тем не менее не лишенное некоторого интереса. Года за три пред тем, высшему начальству вздумалось завести ботанический сад в Сухум-Кале. За дело принялись горячо; немедленно сделаны всевозможные распоряжения: пригласили хорошего садовника, выписали растения, семена со всех концов света; не жалели денег, исписали много бумаги, усердно хлопотали, собрали все нужные материалы и устроили великолепное основание Сухумского сада. С тех пор о нем как-то совсем позабыли, перестали обращать внимание, не заботились, не думали, и он совершенно испарился из памяти начальства. Так прошло несколько времени, как неожиданно сад о себе сам напомнил. В канцелярии наместника получилось донесение от коменданта Сухум-Кале, в коем он спрашивал: какие угодно будет сделать распоряжения относительно Сухум-Кальского ботанического сада, ибо главный садовник оного так долго не получал жалования и содержания своего, что, не имея никаких средств к существованию и пропитанию своему, такого-то месяца и числа повесился. Это известие произвело впечатление, послужившее к пользе сада; им начали снова понемногу заниматься, и теперь он, говорят, в цветущем состоянии.

В самый сочельник под Рождество приехал сын мой, едва оправившийся от сильной болезни, а в первых числах января возвратился зять мой с дочерью из Петербурга и Москвы. Я был очень обрадован их приездом, тем более, что в зяте моем Ю. Ф. Витте одном только имел усердного, надежного помощника в моих служебных занятиях. Они мне иногда становились тягостны, особенно потому, что если у меня и были канцелярские чиновники не без способностей, но совершенно благонадежных почти не было никого.

Мне тогда очень хотелось пристроить сына моего в Тифлисе, на службе к наместнику, дабы менее разлучаться с ним. На первый раз он был прикомандирован к начальнику артиллерии, храброму генералу Бриммеру.

Весну мы провели в большой тревоге: бедная жена моя сильно простудилась и заболела жестоким воспалением легких, едва не сведшим ее в могилу. Крепкий ее организм восторжествовал над недугом, но поправление долго тянулось и часто возбуждало новые опасения, которые меня очень беспокоили и огорчали. Этой же весной, 6-го марта, ночью, было довольно значительное землетрясение, весьма неприятно нарушившее сон города и наделавшее в нем много повреждений.

Первый мой выезд этого года, в апреле, был направлен для осмотра поступивших в мое ведомство пред тем церковных имений. Во время моих разъездов я встретил и частью сопровождал князя Воронцова, ехавшего в отряд чрез Кахетию. Обозрев церковные имения в Тифлисской губернии, я отправился в Кутаисскую, где до тех пор не бывал. Мне пришлось проехать по вновь пролагавшейся дороге, которая устраивалась для сокращения пути и избежания многих неудобств прежней искусственной дороги чрез горы. Мысль к этому изменению пути подал князю Воронцову престарелый имеретинский митрополит Давид Церетели. Горы действительно оставались в стороне, и путь несколько сокращался; но упустили из виду, что новая дорога должна была пролегать по лесистой низменности и во многих местах по трясине, вследствие чего, частую беспроездность этой дороги устранить было решительно невозможно, даже никакими шоссе. Чрез два года ее бросили и принялись за исправление дороги чрез горы, по старому направлению, на что издержки потребовались большие. Подобные случаи, впрочем, и во всей России, а тем более в Закавказском крае, встречаются нередко и повсеместно.

С въездом моим в Кутаисскую губернию, я увидел местность для меня новую и весьма красивую, как по богатству и многообразной ее растительности, так по способу устройства имеретинских деревень, очень оригинальному: деревни состоят, из деревянных домиков и рассеяны отдельными хуторами, при коих весь участок каждого хозяина особенно обгорожен. Я имел первый ночлег у протоиерея и благочинного, отца Кайхосро Церетели, почтенного, гостеприимного старика, принадлежащего к одной из лучших имеретинских фамилий. Эта фамилия весьма древняя. Но словам князей Церетели, предки их вышли из Дагестана уже более тысячи лет тому. Все члены ее уходили с последним царем имеретинским в Турцию, но возвратились в 1825-м году. Во время моего проезда, один из них был Кутаисским губернским предводителем. Я остался очень доволен знакомством с отцом протоиереем и ласковым его приемом.

На другой день я выехал в Кутаис, путем постоянно красивым и интересным, в виду Кавказских гор с возвышавшимся над ними величественным Эльбрусом. Дорогой я встретил тогдашнего Кутаисского военного губернатора, князя Гагарина, человека хорошего и полезного на этом месте, сделавшегося несколько лет спустя, жертвою сумасбродства Сванетского князя Дадешкилиани, который заколол его кинжалом в его кабинете, за то, что правительство нашло неудобным дальнейшее пребывание этих князей в их Сванетском владении, и распорядилось о удалении их в Россию. Как известно, Дадешкилиани был расстрелян. Вообще же эти, вынуждаемые необходимостью, удаления некоторых местных князей из их владений вознаграждались русским правительством так щедро, что выгода значительно превышала потерю. Князь Гагарин, встретившись со мною, ехал осматривать вновь созидаемую дорогу, о которой я говорил, и, еще не видев ее, уже весьма основательно сомневался в возможности ее существования. Верст 40 с небольшим не доходя до Кутаиси, эта дорога выходила на старую же, искусственную. Чрез реку Куру я переправлялся на пароме, близ уездного города Шаропань. Он был когда-то действительно городом, известным в древности, но в настоящее время состоял из одного дома, где помещалось уездное управление, и из шести хижинок, с двумя десятками жителей, представлявших все его народонаселение. Переночевав на почтовой станции, которая, надобно заметить, отличалась лучшим устройством нежели все станции в прочих местах края, я прибыл на другое утро в Кутаис.

Этот город отличается чрезвычайно живописным местоположением; особенно его украшают роскошная растительность и славная река Рион. Что касается до построек, то множество уродливых жидовских жилищ очень его безобразят. Из казенных зданий, вполне оконченных тогда было совсем немного. Чрез реку Рион устроен хороший мост; есть и хороший бульвар, а вблизи от него строилась соборная церковь, доныне еще неоконченная. Дома обывателей из имеретин и армян почти все незначительны, особенно на правом берегу Риона, где только и заслуживают внимания развалины древних строений, как например великолепные остатки храма, построенного царем Багратом еще в XI столетии, следовательно одновременно с Софийским собором в Киеве. Храм уничтожился при смутах и неприятельских нашествиях, громивших Имеретию еще в 1070 году. Вид отсюда превосходный. Весь город виден за рекою со всеми его окрестностями и любопытным монастырем Гелати. В этот монастырь и другой, по соседству с ним. Мацамети, в десяти верстах от города, я ездил, и любовался прелестным местоположением и видами их. Они оба описаны подробно в путешествии по Грузии А. Е. Муравьева. Жаль, что в Мацамети древняя церковь испорчена новым куполом и колокольнею, вовсе не гармонирующими с старинною архитектурою.