Новая царица гарема - Георг Борн

– Что правда, то правда, – отвечал султан. – Пусть решит закон.

– Закон, – продолжал кади, – определяет отрубить тебе руки в случае, если тот человек не согласится на полюбовную сделку.

– Я согласен выдавать ему ежегодную пенсию из общественных сумм, – возразил султан.

– Нет! – вскричал кади. – Не из общественной казны. Твоя вина, ты и в ответе, вот мой приговор.

– Ну, так я готов каждый день давать ему по двадцать кусков золота, довольно будет этого?

Архитектор удовольствовался этим вознаграждением, и тяжба была прекращена.

Тут только воздал кади должное почтение султану.

– О судья, счастье твое, что ты беспристрастно решил это дело, если бы ты из уважения к моему сану произнес приговор не в пользу архитектора, я убил бы тебя вот этим бердышом, – сказал тогда султан.

Замечательны еще странные названия некоторых мечетей, которыми они обязаны своему происхождению. Так, например, одна из них называется Тадки-Джедим (прими, я съел бы это). Она лежит недалеко от Псаматийских ворот и, должно быть, была воздвигнута кутилой, который, внезапно раскаявшись в своем чрезмерном обжорстве, стал ежедневно откладывать в шкатулку те деньги, которые употреблял прежде на стол, скопил таким образом значительную сумму и на эти деньги построил мечеть. Когда дворецкий подавал ему меню, он вместо того, чтобы заказывать блюда, бросал деньги в шкатулку со словами: «Прими, я съел бы это!». Другая мечеть носит название Лити-Богадата (шесть пирожков). Она была основана придворным булочником султана Магомета II, обязанным ежедневно доставлять к столу его шесть горячих пирожков и за то получившим монополию на торговлю мукой. Он сильно нажился за счет бедняков и в старости для облегчения своей нечистой совести построил мечеть. Рассказывают, однако, что жертва эта нисколько не помогла лихоимцу: по окончании постройки взбешенный народ ворвался в его булочную и утопил его в квашне.

После этого беглого очерка истории происхождения турецких церквей вернемся к султанше Валиде. Как мы уже знаем, она отправилась в Ай-Софию и там, на женской галерее, совершив свою молитву, пошла на паперть. Невдалеке в тени колонн стоял шейх-уль-ислам. Султанша направилась к нему. Заметив это, Мансур со всеми знаками глубокой преданности тоже пошел к ней навстречу.

– Я вижу, что ты пришел на мой зов, мудрый шейх, – заговорила Валиде. – Проводи меня немного по улице, мне нужно задать тебе один вопрос.

– Кажется, светлейшая государыня хочет удостоить меня своим доверием. Это такая честь для меня, что я прежде всего спешу изъявить ей свою благодарность, – отвечал хитрый шейх-уль-ислам, для исполнения замыслов которого прежде всего надо было сделать султаншу своей союзницей.

– Да, я хочу довериться тебе, мудрый шейх. В первый раз после продолжительного молчания я снова обращаюсь к тебе. Придворные интриги разъединили нас, – говорила султанша Валиде, возвращаясь в сопровождении Мансура-эфенди в сераль. – Я очень рада, что наступила наконец перемена в наших отношениях.

– Может ли кто-нибудь более меня ценить твою благосклонность, светлейшая государыня, я всеми силами постараюсь доказать тебе свою преданность.

– Ты сейчас узнаешь, зачем я звала тебя, – продолжала султанша. – Я пришла в интересах нашего могущественного султана, или, лучше сказать, меня привлекла сюда забота о престолонаследии. Ты не хуже меня знаешь о недостатках нашего законодательства в этом отношении, и мое единственное желание – изменить существующие у нас по этому предмету постановления и тем успокоить моего державного сына. Ты молчишь, мудрый шейх?

– Я слушаю. Говори все, светлейшая государыня.

– От одного твоего слова, от твоего толкования закона зависит многое. Ты можешь ввести в закон перемены, если докажешь их необходимость. Будем действовать сообща, и нам нетрудно будет придать вес этим нововведениям.

– Ты думаешь, светлейшая султанша, что будет возможно отменить древние законодательства императорского дома?

– Если и нет, то все-таки я бы хотела, чтобы для принца Юсуфа было сделано исключение.

– Ты желаешь, чтобы после кончины султана вместо законного наследника вступил на престол принц Юсуф?

– Ты угадал. Впрочем, ты еще раньше знал об этом желании.

– Подобный переворот в существующем порядке вещей должен быть тщательно взвешен, – уклончиво отвечал шейх-уль-ислам.

– Будем действовать сообща.

– Своим предложением, светлейшая султанша, ты делаешь мне большую честь.

– Согласен ли ты принять его?

– Я пересмотрю все законы и тогда увижу, возможно ли это.

– Этот ответ я уже вторично слышу от тебя.

– Ты должна извинить меня на том основании, что никто без известных гарантий и выгод не решится на такой важный и рискованный шаг.

– Ты желаешь вознаграждения, понимаю.

– Не вознаграждения, а только работы, светлейшая султанша, участия в государственных делах, одним словом, опекунства.

– Вступив на престол, принц Юсуф будет слишком велик для опеки.

– Ну, тогда назови это местом первого тайного советника.

– Ты рассчитываешь занять место возле меня?

– С неограниченными правами.

– Об этом надо еще поговорить и посоветоваться, мудрый шейх, но сначала я хочу выслушать от тебя, какого рода желаешь ты иметь место: возле меня или надо мной?

– Возле меня не должно быть никого, светлейшая султанша.

– Понимаю, – сказала султанша. – Но прежде чем согласиться на такие условия, я должна еще подумать. Через несколько дней ты узнаешь мое решение.

Этими словами она дала понять шейх-уль-исламу, что разговор их кончен.

– Да защитит и сохранит тебя Аллах, светлейшая султанша, – отвечал Мансур и с низким поклоном оставил двор сераля.

Султанша же отправилась в свои покои, чтобы покончить некоторые дела, прежде чем вернуться в свой летний дворец. Там она предалась размышлениям.

«Я понимаю твои планы, ты хочешь повелевать, захватить в свои руки кормило правления. Но вместе с тем ты думаешь, что я переживу султана. По крайней мере не рассчитываешь на мою смерть. Я думаю, мы еще увидимся с тобой, великий муфтий. Я сделаю тебе уступки, ты получишь достаточные выгоды, но надо мной не будет править никто!»

Несколько дней спустя во дворце принца Мурада произошел случай, стоивший муширу Изету жизни, а в тот вечер, когда смертельно занемог сам принц, султан в сопровождении Гассана ездил в дом софта.

На другой день рано утром Гассан явился в приемную султана. Флигель-адъютанты и весь придворный штат были крайне удивлены неожиданным появлением впавшего в немилость и даже осужденного на смерть адъютанта принца, казнь которого все считали уже делом решенным. Но Гассан и сам не умел найти никакого объяснения внезапной благосклонности к нему султана. Он и сам не знал, что все это значило и что ждало его впереди, и все еще думал пожертвовать своей жизнью за принца. Он заметил, как шептались придворные при его появлении. Никто не отваживался подойти ко впавшему в немилость, никто не хотел говорить с осужденным на смерть. Но Гассан был не такой человек, чтобы чем-нибудь смущаться. Он без малейшего замешательства обратился к дежурному камергеру с просьбой передать гофмаршалу, что он явился по приказанию его величества и просит аудиенции. Всеобщее удивление возросло еще более, когда Гассан, впавший в немилость и даже осужденный на смерть, был удостоен аудиенции. Между прислугой разнеслась уже весть, что накануне поздно вечером он был проведен к султану и никто не видел, как он вышел из царских покоев. Все это было крайне непостижимо.