Неспящие - Барбара Морриган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тори вернулся из Дальней Тропы ещё до полудня. Издалека Соль даже приняла его за кого-то другого, но длинные конечности и глупая пружинистая походка выдали Виатора с потрохами. Смутил Соль не столько сам Тори, сколько кобылка, которую он вёл, а точнее сказать, тащил под уздцы. В деревню Тори отправился за всем необходимым для похода: провизия на первое время, тёплая одежда, спальные мешки, палатка и, конечно, лошадь. Поездка верхом была достаточно быстрым и не привлекающим лишнего внимания способом передвижения, по крайней мере, до тех пор, пока им не удалось бы выйти к фавийской границе, где начинали ходить товарные поезда. Однако то, что двигалось рядом с Тори, с трудом можно было назвать лошадью: кривые тощие ноги с несоразмерно большими коленями, копыта с годами налипавшими на них навозом и пылью вместо подков, сутулая шея, жиденькая грива и невообразимо жирные бока. Поразительно, сколь уродливое существо может породить природа: кобыла умудрялась сочетать в себе худобу и откормленность одновременно, и нельзя было сказать наверняка, что случится быстрее: издохнет это несчастное существо или под шумок сожрёт всё, что опрометчиво оставили в её седельных сумках. Если, конечно, дотянется, преодолев преграду в виде бесчисленных складок на заплывшей шее.
– Что это? – Чем больше времени они проводили вместе, тем сильнее Соль привыкала к выходкам Тори. Она давно преодолела почти все стадии смирения по поводу проживания бок о бок с Виатором Рэсисом: отрицание, гнев, торг, депрессию… Но и до принятия ей было ещё очень и очень далеко. Теперь её просто в случайном порядке бросало из депрессии в гнев и обратно, как будто она играла в кости, ставя на кон свою ментальную стабильность. А сами кубики отчего-то попахивали дерьмом и выглядели как дерьмо. Но в этот раз гнев оказался где-то на нижней грани, и вместо того, чтобы изобразить яростную гримасу, лицо Соль застыло, и только брови стремительно поползли вверх.
– Это Золотце, – с некоторым смущением ответил Тори и привычным жестом почесал в затылке.
– Золотце?..
– Её так зовут. Мужик так сказал.
– И на каких, позволь спросить, основаниях вы с мужиком решили, что это… кхм… Золотце может нам пригодиться?
Золотце повела ухом, будто отгоняя назойливое насекомое. Все насекомые уже давно попрятались, готовясь к зимней спячке, но не похоже было, чтобы эта кобылка различала перемены погоды. Вероятно, даже когда насекомые и правда донимали Золотце, она не замечала их, и лишь дежурно хлопала ушами и куцым хвостом, делая вид, что хоть до чего-то в этой жизни ей есть дело.
– Других не было, – пожал плечами Тори.
– На всю деревню одна лошадь?
– Ну, есть ещё Воронок, Зима и Тиша… Но Зима ездит в город и возит грузы, Тиша пашет поле, а Воронок – единственный оставшийся жеребец. – Тори не мог не сопроводить последнее слово гаденькой ухмылкой, однако ледяной взгляд чёрных глаз не дал ему развить мысль. – Короче, тех троих они ни за какие деньги не согласились продавать. А Золотце всё равно без дела стоит, вот и отдали всего за десятку.
– Десятку чего?
– Ауров.
Соль так звонко хлопнула себя по лбу, что едва не расшибла его. Все эмоции предусмотрительно отступили на второй план, иначе её голова просто взорвалась бы в ту же самую секунду. Она спрыгнула с камня, на котором дожидалась своего «добытчика», и принялась копаться в остальном добытом скарбе, стараясь лишний раз не смотреть на Золотце. Зато Золотцу с лёгкостью удавалось следить за действиями новой хозяйки: глаза лошади косили, и она могла смотреть во всех направлениях сразу. Стоило признать, что в остальном Тори справился неплохо: хоть в Дальней Тропе и не нашлось спальных мешков, он раздобыл два добротных одеяла, на совесть сшитых вручную, старую охотничью палатку, неплохой нож, и масляную лампу за неимением аурной. Ему также удалось по дешёвке ухватить два рыбацких плаща, спички, тёплые носки на смену, котелок и бурдюк для воды. Не так удобно, как фляги, зато хватит надолго.
Перебирая покупки, Соль немного отвлеклась от дурных мыслей и даже почувствовала лёгкое радостное предвкушение. Если забыть, что впереди её ждало самое ужасное, что она когда-либо могла совершить, то можно было вообразить, что она просто в компании доброго друга отправляется в поход, чтобы повидать мир. Друга туповатого и с развитием двенадцатилетнего ребёнка… но доброго. Соль с теплом вспоминала тот вечер на маяке, когда Тори, вопреки своей обычной наглости и навязчивости, повёл себя очень по-человечески и пусть и почти насильно, но заставил её почувствовать себя лучше и излить кому-то душу. Соль не любила быть уязвимой и ещё меньше хотела выглядеть таковой в обществе мужчин: от них всегда стоило ожидать либо жестокости, либо тупости, либо попыток затащить тебя в койку. Пожалуй, послабление в этом правиле можно было бы сделать только для стариков и детей. Но лишь потому, что, взрослея вдали от мира, Соль не читала газет и не знала, что первые охотно пользовались служебным положением, домогаясь молоденьких девушек, а вторые с истинно садистским наслаждением способны были забить камнями бездомную кошку.
Хоть Тори и не забивал никого камнями, а вообще-то вытащил её с острова и поддержал в трудную минуту, Соль не хотелось подставлять ему спину. Какая ему вообще выгода так о ней заботиться? Денег у неё не было, титулов тоже. Больная деревенщина без прошлого и будущего. Не воспылал же он к ней любовью, в самом деле? Любовь – это ведь что-то про хорошо одетых эйра из хороших семей и пылких актрис или, может, хотя бы цветочниц, заливающихся рассветным румянцем и смеющихся переливами звонкого горного ручейка. Соль во всей этой пьесе была бы кем-то вроде Золотца – кривоногая
