Пассажир - Жан-Кристоф Гранже

Он потер ладони, словно грея их у огня, и опустился на колени перед своей добычей. Улыбка раздвинула его губы.

Его судьба следовала какой-то горькой логике.

Его расследование началось с пустых коробок в Бордо.

И завершалось полными коробками в Пантене.

Стоило сделать крюк, чтобы увидеть рожу Солина. Хотя майор знал, что Анаис утром выходит из Флери, он никак не ожидал увидеть ее в своем кабинете. Вероятно, полагал, что она воспользуется освобождением, чтобы продолжить расследование в одиночку.

— Отомри, Солина. Это всего лишь я.

Он воздел очки на лоб.

— Вообще-то ты меня удивила.

— У нас ведь договор, так?

Он неопределенно помахал рукой.

— Ну знаешь, в наше время договоры…

Она придвинула стул и села напротив него. Он по-прежнему держался вполне корректно, но с прохладцей. Она поставила локти на стол и ринулась в бой:

— Я под судебным надзором. В понедельник мне надо быть у судьи, и я вполне могу снова загреметь в тюрягу. Если этого не случится, то меня благодаря любезности моего отца сошлют в Бордо. Так что мне остается только сегодняшний день и выходные, чтобы продвинуться в расследовании.

Солина улыбнулся. До него стало доходить.

— Вот что я называю шилом в заднице.

— И стоит поторопиться, пока мне не засадили его по самое не балуй.

Он расплылся в улыбке.

— Ну а твои успехи? — продолжала она.

Солина нерешительно поморщился. И снова принялся крутить обручальное кольцо.

— Да никаких. Не считая того, что безымянная утопленница — действительно Медина Малауи. Мы взяли образцы ДНК у нее в квартире.

— Вы ее эксгумируете?

— Чего ради? Про покойницу лучше забыть. А вот что касается ее делишек при жизни, то тут все по нулям.

— Вы отследили ее последние контакты?

— Мы даже не уверены, в какой точно день она исчезла. К тому же у нее дома не нашлось ни записной книжки, ни ноута. Их забрал то ли Януш, то ли кто-то другой еще до него.

— Есть детализация ее звонков?

— Скоро будет. Но что-то мне подсказывает, что для клиентов у нее был другой номер.

— А банковские счета?

— Тоже ничего особенного. Проститутки предпочитают наличку.

— Опрос соседей?

— У нее в квартале он ничего не дал. Никто ее не видел. Она вела ночной образ жизни.

— Ведь она еще и училась.

— Похоже, клиенты чаще видели ее голую задницу, чем преподы — ее золотистые локоны.

Грубость лысого ее раздражала, но у полицейских, как и в жизни, близких не выбирают.

— А сутенер, клиентура?

— Ищем.

— Связывались с ОБС, ГОБТЛ?

Преемники легендарного отдела нравов — отдел по борьбе со сводничеством и главный отдел по борьбе с торговлей людьми — основные органы по отмыванию грязного белья Франции.

— Нет, — отрезал Солина. — Сейчас мне их помощь ни к чему.

— Никто не знает, что труп удалось идентифицировать?

Анаис улыбнулась. Несмотря на свое положение, а точнее, именно из-за него Солина одинок — больше, чем медведь, возвращенный в заповедник. Решив раскрыть это дело в одиночку, он не мог никого просить о помощи. Теперь ему без нее не обойтись.

— Соль, — она впервые назвала его этим прозвищем, которое ему очень шло, — мне нужен кабинет, комп с Интернетом, машина и два нормальных помощника. А еще позвони в комиссариат на площади Инвалидов и хоть лопни, но устрой так, чтобы ты стал моим надзирающим офицером.

— А ты не треснешь, детка?

— Со мной, — сказала она, пропустив его реплику мимо ушей, — ты получишь результат меньше чем через сутки.

Солина хранил молчание и все теребил свое обручальное кольцо, словно онанировал.

Она стояла на своем:

— Я для тебя — единственный шанс добиться того, чего ты хочешь. Твои парни не подготовлены для того, чтобы заниматься уголовным расследованием. Ты ни к кому не можешь обратиться, а в понедельник прокуратура назначит судью, который передаст дело уголовке.

Он по-прежнему молчал.

— Ты с самого начала это знал. Потому и приходил ко мне в тюрягу.

Лицо Солина напряглось, на лбу залегли морщины. Его мысли можно было читать как открытую книгу.

— Так да или нет?

Солина расслабился и захохотал.

— Что тут смешного? — насторожилась Анаис.

— Вспомнил твоего папашу.

— При чем тут мой папаша?

— Нелегко ему пришлось с такой дочкой.

— Он тоже не подарок. Так ты дашь то, что мне нужно, или нет?

— Пойди принеси себе кофе. А я пока все устрою.

Она молча вышла. Коридоры с ковровым покрытием, кондиционеры, тусклые светильники чем-то напомнили ей изолятор, разве что осовремененный. То же самое заключение. Ни красок, ни контактов с внешним миром, ни свободы.

Стоя перед кофейным автоматом, она искала мелочь. У нее дрожали руки, но на сей раз от приятного возбуждения. Она приняла решение. Разделить расследование пополам. Парни из ОБОП пусть занимаются тем, что связано с Мединой. Для себя она приберегла след, о котором никто не знал, — дагеротипы. И ни слова Солина. Ей нужно закрепить за собой преимущество перед этими мужиками.

Кофе потек в стаканчик. Первый глоток обжег ей глотку. Второй пошел лучше, но никакого вкуса она не почувствовала. В измученном желудке что-то урчало и булькало. Она не ела уже… сколько же времени она не ела?

Когда она вернулась в кабинет, Солина был не один. Рядом с ним стояли двое громил с повадками отморозков.

— Познакомься с готом Фитоном и классиком Сернуа. Мои лучшие ребята. Они будут помогать тебе до понедельника.

Анаис окинула их взглядом. Первый — тощий небритый дылда в грязных джинсах, темных кроссовках и черной куртке, из-под которой выглядывала майка с вытянутой физиономией Игги Попа. Со своим коротким хвостиком на затылке и жирно подведенными глазами он выглядел законченным нариком. Второй, такой же высокий, но вдвое тяжелее, был в фирменном измятом костюмчике, запачканном галстуке и с трехдневной щетиной, плохо сочетавшейся с его короткой стрижкой ежиком. Табельное оружие у обоих демонстративно висело на поясе.

Ей они сразу понравились. Эти неформалы напоминали собственную ее команду в Бордо. И в то же время она сразу поняла, что для уголовного расследования они подходят не больше, чем она для вышивания крестиком. Чемпионы по мордобою, а не по рутине, без которой в следствии не обойтись.

— А кабинет?

— Рядом со мной. Я с тебя глаз не спущу. Ты и пальцем не шевельнешь так, чтобы я не узнал.

Она подумала о дагеротипах и поискала лазейку. Но ничего не нашла.

— Решай, — заключил Солина. — Хотя выбора у тебя нет.

Двух часов чтения хватило, чтобы в общих чертах подтвердились его недавние предположения. Бортовой журнал Франсуа Кубела занимал пять небольших тетрадок в клетку, разборчиво исписанных шариковой ручкой убористым наклонным почерком.

Он работал по старинке. Ни компьютера, ни флэшки, ни Интернета. Только эти школьные тетрадки, спрятанные в обшарпанном домишке.

Он завел этот дневник 4 сентября 2008 года, когда в его отделение в клинике Святой Анны поступил сорокалетний мужчина, страдающий амнезией. Кубела решил фиксировать на бумаге каждый этап течения его болезни. Вскоре к пациенту, который категорически отказывался пройти томографию или рентген, вернулась память. Его зовут Давид Жильбер. Он инженер. Живет в южном предместье Парижа.

Кубела проверил, и все оказалось выдумкой.

В то же время расследование исчезновения Кристиана Мьоссана привело полицейских в клинику Святой Анны: Давид Жильбер на самом деле был Мьоссаном. Постепенно, словно нехотя, пациент обрел свою настоящую личность. После месячного лечения он был выписан к сестре Натали Форестье. Кубела подтвердил свой диагноз: Мьоссан перенес диссоциативное бегство. Почти неизвестный во Франции синдром.

Психиатр изучил все, что было написано по этому поводу по-английски. Он также расспрашивал своих коллег. Так он узнал о другом случае. В Лорьяне, в специализированной больнице в Шатенье, лечился некий Патрик Серена. В сентябре 2008 года он бродил вдоль автомагистрали у Сен-Назера, утверждая, что его зовут Александром. Он оказался коммерческим представителем интернет-издания, холостяком, проживавшим в Пюто, в Девяносто втором[62] департаменте. Он пропал в апреле 2008 года во время служебной поездки. Как он очутился в Бретани? Что спровоцировало у него диссоциативное бегство? Что происходило с ним в промежутке между апрелем и сентябрем 2008-го? Он добровольно подписал заявление о госпитализации и какое-то время проходил лечение в Шатенье.

Кубела отметил сходство между двумя этими случаями: они совпадали даже по времени. Он съездил в Лорьян. Побеседовал с Серена. И убедил его подать запрос о переводе в клинику Святой Анны. Пациент охотно отвечал на вопросы врача, но, как и Мьоссан, упорно отказывался от любых просвечиваний.