Китай - Эдвард Резерфорд

– Почему бы и нет? Вы все равно собираетесь меня уничтожить. – Мне было нечего терять. – Знаете, почему я здесь оказался? Мой ребенок тяжело заболел, мы думали, он умрет. Мы его спасли, но на лекарство ушли все деньги, что у нас были. И я спросил себя: а что я буду делать, если он снова заболеет? И тут я встретил господина Чэня. А что бы вы сделали на моем месте?

– Ничего хорошего из этого все равно не получится, – буркнул он.

Я заметил, что господин Лю смотрит на меня, но не мог понять, о чем он думает. Мелькнул ли намек на сочувствие в его взгляде, когда я рассказал о сыне? Уважение за то, что я постоял за себя? Или же он просто смотрел на меня, как кот, играющий с мышью? Я не мог определить. Оглядываясь назад, осмелюсь предположить, что это было все, вместе взятое.

– Ты проживешь очень несчастливую жизнь, – процедил господин Лю. – А теперь выметайся!

Я тогда подумал: что же мне теперь делать?

Тайпины

Весной 1858 года Сесил Уайтпэриш решил рискнуть. Конечно, он не мог быть ни в чем уверен. Это был выстрел вслепую.

– Раньше никогда не выгорало, – сказал он жене, – но сейчас может. Время подходящее.

После экспедиции с Ридом жизнь Сесила в Гонконге наладилась. Его брак с Минни был счастливым. Сейчас у них было уже трое детей.

Все гонконгские миссии процветали. Помимо брошюр и Библий, печатные станки выпускали всевозможные христианские труды. Особенной популярностью пользовалось «Путешествие пилигрима» Джона Баньяна. А ученые-миссионеры переводили китайскую классику на английский язык.

– Мы должны помочь нашим соотечественникам лучше понимать эту страну, – любил говорить Сесил, – это тоже часть нашей задачи.

Мистер Легг[59], шотландский священник-конгрегационалист, открыл семинарию, в которой новообращенные китайцы готовились сами стать миссионерами. И некоторые из этих новообращенных подавали большие надежды. Возможно, лучшим из них был Хун[60]. Хун был хакка. Его, как молодого деревенского школьного учителя, привлекали тайпины, но он отказался от их идеологии и сотрудничал с несколькими миссиями, прежде чем нашел Легга.

– Я хорошо его обучил, – заметил шотландец. – С богословской точки зрения он мыслит верно. Еще несколько лет, и он сам начнет обращать других.

Хун посещал библейские уроки, которые Сесил давал прямо у себя дома, и семья Уайтпэриш вскоре приняла его как родного. В свои тридцать с небольшим, крепкого телосложения, дружелюбный, всегда готовый поиграть с детьми, он стал их любимым дядей. Уайтпэриши в семейном кругу даже называли его Даниилом – в честь пророка Ветхого Завета. Все очень радовались, когда Хун женился на одной из новообращенных китаянок, красивой молодой женщине, и у них родился сын.

– Думаю, наш Даниил получит все, что только может пожелать, – заметил Сесил в разговоре с женой.

Но Минни не была так уверена.

– Меня терзает смутное чувство, – ответила она, – что мы чего-то не знаем о нем. Это что-то из его прошлого.

– Не сомневаюсь, что он не скрывает ничего ужасного, – сказал Сесил.

Другим удовольствием в жизни Сесила было развитие отношений со своим двоюродным братом Трейдером. Естественно, путем переписки. Им было настолько интересно переписываться друг с другом, что со временем социальные различия, разделившие их в прошлом, практически позабылись.

Сесил не раз говорил Минни: «Мы не виделись с Джоном с тех пор, как он побывал на нашей свадьбе. Я был бы так рад, если бы он снова приехал повидать нас».

Больше всего Джона Трейдера поражало то, насколько хорошо его двоюродный брат-миссионер осведомлен обо всех вопросах, касающихся торговли, но на самом деле в этом не было ничего удивительного, поскольку по мере роста колонии и улучшения здешних условий жизни в Гонконге селились не только западные торговцы, но и крупные китайские дельцы из Кантона. Миссионеры, торговцы и ремесленники из разных стран жили бок о бок, и такой умный человек, как Уайтпэриш, просто не мог не быть хорошо информированным о большинстве событий в их маленьком мире.

Особенно Сесилу польстило письмо от Джона, в котором кузен спрашивал его мнения. Он писал:

Два моих партнера предлагают, что нам стоит взять четвертого, младшего партнера, который со временем обоснуется в порту Шанхая, что думаешь?

Сесил немедленно ответил:

Так случилось, что я недавно побывал в Шанхае. Во время Опиумной войны это была всего лишь рыбацкая деревушка, обнесенная стеной, недалеко от устья реки Янцзы, с небольшим фортом для защиты от пиратов. Но сейчас поселение быстро растет. Триады на какое-то время оккупировали это место, но их выгнали. Местные китайские мандарины и британцы довольно хорошо ладят. Мы помогаем китайцам поддерживать порядок и собирать налоги. За пределами старого города-крепости быстро строятся новые, французские и британские кварталы. Очень красивые!

Тайпины опустошили долину Янцзы. Однако, после того как наступление тайпинов на Пекин потерпело неудачу, императорская армия задержала их в районе Нанкина. Но они все еще мешают речной торговле. Тайпины хотели бы вырваться из Нанкина, а армия императора хотела бы ворваться туда. Но это положение вещей не продлится вечно. Как только Китай установит мир и откроется для торговли, я предсказываю, что огромные богатства Янцзы потекут через Шанхай.

Таким образом, торговля с Южным Китаем будет вестись из Гонконга, торговля по Янцзы – из Шанхая, и в каждом из этих городов тебе понадобится свой человек.

Огромный прогресс был уже очевиден в Гонконге, на еще больший в отношении будущего Китая можно было надеяться, так почему Уайтпэриша, вдумчивого миссионера, беспокоило дурное предчувствие?

Он не хотел говорить этого, но правда заключалась в том, что он ждал подвоха от своих же соотечественников и их друзей. Запад проявлял нетерпение в отношении Востока, и письма Трейдера подтверждали сей факт. Договоры, заключенные после окончания Опиумной войны не только с Англией, но и с Францией и Америкой, не были бессрочными, они подлежали обновлению по истечении десяти лет, и эти обновления уже давно назрели.

– Политики говорят, что они хотят свободную торговлю и христианство, – говорил Сесил жене.

– А подразумевают под этим только свободную торговлю, – отвечала Минни.

Британские торговцы все еще верили, но, возможно, они заблуждались, что могут продать массу изделий из хлопка огромному населению Китая, которое могло составлять четыреста миллионов человек, хотя никто не знал точной цифры.

Но на самом деле жителей Запада раздражала более глубокая проблема. Они настаивали, что пришло время Китаю стать частью современного мира. Пора перестать относиться к другим странам как к невежественным варварам и вассалам и начать жить в мире свободных людей, равных им. Они хотели перемен, причем прямо сейчас. История на их стороне. У китайцев было целое десятилетие, чтобы все хорошенько обдумать. Что с ними не так?

Новые договоры положат конец всей этой ерунде. Английские, французские и