Я умею прыгать через лужи. Это трава. В сердце моем - Алан Маршалл

мне казалось, что я остался дома один. Мне и в голову не приходило, что миссис Блумфилд находится в кухне, но неожиданно дверь отворилась, и она вошла ко мне в комнату.

Она что-то сказала, я не разобрал что именно. Но мне послышался в ее словах какой-то грязный намек. Она сделала шаг и подняла руки, чтобы обнять меня. Я отпрянул от нее, вцепился в костыли и в два прыжка оказался у двери. Еще прыжок — и я был уже в кухне.

Там стоял мистер Фелкон, глаза его были устремлены на дверь, он опирался одной рукой о стол, пригнул голову и весь подался вперед, как что-то почуявшее животное.

Мое внезапное появление смутило его. Он выпрямился и посмотрел на миссис Блумфилд, которая вышла вслед за мной и стояла теперь перед дверью моей комнаты. У нее тоже был растерянный вид. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, словно прося дальнейших указаний, спрашивая о чем-то, на что он в эту минуту ответить не мог. Он обернулся и посмотрел на меня; было очевидно, что он пытается подавить раздражение, вызванное какой-то неудачей.

— Что случилось? — спросил он резко.

— Ничего, — ответил я.

— Кто-то кричал?

— Нет, — сказал я.

Он повернулся, с явной неохотой отказываясь от каких-либо дальнейших действий, и вышел из кухни; за ним, потупившись, последовала миссис Блумфилд.

Я поспешно вернулся в свою комнату, надел пальто и выскользнул через черный ход. Направившись на Сидней-роуд, я стал прохаживаться взад и вперед, пока не показалось свободное такси. Я окликнул его; подъехав к пансиону, я попросил шофера подождать у меня в комнате, пока я уложу вещи в чемодан. Он отнес его в такси. Я окинул комнату прощальным взглядом. Она была чисто прибрана, как и тогда, когда я впервые вошел в нее. Деньги за нее были уплачены вперед. Я закрыл за собой дверь черного хода и направился к такси.

Полчаса спустя я сидел в другой комнате, смотрел, как мистер Шринк вешает чистое полотенце на полочку за дверью, поправляет стеганое одеяло на кровати и похлопывает подушку; все это служило прологом к важному заявлению.

— Плата за комнату вносится вперед, — сказал он наконец виноватым тоном.

— Конечно, конечно, — откликнулся я и дал ему деньги.

— Завтрак с семи до восьми, — сообщил он и затем вышел из комнаты.

На следующее утро в семь часов я направился завтракать. Когда мистер Шринк ввел меня в столовую, там находился только один жилец. Он сидел за стоявшим посередине комнаты столом, спиной ко мне.

Мистер Шринк подвел меня к соседнему стулу и церемонно представил жильцу, не отводя при этом глаз от висевшей на стене картины в раме. На картине была изображена девушка, которая прижимала к щеке голубка.

— Мистер Фостер, это наш новый жилец — мистер Маршалл. Познакомьтесь, пожалуйста.

Жилец встал. Это был мой старый знакомый — инженер. Удивление, написанное на его лице, постепенно сменилось улыбкой — как мне показалось, довольной.

— Ну и ну! — воскликнул он. — Так это вы!.. Когда же вы сюда переехали?

— Вчера вечером, — сказал я.

— Удрали? — спросил он, положив на тарелку нож и вилку.

— Да, — ответил я, — удрал.

— Ага! — воскликнул он и добавил: — Сколько же это вам стоило?

— Ничего.

— А мне влетело в пятьдесят фунтов, — сказал он.

Его приключение с миссис Блумфилд началось точно так же, как мое. Она вошла в его комнату, когда он одевался, но если я тотчас бежал из комнаты, он поднял миссис Блумфилд на руки и понес ее на кровать. Тут она разорвала на себе блузку и закричала. Фелкон, который дожидался в коридоре, вбежал в комнату и оттащил его от миссис Блумфилд. Она соскользнула на пол и стала биться в истерике, изображая женщину, спасенную благородным человеком от сексуального маньяка.

— Разыграли, как по нотам, — сказал инженер и продолжал: — Как бы то ни было, довести дело до суда я не мог — слишком многое ставилось на карту. Фелкон, казалось, был полон решимости звонить в полицию и врачу, и вполне возможно, что он был с ними в сговоре. Я не мог рисковать. Пришлось заплатить. Сумму он назначил сам. Думаю, что это — их обычная такса.

— Весьма возможно, — согласился я и на минуту задумался. Затем я спросил: — Помните того парня, который всегда твердил: «Жизнь реальна, жизнь серьезна, не могила — ее цель»?

— Как же, — сказал инженер. — Он сидел рядом со мной.

— Интересно, доберутся они до него или нет?

— Интересно, — сказал инженер.

Глава 2

Полю Фрили, молодому человеку, в чьем обществе и с чьей помощью я рассчитывал свести знакомство с девушками, было двадцать лет. Это был бодрый, всегда улыбающийся молодой человек, гордившийся своими мускулами, изяществом своих движений, своей силой и энергией.

— До чего же хорошо сейчас по утрам! Воздух холодный, но солнце светит вовсю. Сегодня бегу я на поезд, а впереди еще один парень бежит, паровоз уже гудок дал, надо нажимать. Я уступил тому парню дорожку, а сам бегу за ним и дышу эдак ровненько. Знаешь, как надо… Бегу, значит, за ним по пятам, руками по всем правилам размахиваю, но не вырываюсь вперед. И только на самом финише — как рвану! Он наддал, но куда там, я его тут же обогнал. Куда ему до меня. Здорово вышло — он весь запарился, а я бегу себе, даже не запыхался ничуть.

Он не замечал, что, идя рядом, мы всегда привлекали внимание, — так силен был контраст между нами. Он не понимал, почему тот факт, что я хожу на костылях, может как-то отразиться на моих отношениях с другими людьми.

Человека со сложением атлета никогда не смущают физические недостатки в других. Он чересчур далек от всех неприятностей и бед, которые выпадают на долю калеки, чтобы думать, будто нечто подобное может случиться и с ним. Только мнительным людям, воображающим у себя десятки всяких недугов, неприятно соседство калеки.

Полю никогда не приходило в голову, что мои парализованные ноги могут вызывать у девушек отвращение. Он не догадывался, что те девушки, с которыми мы иногда проводили время за столиком в кафе, терпели мое присутствие лишь ради удовольствия находиться в его обществе; он не видел, что сам по себе я не способен заинтересовать их.

В присутствии девушек я становился застенчив, неловок, не мог поддержать даже самый пустой разговор, хотя наедине с Полем, пытаясь пояснить ему, какого рода разговор может быть интересен девушкам, я иной раз Достигал больших высот красноречия.

Поль относился с большим вниманием к моим разглагольствованиям; под