Эркюль пуаро (сборник) (СИ) - Кристи Агата

Эркюль Пуаро не ответил. Он внимательно слушал, слегка склонив голову набок. Хотя лицо его оставалось бесстрастным, он чувствовал, что разочарован. Он не мог бы назвать причину. Бенедикт Фарли оправдывал все ожидания; он полностью соответствовал тому, что о нем говорили, и, однако, Пуаро был разочарован.

«Фигляр! – с некоторой грустью подвел он итог своим наблюдениям. – Самый обыкновенный фигляр».

Он общался со многими миллионерами, и с эксцентричными тоже, и почти всегда чувствовал скрытую в них силу, внутреннюю энергию, которую нельзя было не уважать. Если они носили старый халат, то делали это единственно потому, что им так нравилось. Халат же Бенедикта Фарли, как решил Пуаро, был только частью сценического образа. Да и сам Фарли был сплошным сценическим образом. Пуаро был совершенно уверен, что любое сказанное здесь слово говорилось исключительно для того, чтобы произвести эффект.

– Вы хотели проконсультироваться со мной? – ровным голосом повторил он.

Внезапно все поведение миллионера изменилось. Он подался вперед, его голос превратился в карканье.

– Да! Да, я хочу знать, что вы можете сказать, хочу знать, что вы думаете! Всегда обращаться к лучшим! Это мое правило. Лучший врач – лучший детектив, это где-то посередине.

– Пока, мосье, я еще не совсем улавливаю...

– Естественно, – отрезал Фарли. – Я еще ничего и не рассказал.

Он снова наклонился вперед и резко спросил:

– Что вы знаете о снах, мосье Пуаро?

Брови маленького человечка удивленно поднялись. Если он чего и ожидал, то уж точно не этого.

– По этому вопросу, мистер Фарли, советую вам обратиться к «Книге снов» Наполеона – или к какому-нибудь модному психологу с Харли-стрит.

– Я пробовал и то и другое, – тихо ответил Бенедикт Фарли.

Последовала пауза. Потом миллионер снова заговорил. Сначала почти шепотом, потом все громче и громче:

– Все тот же сон – ночь за ночью. Говорю вам, я боюсь... Он всегда тот же. Я у себя в комнате – это следующая дверь по коридору. Сижу за столом и что-то пишу. Там есть часы. Я смотрю на них и вижу, что они показывают двадцать восемь минут четвертого. Понимаете? Всегда то же самое время. И тогда, мосье Пуаро, я понимаю, что должен сделать это. Я не хочу – я боюсь это делать – но я должен.

Его голос поднялся уже почти до визга.

– И что же именно вы должны сделать? – невозмутимо спросил Пуаро.

– В двадцать восемь минут четвертого, – хрипло ответил Бенедикт Фарли, – я открываю второй справа ящик моего стола, вынимаю револьвер, который лежит там, заряжаю и подхожу к окну. А затем... затем...

– Да?

– Стреляю себе в висок, – прошептал Бенедикт Фарли.

Повисла тишина.

– Это и есть ваш сон? – спросил Пуаро.

– Да.

– И он повторяется каждую ночь?

– Да.

– А что происходит после выстрела?

– Я просыпаюсь.

Пуаро медленно и задумчиво кивнул.

– Любопытства ради: вы и вправду держите револьвер в том самом ящике?

– Да.

– Зачем?

– Я привык. Всегда следует быть готовым.

– К чему?

– Человек в моем положении должен быть начеку, – раздраженно сказал Фарли. – У богатых много врагов.

Пуаро оставил эту тему. Помолчав немного, он сказал:

– И все же, почему вы послали именно за мной?

– Я скажу вам. Сначала я обратился к врачу – к трем, если уж быть точным.

– И?

– Первый сказал, что все дело в диете – этот был пожилой. Тот, что помоложе, представлял современную школу. Он уверял меня, что причина кроется в реальном событии, случившемся со мной в раннем детстве в двадцать восемь минут четвертого. И я настолько не хочу вспоминать это происшествие, что ассоциирую его с собственной смертью. Таково было его объяснение.

– А третий? – поинтересовался Пуаро.

Голос Бенедикта Фарли сорвался на злобный визг:

– Молокосос! Он развил нелепейшую теорию. Утверждает, что я – да, да, я! – устал от жизни, и она так мне ненавистна, что я сплю и вижу, как бы с ней покончить. Однако, поскольку признать это означало бы признать полное свое фиаско как личности, в момент пробуждения я отказываюсь взглянуть правде в глаза. Во сне же мое истинное «я» прорывается наружу и делает то, чего мне действительно хочется, – убить себя.

– Он считает, что в глубине души вы действительно хотите совершить самоубийство?

– Но это чушь! Чушь! – яростно выкрикнул Бенедикт Фарли. – Я абсолютно счастлив! Я получил все, что хотел, все, что можно купить за деньги. Невозможно, невероятно даже представить себе такую дикость!

Пуаро с интересом взглянул на Фарли. Что-то в его трясущихся руках и пронзительном срывающемся голосе говорило, что он протестует слишком уж яростно, словно пытаясь разубедить себя в том, в чем сам подозревает.

Однако Пуаро ограничился только деловитым вопросом:

– И зачем же вам я?

Бенедикт Фарли успокоился так же внезапно, как только что вышел из себя. Он выразительно постучал пальцем по столу.

– Есть и другая возможность. И если это так, вы должны знать. Вы знамениты, у вас были сотни случаев – самых невероятных, фантастических случаев, – и вы должны знать.

– Знать что?

Фарли снизил голос до шепота.

– Предположим, кто-то хочет меня убить. Может ли он сделать это таким способом? Может он заставить меня видеть этот сон ночь за ночью?

– Вы имеете в виду гипноз?

– Да.

Эркюль Пуаро задумался.

– Думаю, это возможно, – сказал он наконец. – Но, опять же, подобный вопрос следует задавать скорее врачу.

– В вашей практике не встречалось подобных случаев?

– Боюсь, они слишком уж отличались от вашего.

– Но вы понимаете, о чем я? Меня заставляют смотреть все тот же сон – ночь за ночью, ночь за ночью, – и однажды внушение оказывается сильнее меня – и я ему подчиняюсь. Делаю то, что мне так часто снилось: убиваю себя!

Эркюль Пуаро медленно покачал головой.

– Вы сомневаетесь, что такое возможно? – спросил Фарли.

– Возможно? – переспросил Пуаро. – Я не стал бы употреблять этого слова.

– Стало быть, вы считаете, что это невозможно? – настаивал Фарли.

– Решительно невозможно.

– Доктора говорят то же самое, – тихо пробормотал Фарли. – Но почему тогда я его вижу? Почему? Почему? – спросил он, снова переходя на крик.

Эркюль Пуаро только покачал головой.

– И вы совершенно уверены, что не сталкивались ни с чем подобным в своей практике? – снова спросил Бенедикт Фарли.

– Никогда.

– Это я и хотел узнать.

Пуаро деликатно откашлялся.

– Вы позволите мне один вопрос?

– Что такое? Что еще? Спрашивайте что хотите.

– Кого вы подозреваете в намерении убить вас?

– Никого, – выкрикнул Фарли. – В том-то и дело, что никого.

– Однако идея все же пришла вам в голову, – настаивал Пуаро.

– Я только хотел узнать... возможно ли это.

– Что ж, весь мой опыт говорит: «Нет». Кстати, вас когда-нибудь гипнотизировали?

– Разумеется, нет. Вы же не думаете, что я позволю ставить над собой какие-то дурацкие опыты?

– Тогда, думаю, можно сказать, что ваша версия совершенно беспочвенна.

– Но сон, глупец вы эдакий, сон!

– Сон, конечно, удивительный, – задумчиво проговорил Пуаро и, помолчав, продолжил: – Я бы хотел осмотреть декорации этой драмы: стол, часы, револьвер...

– Разумеется. Я провожу вас.

Запахнув полы своего халата, старик приподнялся в кресле, но неожиданно, словно что-то внезапно вспомнив, рухнул обратно.

– Нет, – сказал он. – Нечего там смотреть. А все, что можно было рассказать, я уже рассказал.

– Но я бы хотел увидеть лично...

– В этом нет необходимости, – отрезал Фарли. – Я выслушал ваше мнение. Этого достаточно.

– Как вам угодно, – согласился Пуаро, пожимая плечами и поднимаясь. – Сожалею, мистер Фарли, что не смог оказаться вам полезен.

Бенедикт Фарли сосредоточенно смотрел куда-то в сторону.

– Хватит с меня мошенников, – угрюмо проговорил он. – Я дал вам факты, вы не сумели ими воспользоваться, и кончим на этом. Можете прислать чек за консультацию.