Возвращение домой - Александра Турлякова

— Это ваши работы? — спросил чуть слышно, одними губами, уже заранее зная от-вет.

— Да, — гриффит подхромал, встал рядом, взял одну статуэтку, покрутил в руках довольно небрежно, поставил на место. — Люди любят такое в подарки. Покупать пытались, а зачем нам здесь деньги? Нравится — так бери!.. Зачем же тогда резать, чтобы не дарить? — он ласково улыбнулся, коснувшись пальцами статуэтки — неза-конченного портрета девушки, коснулся осторожно, словно она была живой.

— А как же труд? Время?

— Красоту надо даром дарить. Что может быть дороже?

Даром?! Наивные существа с золотыми руками! Ведь на Ниобе эти вещицы таких денег стоят! Коллекционеры за ними гоняются. Закрытые выставки для избранных за дорогущие билеты. А те, кто их делает, живут на уровне каменного века, дере-вянными резаками дерево режут. Знает об этом на Ниобе хоть кто-нибудь? Где же справедливость и закон? Ведь нельзя же так!

— Вы просто дарите? — прошептал Джейк со стоном.

— Да не дарю уже давно! — гриффит рассмеялся беззаботно, совсем не разделяя ре-акции гостя. — Некому! Люди больше не появляются, а с другими посёлками давно связи нет… Был бы помоложе, не с ногой этой!.. — вздохнул сокрушённо. — Сходил бы, давно за Чайной не был. Там, говорят, столько нового, всё изменилось, и леса совсем не те, что здесь… А так, и за порог-то выходить страшно, упадёшь — сам уже не подымешься. Вот и приходится сидеть здесь целыми днями… Не видишь никого, не знаешь ничего… Вот приехал ты, давно уже здесь, а я узнал только что… Ладно, пойдём, у меня есть такой вкусный чай на травах… Ни у кого такой вкусный не получается, — старик пошёл к столу, потянул занавеску, впуская в дом горячие лучи, заигравшие бликами и зайчиками на всех вещах. Пошёл открыл входную дверь, устраивая сквозняк. Потом, будто опомнившись, кинулся за кружками. Поднявшая-ся столбами пыль закружилась в воздухе, затанцевали пылинки в лучах, а Джейк смотрел на них, не решаясь сказать гриффиту: "Не надо, не надо так беспокоиться, я ухожу уже, ухожу…"

Он спешил, торопился, но не потому, что общение со стариком его тяготило, нет. Просто Джейк знал, что рано или поздно гриффит поймёт, кто перед ним, и будет лучше, если их знакомство не будет долгим.

— Совсем запустился… — ворчал на себя гриффит на ходу. — Грязь, пыль, мусор… сразу не уберёшь, потом только работы больше. Ничего… — ушёл в самый дальний и тёмный угол, за очаг, — …придёт вот, мы быстро управимся вместе-то. Она всегда помогает… Никогда меня не забывала, и тогда: приедет всего на день, а всё равно навестить зайдёт… Хорошо, что теперь вернулась, может быть, и насовсем…

Какое-то движение у двери Джейк уловил краем глаза, даже скорее сначала по-чувствовал его кожей (проклятая гвардейская привычка!), резко повернул голову — и встретился с ЕЁ взглядом. Прямо глаза в глаза! Но увидел её всю, с носков туфель и до волос, уложенных на макушке в сложную причёску с перламутровой заколкой в виде раковины. Это замершее удивление в разом напрягшейся позе. Побелевшие пальцы, вцепившиеся в косяк двери. Лицо побледневшее, но с нежным румянцем на скулах, как после долгой ходьбы, и глаза — как у той статуэтки в танце — такие же большие, не удивлённые даже, а ошалевшие, обескураженные. Секунда — две! три! — они стояли неподвижно, словно сами ещё не верили в то, что они видят именно то, что видят. И в этой полной тишине и неподвижности в голове Джейка стало что-то медленно проясняться, складываться в чёткую и правильную картинку. Он по-вернулся к старику всем телом, — неподвижная шея и прямая спина, как при поворо-те на месте кругом, — и спросил:

— Ариартис?

Тихий, сдавленный шёпот сквозь стиснутые зубы, и не вопрос, а скорее утвер-ждение.

Да, конечно же! И статуэтки эти…Как же раньше-то не понял?!

А тут и гриффитка ожила, сошла с порога, прошла мимо Джейка, словно тот был частью мебели, даже взглядом не удостоила, заговорила, как ни в чём не бывало, будто её не было лишь минуту, и она, вернувшись, возобновила начатый разговор:

— …Опять дожди пойдут… В горах уже пошли, и сильные: река поднялась больше обычного. У запруды одну стенку размыло, и вода мутная…

Она всем видом хотела подчеркнуть своё нежелание общаться с неожиданным гостем. И это даже Ариартис уловил. Почувствовав в воздухе повисшее напряже-ние, и мало что зная о характере их отношений, он произнёс, пытаясь разрядить обстановку, и лучшее, что он придумал, — познакомить гостей друг с другом:

— Вы, наверное, не знакомы, да? — наивный старик, как он был близок и в то же время далёк от истины. — А он, так же, как и ты, Кайна, из города. Вот, совсем не-давно сюда перебрался…

Джейка при этих словах будто кто кулаком под рёбра саданул — дыхание перехва-тило спазмом, и воздух — ни вперёд, ни назад из лёгких… И девушка, кажется, ис-пытывала что-то подобное, с лица сменилась мгновенно, побледнела, а глаза, гля-дящие на Джейка в упор, словно сквозь него хотели стол увидеть, настолько силь-ным, прожигающим был этот взгляд.

Кайна! Кайна! Кайна!

Сердце отстукивало в висках оглушительно то имя, которое он уже устал слу-шать, которое он уже чуть ли не ненавидел, которое вызывало в нём волну возму-щения, недовольства и страшную жажду противоречить и бунтовать. Боже мой! Боже мой!

Джейк смотрел на гриффитку совершенно другими глазами и будто видел её впервые. Та же, вроде, прежняя, но сознание отказывалось в это верить. Вот это да!

Это она была против него! Это она требовала изолировать его от всех! Это она настаивала на всевозможнейших запретах! Это она постоянно торопит с его выдво-рением в город! Она, — эта красивая, удивительно красивая девушка, о встрече с которой он мечтал все последние дни. Ужас! Какая слепота!!!

И надо же было дождаться такого случая, когда другие раскроют глаза на про-стейшие вещи!

Господи!!! Это было больно. Боль, как при предательстве. Он, как наивный, не умеющий разбираться в людях глупец, повёлся на красоту, на обаятельную улыбку, на женскую хрупкость, и ещё Бог знает на что! — а эта красавица оказалась даже неспособной понять его, войти в положение беспомощного, слабого, случайно вы-жившего человека, доверившегося им, гриффитам во всём. Вот оно, предательство, предательство в собственных ожиданиях…

Джейк стиснул зубы (только бы не застонать, не показать своей слабости), отвёл разом опустевший взгляд от лица девушки, прошёл мимо неё, ничего перед собой не видя, как опьяневший, переступил порог, и даже дверь за ним сквозняк прикрыл с неприятным петельным скрипом.

Ноги не держали, как в первые дни после того, как встал. Один шаг вниз на сле-дующую ступеньку — и отдыхать, привалившись к перилам.

Уйти! Уйти отсюда! Навсегда! Из дома из этого. В город, к людям. Нет! На Нио-бу! На Ниобу, к матери, ко всем своим, в Гвардию, к знакомым… Да хоть к кому, только подальше отсюда…

Ноги подкосились, и Джейк сел на нижнюю, последнюю ступеньку, охватил ру-ками колени, плотно, так, что с левой стороны в груди заныло протестующе, но боль эта была сейчас самым лучшим помощником, она отвлекала внимание на себя, сверлила, ныла: "Ты слышишь, ты живой, ты всё-таки выжил, несмотря ни на что. Так неужели есть что-то важнее подаренной тебе жизни? Живи! Радуйся!"

Да и чего ему, Кийрилу-чужаку, можно ждать от этих людей? Пора бы уже и при-выкнуть… Но чтобы так?!

Кайна! Чёртово имя!

Он видел кого угодно за этим именем: какую-нибудь пожилую гриффитку, может быть, кого-то вроде жрицы, должен же быть у них кто-то влиятельный, к чьёму мнению прислушиваются все, ну, пусть моложе, пусть одного возраста с А-латой, пусть даже кто-то вообще такой, такой… Аж слов нет! Не хватает. Не разобраться вообще в их дикарской жизни… Да и вообще мало ли кто! Но дочь А-латы?! Эта, эта — и Кайна?! Боже мой!.. Где были раньше мои глаза? Где был раньше мой ра-зум?!

Как теперь заставить себя относиться к ней так, как она сама к тебе относится? Ведь она же нравилась тебе, нравилась, что греха таить. А теперь что? Возненави-деть её? Сказать сердечку: не́чего! Не твоё это! Ты — человек, а она — гриффитка, тем более такая, жестокая, опасная, чёрствая сердцем.

Боже мой! Какая слепота!

Он упёрся локтями в колени, запустил пальцы в волосы на затылке, а ладонями сдавил виски. До боли, до бухающей боли. Не хотелось ничего не видеть, не слы-шать. А за спиной поскрипывала на сквозняке не запертая дверь, и доносились об-рывки фраз на гриффитском:

— Это же он… из города… из солдат, из военных… — говорила Кайна. К её голосу Джейк против воли прислушивался. Зачем, и сам не знал. Ведь и так ясно, — яснее ясного! — её отношение.

— Человек! — Ариартис был удивлён безмерно, — Человек?!

— Да! Этот… Ведь я же рассказывала! — Джейк представил, как мечется сейчас в эту минуту Кайна по дому, неслышно, не задевая ни сора на полу, ни стружек. И него-дует, и возмущается, если судить по голосу. А старик, тот, кажется, вообще ничего не понимает, и знает меньше всех. И говорит, словно оправдывается. Ну и подума-ешь, не разобрался сразу, кто перед ним, ведь я же не сделал ему ничего плохого! Ни одного резкого слова в ответ! Эта Кайна опять всех баламутит! Нарасскажет старику невесть чего, напугает всех и каждого. Потом хоть вообще на улице не показывайся, взглядом испепелят.