Циклоп - Олди Генри Лайон

Она зажмурилась, чтоб не видеть этого.

Глава восьмая

Драконы Вульма из Сегентарры

1.

— Вкусно?

Натан с надеждой заглядывал в лицо сивилле. Кулеш — вернее, кашу с горсткой сушеной моркови и лохмотьями солонины — он сготовил сам. Теперь изменнику не терпелось узнать мнение обожаемой госпожи Эльзы о своей стряпне. Интересоваться мнением Вульма парень опасался, и не без оснований. Вульм и так бурчал, что кулеш подгорел, а кое-кому надо руки засунуть в задницу.

— Что? — Эльза растерянно заморгала, возвращаясь мыслями из дальних далей. — Ой, я уже все съела. А еще осталось?

Сейчас, когда не требовалось никого спасать, тормошить и понукать, вести через пургу и гнать на скалы, Эльза — крыса и кошка — вновь превратилась в прежнюю сивиллу: застенчивую и скромную. Спросила добавки — и смутилась, потупила взгляд.

Натан просиял так, что чудилось: в пещере взошло солнце с улыбкой до ушей. Госпожа Эльза хочет еще. Может ли быть похвала лучше?!

— Осталось! Я наберу…

Парень сунулся к котелку, споткнулся и чуть не грохнулся в медленно угасавший костер. К потолку, навстречу кружащимся снежинкам, с треском взметнулся сноп искр. Костер вспыхнул ярче, блики пламени заиграли на «гребнях» и «бородах», украшавших свод. Блестящие от влаги сталактиты и сталагмиты полыхнули фейерверком. Пещера преобразилась, даря беглецам миг волшебства, недоступного для великих магов — и свет угас. Последними сверкнули клыки-аметисты в пасти каменного дракона. Вульм вздрогнул. Ему мерещилось эхо смеха, от которого кровь стыла в жилах. Нет, показалось. Тишина. Лишь журчит ручей у стены, да где-то капает вода. Должно быть, Вульм все-таки изменился в лице, и от сивиллы это не укрылось.

Один Натан ничего не заметил:

— Вот!

Изменник ухватил закопченный котелок за ручку, обжегся, зашипел от боли, но добычу не выпустил. Присел на корточки перед Эльзой, дуя на пальцы:

— Угощайтесь!

Говоря по правде, Натан оставил порцию кулеша для Циклопа. Очнется голодный, а тут — пожалуйста, горяченькое! Но отказать сивилле парень не мог. Лишь скосил здоровый глаз на сына Черной Вдовы, без движения лежащего на одеялах. Вроде, спит. Ну и славно. Иди знай, когда Циклоп придет в себя, а госпожа Эльза сейчас голодная. Очухается Циклоп, Натан ему свежего кулеша сварит… Не требовалось быть чародеем, чтобы прочесть мысли изменника. Эльза и Вульм переглянулись. В другое время они улыбнулись бы, но сейчас губы словно замерзли. Вульма, как он ни крепился, тревожил дракон на постаменте; сивиллу — мертвая магичка, говорившая устами Циклопа.

— Этот, — Вульм мотнул головой в сторону дракона. — Ты ничего не слышишь?

Эльза пожала плечами:

— Нет. А что я должна слышать?

— Он не смеется?

— Это камень, — сивилла говорила внятно и ласково, как с испуганным ребенком. — Камни не смеются.

— А золото? Рубины? Изумруды, Бел их сожри!

— Я никогда не слышала, чтобы они смеялись.

— Твое счастье… — Вульм сгорбился, втянул голову в плечи, превратившись в глубокого старика. — А я уверен, что этот каменный урод хохочет над нами!

«О боги! — похолодела сивилла. — Он повредился рассудком?»

— Смех. Тихий, издевательский смех. Неужели ты не слышишь?

— Здесь никто не смеется. Страж пещеры… Я доверяю ему. Этот камень на нашей стороне. В его пасти я нашла письмо от старшей сестры. Где лежат припасы, и вообще… Если кто и станет потешаться над нами, так только не он.

Вульм глядел на сивиллу с болезненным интересом. «Кто из нас сошел с ума? — ясно читалось на его лице. — Ты? Я? Мы оба?!»

— Наверное, ты права, — пробормотал он. — Я слышал этот смех перед смертью. С тех пор он преследует меня. Бывало, он умолкал надолго, но теперь…

«Смерть… смех…» — шуршанием палых листьев откликнулось эхо. «Что это? — подумала Эльза. — Разговор двух безумцев? Миг откровения? Человек говорит, что умирал. Я вижу, что он жив — сидит, хмурится, растирает больное колено…»

— Разве такое возможно? — спросила она. — Ты умер, и продолжаешь жить дальше?

Сегентаррец тихо застонал.

— Хорошо, не ты, — заторопилась Эльза. — Другой человек умер. Женщина. Ее тело сожгли. Но она все помнит, беспокоится, просит о помощи. Не призрак, не ходячий труп — боится, переживает…

Странная, хрупкая связь возникла между сивиллой и авантюристом. Превыше слов и смыслов, магии и власти, она поглотила обоих без остатка. Каждый говорил о своем. У каждого имелись собственные страхи и тревоги, воспоминания и надежды. И в то же время свое мало-помалу сплеталось в общее.

— Так бывает, — после долгого молчания отозвался Вульм. — Я умирал, и я снова жив. Поверь, я дорого заплатил за это…

Он вскочил на ноги, обернулся к Натану:

— Ты спрашивал, бросал ли я друзей? Что ж, слушай…

2. Смех дракона

Тенедержцы выступают с дальних сфер, где вымер свет,

Где в застывший сумрак вмерзли трупы сгинувших планет,

Где ветра задули звездам погребальные костры,

Где мертвец трубит побудку, встав на лысине горы,

Где подернуты долины ядовитой тишиной,

Где огни болот — как раны в рыхлой плоти торфяной.

I

Оказавшись под каменным козырьком, Вульм фыркнул по-лошадиному и так тряхнул мокрой гривой волос, что капли полетели во все стороны. Осенняя слякоть и дождь, зарядивший с утра, раздражали его. Жару летом и стужу зимой Вульм переносил лучше. Шрам на бедре — память о визите в мрачные подземелья Шаннурана — разнылся на погоду, тоже не прибавляя хорошего настроения.

— Далеко еще, Хродгар?

Великан-северянин с трудом, как медведь в узкую расщелину, втиснулся в укрытие. С шумом выдохнул, словно вознамерясь опрокинуть чарку крепчайшего травника, и полез за пазуху. Долго рылся там, забираясь все глубже — казалось, Хродгар копается в собственных потрохах — и наконец извлек на свет свиток тонкой кожи. Если верить Хродгару, он лично вырезал этот лоскут из спины несчастного следопыта-лигурийца. «Бедняга сам просил облегчить его страдания! Кричал, что карта жжет его огнем. Ну, я и помог, от чистого сердца… Правда, потом он все равно умер.» Перед смертью лигуриец рассказал: карту на его спине вытатуировал колдун посредством ужасного заклятия.

— Мы здесь, — корявый ноготь Хродгара уткнулся в пунктир, ведущий сквозь чешую нагорья Су-Хейль. Желая удостовериться, северянин выглянул из-под козырька, и дождь забарабанил по его рогатому шлему. — Точно тебе говорю. Вульм, ты ж грамотный? Что тут написано?

— Палец Хатон-Идура, — с трудом разобрал Вульм.

Напротив них в мглистое небо вздымался одинокий белый утес. Он и впрямь напоминал палец исполина, торчащий из-под земли. Зная чувство юмора исполинов, Вульм не сомневался, какой это палец.

— Значит, мы на верном пути!

Хродгар от души хлопнул приятеля по плечу, и Вульм едва не вылетел кубарем под дождь. Уроженцу студеных фьордов Норхольма было не привыкать к сырости. Осень в теплой Эсурии старалась — и никак не могла досадить великану. А близость вожделенной цели зажгла в его кабаньих, глубоко посаженных глазках огни азарта.

— Пошли, — буркнул Вульм. — Хорошо бы найти пещеру до темноты.

До входа они добрались засветло.

Тропа вильнула змеей — и завершилась раздвоенным «жалом», упершись в отвесную скалу. В камне, изъеденном ветром и временем, чернели две мрачные дыры — глазницы черепа. К ним вел ряд полуобвалившихся ступеней — столь древних, что возникало серьезное сомнение: человеческие ли руки вытесали их?

Вульм огляделся. Здесь, на крайнем западе Эсурии, в пустошах дикого приграничья, боялись селиться даже кровожадные пикты. Авантюрист и бродяга, Вульм по опыту знал: в холмах и подземельях может скрываться кое-что пострашнее дикарей. Семейка людоедов, следящая за тобой голодными взорами — не самое худшее в нашей тихой, скучной, а главное, короткой жизни. На миг ему почудилось движение на гребне ближайшего холма. Ладонь легла на рукоять меча. Искатель сокровищ замер, до рези в глазах всматриваясь в серую пелену дождя. Нет, показалось. Просто качнулся под ветром куст бересклета.