Медный король - Марина Дяченко

Он посмотрел на «Крыламу», рассекавшую воду острым носом. За ней тянулся хвост дыма, а на носу тоже возвышалась труба с черным раструбом, похожим на разинутый рот. Будто корабль требовал кормежки; Имиль вздрогнул – и рассмеялся: не ему кормить флагманский парусник. Не ему разливать суп и разносить кашу, резать хлеб и толочь зерно: «Крылама» возьмет свое в бою…

Он вдруг почувствовал, что устал. Сел на бухту свернутого каната, жесткого, с крупинками соли между волокнами. Закрыл глаза; ему представились пещеры у родного поселка. Он не вспоминал их несколько лет.

В пещерах прыгало эхо. Пугливые печорки шарахались от громких звуков, и потому Имиль вместе с другими ребятами-пастухами забирались глубоко под гору, подальше от жующего слепого стада. И там, в переплетениях подземных тоннелей, играли в эхо. Сперва просто кричали на разные голоса, завывали и щелкали, потом пели песни. Изловчившись, можно было устроить так, чтобы твой собственный голос подпевал тебе, надо было только найти правильное «ухо» в тоннеле; старшие парни заставляли эхо непристойно ругаться, девчонки – их было мало среди пастушков – смеялись… Никто не боялся ни темноты, ни путаницы подземных ходов: они так же свободно чувствовали себя под горой, как Ногай на собственном камбузе…

Ногай?!

Имиль разлепил глаза. Старший кок возвышался над ним, уперши руки в бока.

– Иди!

– Что?

– Иди, щенок… Да хранят тебя твои добрые боги.

«Пузан» замедлил ход, половину парусов убрали и на «Крыламе». Шлюпка висела над самой водой. Матросы ждали у лебедок. Властелин стоял у борта, глядя на идущий параллельным курсом корабль под черными парусами.

– Имиль, почему ты не остался в замке?

– «Для настоящего мужчины единственный праздник – война», – пробормотал мальчик, не успев подумать.

– Что? – властелин приблизил свое страшное, бледное, с очень черными глазами лицо к такому же бледному лицу подростка. – Что ты знаешь о войне?

Имиль сглотнул:

– Разве я нарушил приказ? Разве повелитель приказал мне остаться в замке?

Он заставил себя, не отводя глаза, выдержать цепенящий взгляд властелина. Казалось, прошли долгие минуты и даже часы.

– Хорошо, – проговорил властелин, разглядывая Имиля, будто впервые его увидел. – Тогда слушай мой приказ. Когда начнется… твое место в камбузе. В камбузе, Имиль. Если замечу тебя во время боя на палубе… Ты больше никогда не увидишь моря и никогда не прикоснешься к оружию. Обещаю.

И, не оглядываясь, он скользнул по веревочному трапу вниз; шлюпка встала на воду, почти сразу же взмыли весла, и через несколько минут маленькое суденышко полетело по волнам, торопливое, будто птица кричайка, и все равно медлительное рядом с большими кораблями. Шлюпка поравнялась с кормой «Крыламы», оттуда сбросили конец. Бездельники-солдаты столпились на борту, глазея. Старший кок Ногай взял Имиля за шиворот, крепко, но без злобы, и собирался вести на камбуз, когда с мачты донесся вдруг надсадный вопль впередсмотрящего:

– Паруса! Паруса на горизонте!

Флот Мирте шел под золотыми парусами. Они поднимались на горизонте, как солнечное марево. Развияр прищурился; сотни кораблей шли в едином строю, при том, что на стороне Золотых не было мага, управляющего ветром. Два воздушных потока – тот, что нес флот Мирте и тот, что по воле Яски наполнял черные паруса «Крыламы» – встречались над морем между двумя флотами и сплетались медленным вихрем.

– Красиво, – сказал Лукс.

Яска подалась вперед. Ее ноздри надувались вслед за парусами:

– Дальнобой. При таком ветре скоро войдем в зону обстрела.

– Снимай ветер, – Развияр наконец-то успокоился.

Он плохо начал этот поход. Его мучили кошмары, в которых трещал над головой маяк перед гаванью Мирте. В первоначальных планах отыскивались новые и новые бреши, их находила главным образом Яска; она ничего не простила и не забыла. Судьба сына волновала ее, но куда больше – пренебрежение ее собственной волей, волей могущественного мага. Пропасть между ее внутренней силой и упрямой волей Развияра становилась глубже с каждым днем, рискуя превратиться в бездну. Развияр ждал от нее взрыва – может быть, даже предательства. Может быть, удара в спину. И кто знает – может, дождался бы, если бы на горизонте не появились, горя под солнцем, золотые паруса.

Яска развела руки ладонями вверх. Ветер стих. На «Крыламе» вывесили сигнал: сворачивать паруса, ждать команды к бою. Глядя в подзорную трубу, Развияр различал теперь отдельные суда и людей на их палубах. Было слишком далеко, чтобы разобрать лица, но Развияр знал, что враги смуглы и подтянуты, что их золотые волосы коротко острижены, а в глазах нет страха. Столетиями жители Мирте усеивали морское дно трупами врагов и обломками их кораблей. Золотых атаковали огромные армии, налетали и наваливались, чтобы захлебнуться кровью, пойти на дно либо устлать своими костями неприветливые берега, в то время как парящий город Мирте по-прежнему смотрелся в воду тихой гавани.

– Кочегарам – полный.

– Кочегарам – полный! Сигнал на «Пузан» и на «Уховертку!»

– Есть сигнал.

Укрепленный корпус корабля содрогнулся. Дым из трубы повалил сильнее, расплылся тучей, путаясь в реях с подобранными черными парусами. Слева задымил «Пузан», справа «Уховертка».

– Далеко, Развияр, – одними губами сказала Яска. – Чтобы их достать, надо войти в зону обстрела.

– Щиты!

– Есть щиты!

Развияр поднял перед собой тяжелый щит в человеческий рост, очень тяжелый, окованный сталью, изогнутый так, чтобы прикрывать бойца спереди и сверху. Солнечный мир сузился до единственной узкой щели на уровне глаз. Лукс выставил щит, закрывая себя и Яску.

– Подарок в каюте? – некстати спросил Лукс.

Развияр не смотрел на него. Узенькая смотровая щель перед его глазами все ярче заливалась золотом: вражеский флот приближался. Солнечные искры прыгали в снастях, хотя паруса теперь были почти полностью свернуты. Горела бликами вода под мерно взлетающими веслами.

– Идут на веслах.

– Готовят залп, – равнодушно сказала Яска. – Три главных цели: «Крылама», «Пузан» и «Уховертка».

– Время?

– Нет.

– Как все-таки красиво, – пробормотал Лукс. – Сколько живу… не видел такой красоты.

– Все, что делают Золотые, красиво и долговечно, – Развияр усмехнулся. – Они даже крыс…

– Да замолчи, проклятый! – вдруг тонко выкрикнула женщина. – Почему ты не утонул тогда? Почему ты не утонул?!

Сделалось тихо. Ветер, нарастая, наполнял черные паруса «Крыламы» и уносил назад удушливый дым. Узкая труба, склонявшаяся над бушпритом, начала мелко трястись.