Джура - Георгий Тушкан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдали показались деревья. Они доползли до них, но воды и там не было. Неподвижно лежали путники возле деревьев и бредили. Тэке не было с ними. Он куда-то ушел.
Вдруг они услышали свист.
— Буря! — прошептал Саид. — Мы пропали!
Оказалось, что это прилетели бульдуруки.[46] Они сели невдалеке.
— Хоть бы напиться свежей крови! — прошептал Саид.
Джура с трудом поднялся, высек искру, зажег фитиль и выстрелил.
Все трое поползли на четвереньках к убитой птице. Крови они так и не напились, потому что она моментально запеклась.
Ночью Джура очнулся: Тэке лизал ему языком руку. Джура попробовал оттолкнуть его. Шерсть Тэке была мокрая. «Вода!» — хотел крикнуть Джура, но не было сил. Он медленно пополз за Тэке и достиг зарослей тростника. Джура, ломая тростник, бросился к воде. Он упал на живот и жадно пил воду. Отдышавшись, пил снова. Почувствовав прилив сил, он намочил одежду и вернулся к друзьям. Он выжал воду на лица Саиду и Чжао, и они пришли в себя.
К утру они вышли к большому каравану. Карамультук пришлось оставить в кустах, чтобы не вызвать подозрения.
Джура, Саид и Чжао нанялись погонщиками верблюдов. Они согласились работать только за еду.
V
Десять дней они ехали по малонаселенной местности. Стояли последние дни зимы. Похолодало, и шел снег.
Караван ночью вступил на базарную площадь.
Впереди на лошади ехал хозяин. За ним на осле ехал его ближайший помощник — караван-баши.[47] За первым верблюдом величественно шествовали двадцать пять других. Чжао, Саид и Джура ехали во главе следующей части каравана.
Увидев на площади свору собак, Тэке помчался к ним. Серый пес лез в нору из кошм, где лежал старый нищий. Заметив Тэке, пес обернулся и бросился на него, но Тэке сшиб его с ног. Из-под войлочной кошмы донесся слабый стон бредившего человека. Тэке отбросил собаку и влез в нору. Горячим языком облизал он лицо старика, затем выскочил и помчался к Джуре. Тэке визжал и тянул его за полу халата.
— Тэке, чего ты, Тэке? — спрашивал Джура.
А Тэке нетерпеливо взвизгивал и все тянул его в сторону войлочной норы.
Джура слез с осла. Вместе со своими двумя спутниками он разбросал кошмы.
— Здесь какой-то старик, — сказал он и склонился над замерзающим.
Тэке метался, лаял, бросался на собак и лизал лицо старика. Джура и его спутники ничего не понимали. Посовещавшись, они решили ехать дальше, но в это время старик открыл глаза.
Старик радостно и удивленно прошептал:
— Джура, Джура!
— Да ведь это Кучак! — закричал Джура.
Старик с трудом схватил руку Джуры и, прижав к своему лицу, заплакал.
Налетела метель. Снежинки таяли на улыбающихся лицах, и казалось, что люди плачут от радости.
За кишлаком караван остановился на отдых. В заброшенном строении собрались повеселевшие друзья.
Сидя у теплого костра, Кучак и смеялся и плакал.
— Болит? — спросил Джура.
— Ноги заморозил, — ответил Кучак, — и душу заморозил. Сейчас легче. С души будто ледяной обвал сорвался: в ушах звенит, и вижу вас будто сквозь снежную пыль… Может быть, я сплю?
Джура попробовал снять ичиги с ног Кучака, но не смог и распорол их ножом. Чжао смазал распухшие ноги Кучака барсучьим жиром из своей походной аптечки, собранной им в пути.
— Ну, а замерзшую душу твою будем лечить едой, — весело сказал Джура. — Ведь ты всегда говорил, что душа человеческая помещается в его животе.
— Я голоден и съем за десятерых, — сказал Кучак, — но я уже совсем не тот, что был. Не от долгой жизни зреет ум, а от долгих страданий. Я в этом убедился. Пережитого мною горя и страданий хватило бы на поклажу для тысячи верблюдов. Раньше я населял мир призраками и боялся их. Я и сейчас их боюсь, но гораздо больше я боюсь остаться здесь в стране, где растоптана правда бедных и где вершит все дела правда богатых. Я попробовал было заикнуться о справедливости — и впал в немилость, попал в беду. Меня преследовали, как раненого козла. Я был один. Я взял себе в спутники терпение и смирение, и они привели меня на базар и оставили умирать в одиночестве от голода, и вы воскресили меня… Да что говорить!..
Кучак заплакал, потом засмеялся сквозь слезы.
Он был безмерно счастлив. Он готов был снести любое наказание от Джуры за свой побег. Как ни была бы жестока эта кара, все же она после всего пережитого не могла бы затмить радость встречи, предвещавшей спасение.
Так и сказал об этом Кучак. Джура задумался.
Кучак не узнавал в суровом, похудевшем, почерневшем мужчине с резкими морщинами на лбу и запавшими глазами прежнего хвастливого юношу, каким он знал Джуру.
— Я тоже ошибался, — сказал Джура. — Что ж, будем вместе стараться делать все с умом. А умный, как говорят, не споткнется дважды об один и тот же камень.
— Конечно, — сказал Кучак. Он готов был соглашаться с любым словом Джуры.
— Чудеса! Даже улитка заговорила! — сказал Саид и, чтобы доказать Кучаку свое расположение, в ожидании, пока закипит вода, наточил нож и наголо обрил ему голову, после чего тщательно подстриг усы и бородку.
Костер пылал. Вода в казане и в чимганах закипела. Друзья съели по пиале мучной болтушки и запили чаем с черствой ячменной лепешкой. Кучак предложил сварить плов.
Они собрали свои медяки, и вскоре Саид принес большой кусок жирной баранины, бараньего жира и мешочек рису.
— Откуда столько? — спросил Джура.
Саид усмехнулся и сказал:
— Ради друга я готов на все!
Он и в самом деле готов был на любые жертвы, лишь бы Кучак не говорил о днях, проведенных с ним. Джура нахмурился, но промолчал.
Пока варился плов, Кучак рассказывал о своих странствиях, как он заболел, ослабел, питался дикими ягодами и кореньями и даже пробовал петь песни. Кучаку хотелось вернуться домой, а идти через горы Китайского Сарыкола, где жил Кипчакбай, он боялся.
Плов удался на славу.
Многое нужно было рассказать, но, как часто бывает при радостной встрече, друзья не находили нужных слов.
За чаем Кучак убедился, что Джура не хочет вспоминать о его побеге, и окончательно разошелся:
— Самая дурная страна та, в которой ты не имеешь друга, и самый дурной заработок для человека тот, за который его ругают. А уж я голодал и работал голодным! Били меня, ругали меня, а заработанного не платили. Джура, я виноват перед тобой, но ты — истинный друг! Ты знаешь, Тагай и Безносый живы!
— Они умрут! — твердо сказал Джура.
— Если бы я их встретил, я бы сам их зарезал, — ответил Кучак.