Война Иллеарта - Стивен Дональдсон

Кавинант внимательно наблюдал за ней, даже ее простейшие действия очаровывали его. Но пока он изучал ее гибкую фигуру, уверенные движения, расфокусированный взгляд, он пытался восстановить свое самообладание, пытался вернуть себе представление о том, где он с ней стоял.

Она была для него загадкой. Изо всех сильных и образованных людей Страны она выбрала его в сопровождающие. Он изнасиловал ее мать – и все же она выбрала его. В Мерцающем озере она его поцеловала – память об этом причинила боль его сердцу. Она выбрала его. Но не из гнева или желания наказать – не по какой-либо из тех причин, которые одобрил бы Трелл. Он мог видеть в ее улыбке, слышать в ее голосе, чувствовать в окружавшей ее атмосфере, что она не имела намерения причинить ему зло. Тогда почему? Из-за какого тайного замысла или страсти она пожелала его компании? Ему надо было знать правду. Но при этом он наполовину боялся ответа.

После ужина, отхлебывая из кувшина вино, по другую сторону светящегося гравия от Елены, он собрал свое мужество, чтобы спросить ее. Оба Стража Крови удалились из лагеря, и он был спокоен, что ему не придется состязаться с ними. Запустив пальцы в бороду, напоминая себе об опасности ощущений, он начал с того, что спросил ее, узнала ли она что-нибудь от Амока.

Она беззаботно покачала головой, и ее волосы образовывали при этом в свете гравия венец вокруг ее головы. – У нас еще несколько дней пути до Седьмого Завета. Будет достаточно времени для расспросов Амока. Он принял это, но не это было нужно ему. Собрав всю свою выдержку, он спросил, почему она выбрала его.

Она пристально смотрела на него некоторое время, прежде чем произнесла:

– Томас Кавинант, ты знаешь, что не я выбирала тебя. Ни один из Лордов Ревлстона не выбирал тебя. Друл Камневый Червь осуществил твой первый вызов, и направлял его при этом Презирающий. Таким образом, мы – твои жертвы, так же, как ты – его. Хотя возможно и то, во что верит Лорд Морэм – возможно, это был выбор Создателя Земли. Или, возможно, Старые Лорды… возможно, Высокий Лорд Кевин имеет некоторое влияние за пределами своей могилы. Но я не делала никакого выбора. – Потом ее тон изменился, и она продолжала. – Хотя, однако, я все же выбрала…

Кавинант прервал ее. – Это не то, что я имел в виду. Я знаю, почему это случилось со мной. Потому, что я прокаженный. Нормальный человек просто бы посмеялся. Нет, я имел в виду почему ты попросила меня отправиться с тобой на поиск Седьмого Завета? Пожалуй, были и другие люди, которых ты могла бы выбрать.

Она спокойно возразила:

– Я не понимаю эту болезнь, которую ты называешь проказой. Ты описываешь мир, в котором страдают невинные. Почему происходят подобные вещи? Почему они дозволены?

– Здесь все вовсе не так уж от этого и отличается. Или, как ты думаешь, что же произошло с Кевином? Но ты подменяешь предмет разговора. Я хочу знать, почему ты выбрала меня? – Он вздрогнул от воспоминания о недовольстве Троя, когда Высокий Лорд объявила свой выбор.

– Хорошо, Юр-Лорд, – сказала она неохотно. – Если на этот вопрос нужно ответить, я отвечу. Есть много причин для моего выбора. Ты будешь слушать о них?

– Начинай.

– О, Неверящий. Временами я думаю, что вомарк Трой не так уж слеп. И правда… но ты избегаешь правды. Однако я объясню тебе свои основания. Во-первых, я пытаюсь предусмотреть различные варианты развития событий. Если ты наконец придешь к желанию использовать свое Белое Золото, Посохом Закона я буду более в состоянии помочь тебе, чем кто-либо другой. Я не знаю секрета Дикой Магии – но нет инструмента более проникновенного, чем Посох. А если бы ты все же пошел против Страны, Посохом возможно удалось бы сдержать тебя. Хотя у нас нет ничего, что могло бы противостоять силе Белого Золота.

Но при этом я имела в виду еще и другие цели. Ты не воин – а Боевая Стража идет навстречу большой опасности, где только сила и мастерство в бою способствует сохранению жизни. Я не хочу подвергать тебя риску смерти. Тебе надо дать время найти свой ответ самому себе. И мне нужен был компаньон. Однако ни вомарк Трой, ни Лорд Морэм не могут быть отлучены от этой войны. Тебе нужны еще дальнейшие объяснения?

Он понимал незавершенность ее ответа и заставил себя настоять на продолжении, пересиливая страх. С гримасой отвращения за всепроникающую нечестность при его сопровождении кем-либо по Стране, он сказал нерешительно:

– Нужен был компаньон?! После всего того, что я сделал?!

Ты воистину необычайно терпима.

– Вовсе я не терпима. Я не совершаю выборов, не посоветовавшись с собственным сердцем.

На мгновение его лицо окаменело от подтекста того, что она сказала. Это было то, чего он одновременно хотел и боялся услышать. Но затем нерасположенность, симпатия, страх и самокритика одновременно переполнили его. От этого голос его стал резким, когда он говорил:

– Ты разбиваешь этим сердце Трелла. И сердце твоей матери.

Ее лицо окаменело. – Ты обвиняешь меня в страдании Трелла?

– Я не знаю. Он бы последовал за нами, если бы имел хоть какую-то надежду. Сейчас он знает наверняка, что ты и не думаешь о наказании меня.

Он остановился, но вид боли, которую он причинил ей, заставил его говорить снова, чтобы не допустить натиска ответных реплик, контробвинений, чтобы она не издала ни звука.

– Что же касается твоей матери – не мне говорить об этом. Я имею в виду не то, что я сделал ей. Это нечто, что я хотя бы могу понять. Я был в такой… нужде – а она казалась такой богатой.

Нет. Я имел в виду ранихина – того ранихина, который приходил в подкаменье Мифиль каждый год. Я заключил сделку с ними. Я пытался найти решение – какой-либо путь сохранить себя от наступления полного безумия. И они ненавидели меня. Они были почти как Страна – они были большие и сильные, и недоступные, и они не любили меня. – Ему не понравились эти слова: «не любили», как если бы эхо вторило ему: «гадкий, грязный прокаженный». – Но они поклонялись мне – почти сотня их. Они были приведены…

Так что я заключил сделку с ними. Я обещал, что не буду ездить не буду заставлять одного из них носить меня. Но я заставил их дать обещание – я пытался найти какой-либо способ предохранить все то величие и силу, и здоровье, и верность от того, чтобы все это не гнало меня к безумию. Я заставил их дать обещание прийти на зов, если они когда-нибудь понадобятся мне. И я заставлял их дать обещание посещать твою мать.

– Все их обещания по-прежнему остаются в силе, – сказала она так, словно это было для нее предметом гордости.

Он вздохнул. – Так сказала Печаль. Но не в этом дело. Видишь ли, я пытался дать ей хоть что-то, возместить ей это как-нибудь. Но это не сработало. Если причинил кому-то боль, то бессмысленно ходить вокруг, делая подарки. Это самонадеянно и жестоко. – Его рот скривился от горького вкуса того, что он хотел сказать. – На самом деле я пытался улучшить лишь свое собственное самочувствие.