Война Иллеарта - Стивен Дональдсон

– Отступаем! Отступаем! Сопротивление Боевой Стражи уже сокрушалось, когда он кричал это.

Ряды бойцов были сломаны, твари Душераздирателя кровожадно врывались в них. Более двух третей Боевой Стражи уже пало. Но что-то в приказе Троя оживило бойцов для последнего усилия. Пробиваясь через окружающих их врагов, они поворачивались и убегали.

Неожиданность их бегства открыла короткий разрыв между ними и армией Душераздирателя. Лорд Каллендрилл сразу же бросился расширять этот разрыв. Защищаемый кругом из Стражей Крови, он метал молнии огня, которые падали с грохотом в траву перед фронтом армии врага. Его вспышки приносили мало вреда, но служили причиной колебаний в войсках Опустошителя. Вызвав их замешательство, Лорд последовал за бойцами. Все уцелевшие – едва ли больше чем десять полных Боевых Дозоров – бежали прямо по направлению к Морэму. Увидев, что они идут, Лорд Морэм вышел встретить Троя. Он убедил вомарка слезть со спины Мехрила – было небезопасно ехать верхом под ветвями Леса – взял его за руку и повел по направлению к деревьям. Убегающие воины были почти за их спинами, когда Морэм и Трой шагнули в Дремучий Удушитель.

Сиройл Вейлвуд исчез, но его песня осталась. Она, казалось, ярко отблескивала от каждого листика Леса. Морэм почувствовал, что она ведет его, и слепо последовал за ней. Он слышал, как сзади воины доводят до предела свое изнурение в последнем рывке, устремляясь к убежищу или к смерти. Он слышал, как Кеан прокричал, словно с большого расстояния, что все уцелевшие уже среди деревьев. Но не оглянулся. Песня Защитника Леса очаровывающе уводила его. Сжав руку Трою и пристально всматриваясь вперед, во мрак, он двигался бодрой походкой, куда вела его мелодия. Вместе с Каллендриллом, Троем, Аморин, оставшимися Стражами Крови, всеми ранихинами и более чем четырьмя тысячами воинов, Лорд Морэм двигался через время вне мира и человечества.

Музыка медленно отстраняла бдительность его сознания, вовлекая его в транс. Он чувствовал, что все еще сознавал окружающее, но ничего сейчас его не трогало. Он мог определить начало вечера по изменившейся густоте мрака Удушителя, но не мог ощущать течения времени. В просветах между деревьями время от времени были видны Западные горы. По изменению положений пиков он мог оценить свою скорость.

Ему показалось, что он движется быстрее, чем скачет галопом ранихин. Но он не чувствовал ни изнурительности, ни усилий этого путешествия. Плавное течение песни несло его вперед, словно он и его спутники были как бы втянуты Удушителем. Это был сверхъестественный, призрачный переход, путешествие души, наделенное скоростью, которой он не мог понять, и событиями, которые он не мог почувствовать.

Пришла ночь – луна была совершенно темной – но он не потерял при этом дорогу. Некоторые намеки света в траве и листьях, а также песня делали путь ясным для него, и он шел уверенно, не нуждаясь в отдыхе.

Песня Защитника Леса освободила его от бренности смертности, окутав беззаботным миролюбием.

В наступившей тьме он услышал изменение песни. Эта перемена не воздействовала на него, но он понимал ее значение. Хотя Лес поглощал все другие звуки, так что никакие крики или стоны не достигали его ушей, он знал, что армия Душераздирателя сейчас сокрушается. Песня возбуждала веками дремавший гнев, горесть над обширными пространствами безжалостного уничтожения родственников, древнюю медленную ярость, которая поднималась по соку деревьев до тех пор, пока каждая веточка и каждый лист не разделили ее, пропитались ею, испытывая жажду действий.

И через это мелодичное воздействие проходил шепот смерти, словно корни, и сучья, и стволы приходили в движение, чтобы давить, душить и раздирать.

Против громады Удушителя даже армия Душераздирателя была маленькой и беззащитной – ничтожное оскорбление, брошенное океану. Деревья сметали могущество юр-вайлов, и силу пещерников, и безумный, отчаянный страх прочих созданий. Ведомые песней Сиройла Вейлвуда, они просто удушили захватчиков. Огни были растоптаны, обладатели мечей были заколоты, мощь учения юр-вайлов – подавлена. Затем деревья выпили кровь и съели тела – и подчистую убрали каждый след врага в апофеозе древней безумной ярости.

Когда песня вернулась к своему прежнему плавному течению, в ней, казалось, дышало жестокое удовлетворение победой.

Вскоре после этого – Морэм думал, что вскоре, – грохот, подобный грому, пронесся над деревьями. Сначала он решил, что слышит смертельную битву Душераздирателя. Но потом понял, что у звука совершенно другой источник. Далеко от них, где-то впереди и к западу, что-то ужасное происходило в Западных горах. Красное пламя вырывалось откуда-то из края гряды. После каждого извержения волна сотрясения пробегала через Удушитель и сполохи освещали ночное небо. Но Морэм был невосприимчив к этому. Он взирал на это с некоторым интересом, но песня окутывала его своим очарованием и предохраняла от всех опасностей.

И он не почувствовал беспокойства, когда осознал, что Боевой Стражи за ним больше нет. Кроме Лорда Каллендрилла, Троя, Аморин, Хилтмарка, Кеана и двух Стражей Крови, Террела и Морила, больше никого не было. Но он не был обеспокоен этим, песня обволакивала его миром и доверием. Она вела его вперед и вперед, через бездонную ночь к рассвету нового дня.

Когда начало светать, он обнаружил, что продвигается через лесистую местность, изобилующую пурпурными и белыми орхидеями. Их мягкие, чистые цвета вплетались в музыку, как если бы были нотами песни Сиройла Вейлвуда. Они тесно оплетали Морэма утешающей мелодией. С широкой бессознательной улыбкой, он позволил себе идти так, словно течение, которое несло его, успокаивало все его обиды.

Его странная скорость передвижения стала сейчас более явной. Через пробелы в свешивающихся ветвях, покрытых густой листвой, он мог уже видеть спаренные спирали Меленкурион Скайвейр, высочайших пиков Западных гор. Он мог уже видеть высокую отвесную стену, над которой располагалось плато Расколотой Скалы, и то, что борьба, которую оно скрывало, продолжалась.

Извержения и приглушенный гул исходили, отражаясь, из глубин основания гор, и красные отблески силы рассекали небо через неравномерные интервалы. Но он по-прежнему не был тронут этим. Его скорость, веселая, легкая быстрота, наполняла сердце радостным ликованием. Он преодолел уже тридцать или сорок лиг с тех пор, как вступил в Удушитель, но чувствовал себя готовым двигаться такими же темпами вечно. Весь последовавший за этим день прошел с той же мимолетностью безвременья, которая несла его через ночь. Солнце подобралось к закату, и тем не менее у него не было ни чувства времени, ни усталости, ни голода, ни физического впечатления, что он путешествовал целый день.