Война Иллеарта - Стивен Дональдсон

Послушай меня, Томас Кавинант! Триок, сын Тулера, из подкаменья Мифиль действительно мой отец, – родитель моего сердца, хотя он и не отец мне по крови. Лена, моя мать, не была замужем за ним, хотя он и умолял ее разделить с ним жизнь. Она больше не хотела ни с кем разделять свою жизнь – ее удовлетворяла жизнь твоего ребенка. Но хотя она и не разделила с ним свою жизнь, она разделяла его жизнь. Он окружал заботой ее и меня. Он занял место сына в семье Трелла, отца Лены, и Этиаран, ее матери.

Ах, он был строгим отцом. Любовь из его сердца шла не прямыми путями – острая тоска и печаль и, да, гнев против тебя ослабляли его, находя все новые пути, когда старые оказывались отвергнутыми или разрушенными. Но он дал Лене, моей матери, и мне всю свою отцовскую нежность и преданность. Суди о нем по мне, Томас Кавинант. Когда мечты о тебе уводили мысли Лены от меня и когда мучительная потеря Этиаран лишила ее способности заботиться обо мне и потребовалось, чтобы все внимание Трелла, ее отца, обратилось к ней – тогда Триок, сын Тулера, позаботился обо мне. Он мне отец.

Кавинант попытался погасить чувства язвительностью:

– Ему бы следовало убить меня, когда был для этого шанс.

Она продолжала, будто не слышала его:

– Он защитил мое сердце от несправедливых требований. Он научил меня, что муки и ярость моих родителей и их родителей не должны обязательно разрушать или бесить меня – что я не являюсь ни причиной, ни лекарством от их боли. Он научил меня, что моя жизнь – только моя собственность, что я могу разделять заботу и утешение при огорчениях без того, чтобы разделять сами огорчения, без того, чтобы стараться быть хозяином жизни других людей, а не только собственной. Он учил меня этому – он, который отдал свою собственную жизнь Лене, моей матери.

Он ненавидит тебя, Томас Кавинант. Однако если бы он не стал мне вместо отца, я бы тоже питала к тебе отвращение.

– Как ты думаешь, – проскрипел Кавинант сквозь зубы, – долго я могу еще это выносить?

Она ничего на сказала. Вместо ответа она повернулась к нему. Слезы полосами текли по ее лицу. На фоне темнеющей перспективы Тротгарда четко был виден ее силуэт, когда она шагнула к нему, обняла за шею и поцеловала.

Он чуть не задохнулся от неожиданности, и ее дыхание проникло в его легкие. Он был оглушен. Черный туман заволок его зрение, когда ее губы ласкали его.

Затем он на миг потерял контроль. Он оттолкнул ее, будто ее дыхание было заразным. Крича «Стерва!», махнул рукой и со всей силы нанес ей удар по лицу тыльной стороной ладони.

От удара она отшатнулась.

Он бросился за ней. Пальцы его ухватили одеяло и сорвали его с плеч.

Но это неистовство не испугало ее. Она выпрямилась, не отступая и не уклоняясь, не делая никаких попыток прикрыть себя. С высоко поднятой головой, обнаженная, она прямо и спокойно стояла перед ним, словно была неуязвима.

Кавинант отступил. Он дрогнул и отошел, как будто она ужаснула его. – Разве я совершил еще недостаточно преступлений? – хрипло выдавил он.

Ее ответ, казалось, был внезапен и чист, и прояснил странную особенность ее взгляда. – Ты не сможешь совершить насилие, Томас Кавинант.

В этом нет преступления. Я делаю это добровольно. Я выбрала тебя.

– Нет! – простонал он, – не говори так! – он обхватил свою грудь руками, словно пытаясь прикрыть дыру в доспехах. – Ты просто опять пытаешься давать мне дары. Ты стараешься подкупить меня.

– Нет. Я выбрала тебя. Я могу разделить жизнь с тобой.

– Нет, не надо! – повторил он. – Ты не знаешь, что делаешь. Разве ты не понимаешь, как отчаянно я… я…

Но он не смог произнести слов «нуждаюсь в тебе». Он подавился ими. Он хотел ее, хотел того, что она предлагала, больше, чем чего-либо другого. Но не мог сказать этого. Стимул более фундаментальный чем желание сдерживал его.

Она не сделала к нему никакого движения, но голос ее уязвил его:

– Как может тебе повредить моя любовь?

– Адский огонь! – он разочарованно широко развел руками, как человек, раскрывающий безобразный секрет. – Я же прокаженный! Неужели ты этого не видишь? – но сразу же понял, что она не видит, не может видеть, потому что у нее недостаточно знаний или горечи, чтобы постичь то, что он называет проказой. Он поспешил объясниться прежде, чем она шагнет к нему ближе и он тогда пропадет. – Смотри. Смотри! – он указал разоблачающе себе на грудь. – Ты не понимаешь, чего я боюсь? Ты не постигаешь этой опасности? Я боюсь, что я стану еще одним Кевином! Сначала я буду любить тебя, потом научусь пользоваться дикой магией, а затем Фаул поймает меня в ловушку отчаяния, и тогда я все уничтожу.

Вот такой у него план. Если я начну любить тебя или Страну или еще что-нибудь, ему тогда будет достаточно просто сидеть и посмеиваться! Проклятие, Елена! Разве ты этого не видишь?

Теперь она пошевельнулась. Оказавшись на расстоянии вытянутой руки, она остановилась и протянула руку. Кончиками пальцев она коснулась его лба, будто чтобы стереть с него темноту. – Ах, Томас Кавинант, – мягко выдохнула она, – я не могу смотреть, когда ты так хмуришься. Не бойся, любимый. Ты не разделишь судьбу Кевина Расточителя Страны. Я защищу тебя.

От ее прикосновения что-то сломалось в нем. Чистая нежность ее жеста пересилила его внутренние ограничения. Но сломалось не то, что сдерживало его самого, а разочарование. Ответная нежность омыла его сознание. Он смог увидеть в ней ее мать, и при этом видении он постиг вдруг, что не гнев вызывал в нем неистовство против нее, не гнев, который так затемнял его любовь, но скорее печаль и отвращение к себе. Боль, которую он причинил ее матери, была всего лишь замысловатым способом причинить боль самому себе – это было проявлением его проказы. Ему не требовалось теперь повторять этот поступок.

Все это было невозможно, все вообще было невозможно, все это даже вообще не существовало. Но в этот момент для него это было неважно. Она была его дочерью. Он нежно наклонился, поднял одеяло и укутал ее плечи. Затем нежно протянул руки и коснулся ее милого лица пальцами, чудом возвратившими себе чувствительность. Он вытер большими пальцами соленую боль от слез и нежно поцеловал ее в лоб.

Глава 22

Анундивьен йаджна

На следующее утро они окончательно покинули Тротгард и стали ехать верхом по неприветливой горной местности. Через половину лиги такого пути Амок привел их к мосту из грубых неотесанных камней, перекинутому через ставшую уже узкой реку Рилл. Чтобы побороть свою боязнь высоты и более уверенно управлять своей лошадью, он не стал перед ним спешиваться. Мост был широким, и Стражи Крови сопровождали Кавинанта по бокам на своих ранихинах. Трудностей не возникло. После моста Амок повел компанию Высокого Лорда все выше и выше в горы.